— Пэдди, что стряслось? Что-то неладно с моей матерью?— Да нет, насколько мне известно, Сэмми. Разве что с языком вот не все в порядке, на котором изволила она изъясняться, ничего подобного я не слышал с тех пор, как покинул Омаха-Бич.— Что?— Я бы на твоем месте прошел в дом, малыш.Дивероу поспешил к воротам и, миновав их одним прыжком, побежал к двери, шаря в кармане в поисках связки ключей. Но они ему не понадобились: дверь открыла кузина Кора, которой вовсе не обязательно было находиться в прихожей.— Что стряслось? — повторил свой вопрос Сэм.— Госпожа Ломака и этот коротышка или напились до бесчувствия, или с ума посходили под воздействием полнолуния, хотя на небе и светит еще солнце. — Кора икнула, потом рыгнула.— Что ты несешь, черт бы тебя побрал? Где они?— Наверху, в твоих комнатах, паренек.— В моих комнатах? Уж не хочешь ли ты сказать?..— Да, хочу. Это то самое, о чем ты подумал, мой чудо-богатырь.— Никто не должен входить в мою берлогу! Мы же договорились!— В таком случае, полагаю я, одна из договаривающихся сторон нарушила данное ею слово.— Боже мой! — воскликнул Сэмюел Лансинг Дивероу и, промчавшись через огромный, отделанный розовым норвежским мрамором коридор, мигом взлетел по винтовой лестнице в свои апартаменты в восточном крыле здания. * * * — Снижаю обороты перед последним заходом, — произнес спокойно пилот, выглядывая из левого окна и попутно размышляя о том, приготовила ли его жена на обед рубленое жареное мясо, как обещала. — Будь добр, подготовься к выпуску элеронов.— Полковник Гибсон? — грубо вторгся в его мысли радист.— Хут слушает, сержант. В чем дело?— Вы не подключились к диспетчерскому пункту, сэр!— Очень жаль, но я только что от него отключился. Как бы там ни было, закат прекрасен, инструкции мы получили, и я доверяю и своему первому помощнику, и тебе, великий специалист по связи!— Подключитесь, Хут... полковник, хотел я сказать. Пилот мотнул головой и с изумлением увидел, что у его помощника вылезли на лоб глаза и отвисла челюсть.— Они не сделают этого! — закричал первый помощник с придыханием.— Чего «этого»? — спросил Гибсон, мгновенно переключаясь на частоту диспетчера. — Пожалуйста, повторите вашу информацию. Мы отключились, потому что проводили маневр.— Он, полковник, видать, шутник, этот ваш мастер высшего пилотажа, что справа от вас. Скажите ему, что мы сделаем это, потому что соответствующее распоряжение исходит от командования авиационного крыла по разведывательным операциям, сэр.— Пожалуйста, повторите еще раз. А то мой специалист по высшему пилотажу в шоке.— И мы тоже, Хут! — прозвучал еще один знакомый голос с диспетчерского пункта, принадлежавший его коллеге, офицеру в том же звании, что и Гибсон. — Мы сменим вас, как только сможем, а сейчас следуйте указаниям сержанта до места дозаправки горючим.— При чем тут дозаправка?.. О чем это вы, черт побери? Мы уже отработали свои восемь часов! Произвели сканирование Алеутских островов и Берингова моря, и притом в такой близи от матушки-России, что почувствовали запах щей. Тем более что время сейчас обеденное. Если уж быть точным, пора приниматься за ростбиф.— Сожалею, но больше мне нечего вам сказать. Мы разрешим вам вернуться, как только это будет возможно.— Тревога, что ли?— Во всяком случае, не из-за матушки-"Щи". Это все, что я могу вам сообщить.— Но «этого всего» недостаточно. Уж не приближаются ли к нам малютки-инопланетяне с квазара Квазары — космические объекты, особо удаленные от солнечной системы.

Тинкербелла?— Мы держим связь непосредственно с главнокомандующим стратегической авиации и с пунктом контроля охранного кодового устройства. Этого-то вам достаточно, Хут?— Достаточно, чтобы лишить меня обеда. Позвони моей супруге, ладно?— Не волнуйся: мы непременно известим об изменениях в плане работ жен и остальных родственников.— Эй, полковник! — прервал офицера с диспетчерского пункта первый помощник. — Имеется одно местечко в Омахе, в центре города, на Фарнэм-стрит. Называется оно «Дуги». Так вот, часов в восемь в этот бар заглянет рыжая крошка. Размеры примерно такие: тридцать восемь, двадцать восемь и тридцать четыре. Откликается на имя Скарлет О. Не пошлете ли вы туда кого-нибудь?..— Достаточно, капитан, вас отключают!.. Впрочем, погодите. Вы ведь сказали «Дуги», не так ли?Гигантский реактивный самолет «ЕС-135», известный как «Зеркало» и участвовавший в нескончаемом поиске в небесах, осуществляемом командованием стратегической авиации, резко взмыл вверх и, набирая скорость, поднялся до начальной высоты в восемнадцать тысяч футов. Затем, повернув на северо-восток, пересек реку Миссури и, покинув пределы штата Небраска, пошел над Айовой. С земли, из диспетчерской базы военно-воздушных сил Оффат, откуда командование стратегической авиации осуществляло контроль над своими подразделениями в различных уголках мира, полковнику Гибсону приказали шифровкой взять курс на северо-запад и идти на сближение с самолетом-заправщиком с целью пополнения запасов горючего, что должно было произойти в еще светлом на западе небе.В данном случае спорить не приходилось. Пятьдесят пятая стратегическая разведывательная эскадрилья — основное подразделение в Оффате — проводила наблюдательные полеты в рамках глобальных программ. Безотносительно к своему месту базирования она, как и родственная ей пятьдесят четвертая стратегическая разведывательная эскадрилья, обслуживала суперкомпьютер «Крэй Икс-Эм-Пи», находившийся в ведении ГНВВСП, что расшифровывалось как «Глобальные наблюдения военно-воздушных сил за погодой», хотя единственными, кто верил в то, что это чудо электронной техники и в самом деле имеет какое-то отношение к метеорологии, были всего лишь несколько высокоученых исследователей из СВК — «Стратегического воздушного контроля».— Что же должно произойти здесь? — проговорил полковник Гибсон, адресуясь скорее к себе, чем к своему первому помощнику.— Меня больше интересует, что, черт возьми, произойдет в «Дуги»! — произнес разгневанно молодой капитан. — В общем, дрянь мое дело! * * * В Пентагоне, в разукрашенном флагами кабинете всемогущего министра обороны, на трех диванных подушках восседал за огромным письменным столом крошечный человечек с узким личиком и слегка сбившимся набок хохолком и буквально выплевывал слова в трубку:— Я скручу их в бараний рог! Клянусь Богом, я устрою этим неблагодарным дикарям такую жизнь, что они попросят яду. Но я не дам его им! Никому не удастся загнать меня в угол! Я буду держать эти «сто тридцать пятые» в воздухе и в боевой готовности, если даже придется дозаправлять их и днем и ночью!— Я на вашей стороне, Феликс, — сказал несколько обалдело председатель Комитета начальников штабов. — Но я ведь не представляю военно-воздушных сил. Почему бы нам не разрешать им время от времени приземляться? Завтра к полудню вы будете иметь в воздухе четверку «сто тридцать пятых». Все они — из Оффата, что позволяет нам сэкономить время. Не могли бы мы разделить эти тяготы с другими базами командования стратегической авиации?— Ни в коем случае, Корки! Омаха — главный объект нашего наблюдения, и мы не допустим, чтобы кто-то еще совал туда нос! Ты что, не видел картин Дьюка? Стоит только дать хоть какую-то поблажку этим кровожадным краснокожим ублюдкам, этим отбросам общества, хоть в чем-то уступить им, как они тотчас подкрадутся к тебе сзади и снимут с тебя скальп!— Но как все-таки насчет самолетов и их экипажей?— Ты ничего не понимаешь. Корки! Разве не слышал ты таких вещей, как «Помоги мне подняться. Скотти!» и «Помоги мне сесть, Скотти!»?— Нет. Наверное, я в то время был во Вьетнаме.— Оставим это. Корки! — Министр обороны швырнул трубку на рычаг. * * * Бригадный генерал Оуэн Ричардс, главнокомандующий стратегической авиацией, разглядывал двух довольно странных субъектов из Вашингтона — в черных пальто военного образца и темных солнцезащитных очках под темно-коричневыми шляпами, которых не сняли они даже в присутствии женщины — майора военно-воздушных сил, проводившей их в его кабинет. Подобную неучтивость Ричардс приписал негласному воинскому кодексу, которого сам он никогда не признавал. Например, как нечто само собой разумеющееся, он отворял дверь своей секретарше, поскольку главным для него было не то, что она пребывала всего лишь в сержантском звании, а ее принадлежность к прекрасному полу, который вполне естественно, как считал он, требовал к себе уважительного отношения.Однако довольно скоро Ричардс убедился в том, что странность в поведении его гостей обусловливалась отнюдь не недостатком учтивости. Просто они были сумасшедшими, чем, возможно, объяснялось и то, что и в этот теплый летний день они не посбрасывали с себя тяжелые пальто военного покроя и темные шляпы и не сняли дымчатых солнцезащитных очков в бесспорно тускло освещенном кабинете генерала: все жалюзи были плотно закрыты, дабы не допустить в помещение ослепительных лучей предзакатного солнца. «Психи какие-то, да и только!» — резюмировал Оуэн.— Джентльмены, — начал он размеренно-спокойным тоном, несмотря на внутреннюю настороженность, заставившую его открыть незаметно нижний ящик стола, где он держал оружие. — Безусловно, раз вас пропустили сюда, значит, у вас есть на то право, и все же я прошу вас предъявить мне ваши документы, чтобы и я смог взглянуть на них. — И тут же, выхватив из ящика револьвер сорок пятого калибра, Ричардс взревел внезапно: — Прекратите шарить под пальто, а не то я разнесу вас обоих в клочья!— Вы же сами просили нас предъявить вам наши документы, — заметил человек слева.— И откуда, полагали вы, смогли бы мы достать их, как не из-под пальто? — вторил ему человек справа.— Берите бумаги двумя пальцами! Замечу только, что вы засунули внутрь всю руку, так сразу же размажу вас обоих по стенке!— Ваш военный послужной список вполне оправдывает столь чрезмерную подозрительность!— Вы правы: я провел в Вашингтоне два года... А теперь положите документы на стол. Оба так и сделали. — Черт побери, разве ж это документы! Бумаженции какие-то, к тому же написанные от руки!— Но зато с подписью, которую вы должны были бы узнать, — произнес агент слева. — И с номером телефона, несомненно, знакомым вам. Не будете ли вы любезны сами убедиться в этом?— С теми филькиными грамотами, что вы подсунули мне, я вынужден буду обратиться в канцелярию президента, чтобы удостовериться в подлинности ваших полномочий. — Ричардс поднял трубку телефона экстренной связи, нажал четыре кнопки и тотчас вздрогнул, услышав голос министра обороны. — Да, сэр... Да-да, распоряжения получены. — Генерал повесил трубку и, обратив на вторгшуюся в его кабинет пару огненный взор, прошептал: — Весь Вашингтон рехнулся!— Нет, Ричардс, не весь, а лишь кое-кто, — возразил агент справа, понижая голос. — Все должно храниться в строжайшем секрете. По-видимому, вам следует поспешить с отдачей приказов, так как завтра с восемнадцати ноль-ноль деятельность командного центра стратегического воздушного контроля скорее всего будет фактически приостановлена.— С чего это?— Осуществление данной акции выдается за проявление уважения к дебатам по поводу решения, чреватым принятием нового закона, неприемлемого для нас, — ответил агент слева, чьи глаза по-прежнему укрывались таинственно за стеклами солнцезащитных очков.— О каком законе ведете вы речь? — завопил генерал.— О том, что, по всей видимости, ориентирован на ком-ми, — молвил эмиссар из столицы. — Они внедрили в Верховный суд своих людей.— При чем тут комми? О чем вы там, черт бы вас побрал, толкуете? Ведь у них — «гласность», «перестройка», а этот суд — всего лишь передаточный механизм, который легко может быть заменен!— Вы, наш друг боевой, принимаете желаемое за действительность. Постарайтесь усвоить своим бронированным умом всего лишь одну вещь: мы никому не уступим базу! Это наш нервный центр!— Кому не уступите?— Так уж и быть, скажу. Кодовое название предмета нашей беседы — «УОПТАК». И это все, что вам следует знать. Спрячьте эти сведения под свое сомбреро.— Уоп... атака?.. Уже не вторглась ли в Омаху итальянская армия?— Этого я не говорил. Этническая галиматья не имеет к нам никакого отношения.— Так что же тогда вы сказали?— Все это сверхсекретно, генерал. Это-то вы можете понять?— Может — могу, а может — нет. А как с моими четырьмя самолетами, что поднимутся завтра в воздух?— Да так вот: «Помоги мне сесть, Скотти!», а потом: «Помоги мне подняться, Скотти!»— Что?! — заорал Оуэн Ричардс, срываясь со стула.— Мы слушаем, что говорит нам начальство, и вы, генерал, должны делать то же самое. * * * Элинор Дивероу и Арон Пинкус с побледневшими лицами, разинутыми ртами и остекленевшими глазами сидели рядышком на двухместной кожаной кушетке Сэма Дивероу в кабинете, оборудованном им лично для себя в реставрированном викторианском особняке в Уэстоне, штат Массачусетс. Они оба молчали, поскольку лишились дара речи. И неудивительно: нечленораздельное бормотанье, стоны, бульканье, исходившее из уст Сэма, — это все, что услышали они в ответ на заданные ими вопросы. Ничто не изменилось и после того, как Сэмюел Лансинг Дивероу, потрясенный налетом на его шато-берлогу, пригвоздил себя к стене, широко расставив руки и раскрыв ладони в стремлении хоть что-то прикрыть из изобличавших его фотоснимков и газетных вырезок.— Сэмюел, сын мой, — произнес наконец престарелый Пинкус, вновь обретя голос, но на уровне хриплого шепота.— Пожалуйста, не надо! — взмолился Дивероу. — Ведь точно так же обращался ко мне и он!— Кто «он»? — пробормотала Элинор не своим голосом.— Дядюшка Зио...— У тебя нет дяди по имени Си О, если, конечно, ты не имеешь в виду Симора Дивероу, который женился на кубинке и переехал в Майами.— Не думаю, что он его имеет в виду, милая Элинор. Если память не подводит меня, старика, то, как узнал я во время кое-каких переговоров в Милане, «зио» — это и есть «дядя», а где еще, как не в Милане, мог бы найти наш поверенный новых «дядюшек»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14