Кэтрин откинула голову, прижавшись затылком к его шее, и вздохнула. Это совсем не напоминало поражение, просто взаимное влечение друг к другу равноправных партнеров. Ей стало теплее, пальцы уже не были такими непослушными, ноги перестали дрожать в коленях и подгибаться. Граф осторожно развернул ее, и Кэтрин наконец взглянула ему в лицо. Холеный палец коснулся шеи, медленно приблизившись к подбородку, нежно приподнял голову, и их глаза встретились.— Не передумала? — низкий, мелодичный голос выдавал чувственное волнение.Кэтрин чуть улыбнулась, лицо ее посветлело, и в нем уже не угадывалось признаков страха. Что сделано, то сделано. Свое решение она приняла вполне осознанно и менять его не собирается.— Разве от этого кому-то станет лучше? — с вызовом спросила она.— Нет, — просто ответил он.Он еще ближе прижал ее к себе, и она вдохнула его запах. Он тоже готовился к встрече, принимал ванну. Чуть влажная рубашка говорила о его нетерпении. Ноздри щекотали знакомые ароматы свежей льняной ткани, бренди и пряный, опьяняющий запах его одеколона. У нее закружилась голова. Все, что было до этого вечера, скорее напоминало игру в кошки-мышки: он догонял, а она — убегала.— Идем, — услышала она ужасный приказ, и на этот раз ей придется подчиниться.Стук в дверь прервал ее размышления. Граф отпустил Кэтрин, и она спряталась в спальне. В комнату вошли служанки во главе с миссис Робертс, лицо которой выражало явное осуждение.Служанки ушли, и Кэтрин покинула свое убежище. Граф зажигал восковые свечи на столике, покрытом узорчатой шелковой скатертью. Пламя свечей отразилось в блестящих серебряных подносах с закусками, принесенных служанками. Здесь же стояла хрустальная ваза с последним осенним даром — тремя едва распустившимися бутонами роз. Было очень уютно, изысканно и явно продумано.— Очень мило, — тихо проговорила Кэтрин. Фрэдди поднял голову и посмотрел своими зелеными глазами на румянец, появившийся на ее лице, и сверкающие глаза, в которых отражались огоньки горящих свеч.— Надеюсь, тебя не раздражают мои приготовления, Кэт? Но лучше все предусмотреть заранее.— Я никогда не сомневалась в вашей предусмотрительности, милорд. Этого у вас более чем достаточно, как и всего остального.Кэтрин села за стол и приподняла крышку одного из блюд, в котором находился жареный цыпленок с рисом и всевозможными специями. Кэтрин села поудобнее и спокойно принялась намазывать маслом рогалик, испеченный Норой. На графа она не смотрела, хотя постоянно ощущала на себе его взгляд. Пусть он молчит, как бронзовая статуя, и смотрит на нее. Ему больше не удастся ее напугать. Она не допустит этого.Фрэдди сел напротив Кэтрин и, повторяя ее движения, тоже намазал маслом рогалик. Молчание длилось уже довольно долго, и никому не хотелось нарушать его обычными словами. Вся обстановка являла собой прекрасную декорацию сцены обольщения, за исключением самих героев.— Расскажи о своем доме, Кэт, — наконец произнес Фрэдди, и слова его прозвучали для нее подобно удару молотка по стеклу. Она почувствовала раздражение в его голосе. Кэтрин подняла голову и посмотрела на него, но граф уже улыбался милой, трогательной улыбкой, так похожей на улыбку Джули.— Особенно рассказывать не о чем, милорд, — ответила она, машинально собирая пальцами крошки хлеба и аккуратно складывая их на край тарелки.— Тебе это только кажется. В любом рассказе можно найти много интересного в самых привычных и обыденных вещах. Скажи мне, тебе понравился Мертонвуд?— Наш Донеган — маленькая усадьба, — начала она, считая затеянный им разговор не совсем уместным. — Она стоит между скал и покрытых зеленью крутых холмов. Это старинный дом, сооруженный в незапамятные времена. Крыша его слегка протекает, а стены начинают осыпаться. Но он мне очень нравится. Он такой же невзрачный, как и я.— Никто не назовет тебя невзрачной женщиной, Кэт! — весело сказал граф. — Можешь сколько угодно говорить об этом вслух, ты ничего не изменишь.«Тут он совершенно прав», — подумала Кэтрин. Сколько раз она самонадеянно заявляла, что спасет Донеган. Сколько раз ей удавалось убедить в этом кредиторов, слуг, управляющего, даже все понимающую Констанцию. Все равно все произошло так, как должно было произойти, а не как ей мечталось. И она в конце концов перестала надеяться и поняла, что желание и мечты — одно, а жизнь совсем иное.— Что с тобой? — озабоченно спросил граф, с удивлением заметив, что его комплимент вызвал совершенно непонятную реакцию, и Кэтрин того и гляди расплачется. — Извини. Я не знал, что мои слова причинят тебе боль. Успокойся, то плохое, что у тебя было, уже прошло. Переживания ничего не исправят, а повредить могут, — ласково добавил он.В его словах чувствовались нежность и искреннее участие, и они были абсолютно верными. Мучительные воспоминания о прошлом мешают жить. Кэтрин с интересом взглянула на графа. Каков же на самом деле этот сидящий перед ней красивый мужчина? Она видела его в облике озабоченного делами землевладельца, внимательного управляющего имением, бизнесмена, не слишком заботливого отца, а также человека, который пытался соблазнить ее и распоряжаться ею, как своей собственностью. Но что было у него за душой на самом деле, что он любил по-настоящему и о чем думал, Кэтрин не знала. А ведь речь идет о человеке, с которым она скоро станет очень близка. Каков он? Добрый или злой, заботливый или безразличный, безрассудный или расчетливый? Вот он сидит перед ней с изящной небрежностью истинного аристократа, гордый и уверенный в себе, ценитель и искатель наслаждений. Но это только внешняя оболочка. А что скрывается за ней? Пожалуй, она никогда этого не узнает. Такие, как он, не любят раскрываться перед другими людьми и подпускают к себе лишь настолько, насколько сами посчитают нужным. Все его чувства запрятаны в глубине души. Перед ней находится человек с сильной волей и стремлением к поставленной цели, привыкший во всем полагаться только на себя.Если бы граф прочитал сейчас ее мысли, он был бы поражен точностью суждений о его характере. Но он, конечно, не мог это сделать. Он был занят другим: положил на ее тарелку кусочек цыпленка, добавил к нему риса, затем овощей. Этого угощения вполне хватило бы ей, даже проработай она весь сегодняшний день в поле.— Ты была единственным ребенком в семье? — неожиданно спросил он, наливая в бокалы вино из охлажденной запотевшей бутылки.— Откуда вы знаете?— Просто угадал. Дело в том, что люди, у которых нет братьев и сестер, отличаются своей независимостью и действуют всегда по своему усмотрению, что весьма проявляется в твоем поведении.— Однако это в полной мере относится и к вам, милорд.— Пожалуй, придется согласиться, что и у старших братьев развиваются те же самые черты, — широко улыбнулся граф. — Но я имел в виду даже не столько твое поведение, сколько твое смелое заявление, дорогая. То, что ты не девственница, Кэт.— Мне бы хотелось, чтобы вы прекратили называть меня этим глупым именем! — раздраженно ответила девушка.— И я бы хотел, чтобы ты называла меня так, как я привык.— Мы уже обсуждали это, мой господин. Я не могу назвать вас Фрэдди, потому что это имя вам просто не подходит, — в свою очередь, улыбнулась Кэтрин.Граф прекратил потягивать вино и взглянул на нее сквозь хрусталь бокала. Как же прекрасна она, черт побери, с распущенными, струящимися по плечам волосами! Вспышка раздражения стихла, оставив на щеках девушки очаровательный румянец, так подходящий к ее коралловым, чуть приоткрытым сейчас губам. А глаза! Взгляд таких глаз может и убить, и обласкать. Фигура! Граф окинул взглядом Кэтрин и невольно выпрямился на стуле. Края ее желтой накидки распахнулись, обнажив тонкую ткань, и под ней угадывалось манящее женское тело. Он испытал зависть к ночной рубашке, которая прикасалась к этой белоснежной коже.— Не важно, как ты будешь называть меня, Кэт. Лишь бы мое имя слетало с твоих губ как можно чаще.— А если я вас буду называть грабителем, соблазнителем невинности или развратником?— Я не сделал ничего плохого, Кэт, — произнес он с грустной улыбкой. — Даже те, которых я оставил, могут подтвердить это. Если я лишал девушку невинности, то только с ее согласия и даже по ее просьбе. У меня множество принципов, которым я следую в своей жизни и не желаю никому их навязывать. Я не судья чужой нравственности. Развратник? Возможно. Я не собираюсь оправдываться перед людской молвой. Мне совершенно безразлично, что обо мне говорят в большинстве случаев. Но мы отвлеклись. Если я не забыл, мы говорили о твоей девственности или, вернее, об ее отсутствии.Кэтрин не менее минуты молча смотрела на графа, забыв об остывающем цыпленке и греющемся в ладони бокале с вином. Было не просто выдержать этот прямой, открытый взгляд, но граф выдержал его с честью. Двое соперников оценивали друг друга. Курьезность момента заключалась в том, что они вскоре должны оказаться в одной постели.— Это важно для вас? — тихо спросила Кэтрин дрожащим голосом.Фрэдди позднее понял, что она пыталась сгладить слишком нелегкий для него вопрос.— Да, — сумел произнести он почти безразличным тоном.— Мне казалось, что я влюблена, — Фрэдди хотелось услышать другие слова. Но он сам вызвал ее на этот разговор, который принял совсем нежелательное для него направление. Можно было предвидеть подобный ответ. Ему не хотелось слышать обиду, нанесенную чьей-то изменой, в ее тихом охрипшем голосе. Ни к чему вызывать печальные воспоминания, причиняющие боль. Эта ночь принадлежит ему.— А сейчас? — спросил он, боясь в то же время услышать ответ. Он испытывал одновременно и укоры совести, и чувство мести к неизвестному сопернику.Кэтрин улыбнулась и ничего не ответила, вызвав у него раздражение, смешанное с восхищением. Эта девушка-женщина обладала поистине дипломатическим даром, умудряясь вовремя отступить с искусством блестящего стратега.— Ты все еще любишь, Кэт?Он с жадным любопытством ждал ее ответа. Боже мой, он готов оставить ее в покое со всеми ее тайнами, но эту, единственную из всех, ему было необходимо узнать!— Нет, — коротко ответила Кэтрин. Граф получил ответ, который и желал услышать, но он не удовлетворил его. Он хотел узнать подробнее об этой истории. Неужели это и все?— Вы часто бываете в Мертонвуде? — поинтересовалась Кэтрин, с подлинным талантом опытной хозяйки лондонского салона переводя разговор на другую, более спокойную тему.Граф решил поддержать Кэтрин и дать ей понять, что его любопытство исчерпано. Предмет разговора был ловко замят, но не забыт.— Ты даешь мне понять, что я недостаточно хорошо выполняю свой отцовский долг? Ты ведь знаешь, как редко я здесь бывал.Ей было известно не только это. Мертонвуд был местом развлечения четвертого графа Монкрифа, где он устраивал пышные вечеринки, до сих пор имеющие скандальную известность. За свое довольно короткое пребывание в Мертонвуде Кэтрин многое узнала об истории семьи Монкриф. Но ее не интересовало прошлое, ее внимание привлекало настоящее и особенно события, связанные с жизнью сегодняшнего графа Монкрифа.— Мой дедушка родился в Мертонвуде и всегда считал его своим родным домом, хотя жил в Монкрифе. Он был уже довольно стар, когда я появился на свет, но не было более близких по духу людей, чем мы. Он научил меня ездить верхом. Мне было тогда только три года, но дедушка говорил, что именно в этом возрасте ребенок должен учиться верховой езде и не бояться лошадей.Воспоминания смягчили лицо графа. Кончики его губ дрогнули, складка на лбу расправилась.— Если Мертонвуд вызывает у вас такие приятные воспоминания, то почему вы не бываете здесь чаще?Кэтрин смутили веселые искорки в глазах графа, они стали добрее и утратили свою обычную твердость.Он сделался вдруг более доступным, и это испугало ее. В первый раз она смогла представить его маленьким мальчиком, безмятежным и веселым, лазающим по деревьям, неловко взбирающимся на первую свою лошадь, удящим рыбу на берегу реки в мертонвудском лесу. Но ей не нужна была эта его доступность. Она не позволит себе влюбиться в графа Монкрифа.— Поездки в Мертонвуд раздражали моего отца, — произнес он просто.Его слова мало что объясняли, но его ироничная искривленная улыбка и похолодевшие изумрудные глаза показали, как не просты были его отношения с отцом.— Понимаю, милорд, — прошептала она. Эта мгновенная смена выражения его лица, когда мальчишеское очарование исчезло, уступив место обычному властному и надменному виду графа, сказала ей больше, чем слова. — Я подозреваю, что с этим домом у вас связаны не только счастливые воспоминания о вашем детстве и дедушке. Я бы тоже не хотела снова вернуться в свой дом. Обычно тяжелые воспоминания перечеркивают счастливые моменты в нашей жизни.— Возможно, — коротко ответил он, проклиная е проницательность и свою откровенность.Третий граф Монкриф был не только скупым, но и очень властным и деспотичным человеком. Эти черты его характера особенно стали проявляться, когда сын подрос. Его самостоятельные, а порой весьма безрассудные поступки вызывали приступы гнева у третьего графа Монкрифа. Только с внуком старый граф позволял себе немного расслабиться. Но даже в доброте деда чувствовалась его чересчур сильная воля. Однако женщине, сидящей сейчас здесь, все равно не понять прошлого Фрэдди, и более чем глупо посвящать ее в него. Еще глупее самому растаять сейчас от собственных воспоминаний и дать ей повод думать, что граф Монкриф может распахнуть перед ней тайники своей души. Что за черт дернул его? Граф затряс головой, стараясь избавиться от наваждения.Кэтрин восприняла его раздраженное движение с облегчением. По крайней мере он теперь прекратит копаться и в ее прошлом.— Извини меня, Кэт. Воспоминания хороши, когда находишься в одиночестве.Но Кэтрин знала, что и тогда они приносят не меньшую боль. Интересно, что за секреты так тщательно скрывает граф? И надо ли ей на самом деле их знать? Кэтрин мало ела и почти совсем не пила. Она хорошо запомнила первый ужин с графом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46