Михаил Афанасьевич Булгаков: «Тайному другу»

Михаил Афанасьевич Булгаков
Тайному другу


Записки покойника – 1




«Т. 1: Записки покойника: Автобиографическая проза»: Азбука-классика; СПб; 2002

ISBN 5-352-00139-3; 5-352-00140-7 (т. 1) Михаил Афанасьевич БулгаковТайному другу Дионисовы мастера. Алтарь Диониса. Сцена Дионисовы мастера. Алтарь Диониса. Сцены. — Булгаков обозначает темы, которые предполагал раскрыть в повести-романе, но не успел это сделать.
В этих заглавиях-темах драматург указывает на древние корни театрального искусства. Возникновение драмы и комедии в Древней Греции восходит к так называемым дионисиям — праздникам в честь древнегреческого бога Диониса, которого почитали богом-покровителем различных массовых красочных представлений, из которых и зародился театр. С давних времен актеры называли себя «мастерами Диониса», а сами представления разыгрывались на сцене (орхестре), в центре которой возвышался «алтарь (жертвенник) Диониса».
Для Булгакова все эти «магические» словосочетания были чрезвычайно важны, ибо непосредственное участие в современных ему «дионисиях» чаще всего заканчивалось для него печально. Возлагая на «алтарь Диониса» свое творчество, Булгаков приносил себя в жертву не древним, а современным обитателям политического Олимпа.

. «Трагедия машет мантией мишурной » «Трагедия машет мантией мишурной». — Навеяно Булгакову строками из «Евгения Онегина»:

Но там, где Мельпомены бурной
Протяжный раздается вой,
Где машет мантией мишурной
Она пред хладною толпой...

В феврале 1931 г. Михаил Афанасьевич запишет в томике «Белой гвардии», подаренном Елене Сергеевне: «Муза, муза моя, лукавая Талия!»

. I.ОТКРЫТКА Бесценный друг мой! Итак, Вы настаиваете на том, чтобы я сообщил Вам в год катастрофы ...в год катастрофы... — Напомним, что к осени 1929 г. вокруг писателя сложилась атмосфера безудержной травли. Все пьесы его были сняты, средств к существованию он не имел, за границу его также не отпускали. Подводя печальные итоги, Булгаков писал 28 сентября 1929 г. М. Горькому: «Все мои пьесы запрещены, нигде ни одной строки моей не напечатают, никакой готовой работы у меня нет, ни копейки авторского гонорара ниоткуда не поступает, ни одно учреждение, ни одно лицо на мои заявления не отвечает, — словом, все, что написано мной за десять лет работы в СССР, уничтожено. Остается уничтожить последнее — меня самого».
И в этой невыносимой ситуации Булгаков не только не сложил руки, но, напротив, работал как никогда энергично. Мало кому было известно, что он к тому времени уже написал роман о дьяволе, в котором ненавистные писателю гонители четко «проявлялись» не только в изображении современной художнику действительности, но и в оригинальной интерпретации событий, происходивших в древнем Ершалаиме.
Следует отметить, что Булгаков чуть позже расширил хронологические рамки своей «катастрофы». В письме В. В. Вересаеву 2 августа 1933 г. он писал: «Ох, буду я помнить годы 1929—1931!» Впрочем, «катастрофы» были еще и впереди.

, каким образом я сделался драматургом? Скажите только одно — зачем Вам это? И еще: дайте слово, что Вы не отдадите в печать эту тетрадь даже и после моей смерти. II. ДОИСТОРИЧЕСКИЕ ВРЕМЕНА Видите ли: в Москве в доисторические времена (годы 1921—1925) проживал один замечательный человек. Был он усеян веснушками, как небо звездами (и лицо, и руки), и отличался большим умом.Профессия у него была такая: он редактор был ...он редактор был... — Речь идет о Лежневе (Альтшуллере) Исайе Григорьевиче (1891—1955), редакторе журнала «Россия».

чистой крови и Божьей милостью и ухитрился издавать (в годы 1922—1925!!) частный толстый журнал ...ухитрился издавать... частный толстый журнал! — В письме Ю. Л. Слезкину (31 августа 1923 г.) Булгаков сообщал: «Лежнев начинает толстый ежемесячник „Россия" при участии наших и заграничных. Сейчас он в Берлине, вербует. По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься „Россия" будет в Берлине». Лежнев возглавлял журнал «Россия» («Новая Россия») в 1922—1926 гг., где были опубликованы в 1923 г. «Записки на манжетах», а в 1925 г. две части романа «Белая гвардия».

! Чудовищнее всего то, что у него не было ни копейки денег. Но у него была железная неописуемая воля, и, сидя на окраине города Москвы в симпатичной и грязной квартирке, он издавал.Как увидите дальше, издание это привело как его, так и ряд других лиц, коих неумолимая судьба столкнула с этим журналом, к удивительным последствиям.Раз человек не имеет денег, а между тем болезненная фантазия его пожирает, он должен куда-то бежать. Мой редактор и побежал к одному.И с ним говорил.И вышло так, что тот взял на себя издательство. Откуда-то появилась бумага, и книжки, вначале тонкие, а потом и толстые, стали выходить.И тотчас же издатель прогорел. Но ведь как! Начисто, форменно. От человека осталась только дымящаяся дыра.Вы спросите, к чему я все это рассказываю? Еще бы мне не рассказывать! Вы спрашиваете, как я сделался драматургом, вот я и рассказываю.Да. Так вот, прогорел.Прогорел настолько, что, когда моя судьба закинула меня именно в тот дом и квартиру, где приютился прогоревший, я видел его единственное средство (по его мнению) к спасению.Средство это заключалось в следующем. На большом листе бумаги были акварелью нарисованы вожди революции 1917 года, окруженные венком из колосьев, серпов и молотов. Серпы были нарисованы фиолетовой краской, молоты черной, а колосья желтой. Вожди были какие-то темные, печальные и необыкновенно непохожие.Все это нарисовал собственноручно прогоревший страдалец, за коим в это время числилось начету казенного 18 тысяч (Вы сами понимаете, что основное его дело был, конечно, не этот частный журнал), долгу казне 40 тысяч и частным лицам 13 тысяч.Зачем?!Оказалось, изволите ли видеть, что какое-нибудь издательство купит это произведение искусства, отпечатает его в бесчисленном множестве экземпляров, все учреждения раскупят его и развешают по стенам у себя.Впоследствии я нигде не видел его. Из чего заключаю, что не купили.Впрочем, и сам автор рисунка недолго просидел в комнате на Пречистенке. После того как в этой комнате остался только один диван, страдалец бежал. Куда? Мне неизвестно. Может быть, сейчас, когда Вы читаете эти строки, он в Саратове или Ростове-на-Дону, а может быть, и вернее всего, в Берлине. Но где бы он ни был, нет никакой возможности мне получить одну тысячу с чем-то рублей.Итак: книжка журнала была в типографии, страдалец в Буэнос-Айресе, редактор...Вы интересуетесь вопросом о том, где же брал мой редактор деньги до встречи со страдальцем?Теперь этот вопрос выяснен, и догадался я сам (я вижу мысленно, как Вы смеетесь! Если бы Вы были возле меня, наверное, Вы сказали бы, что вряд ли я догадался. Ах, неужто, друг мой, я уж действительно безнадежно глуп? Вы умнее меня, с этим согласен я...). Ну, догадался я: он продал душу дьяволу. Сын погибели и снабжал его деньгами. Но в обрез, так что хватало только на бумагу и вообще типографские расходы, авторам же он платил так, что теперь, при воспоминании об этом, я смеюсь над собой.Когда же дьяволовы деньги кончились и страдалец уехал в Ташкент, он нашел нового издателя. Этот не был дьяволом, не был страдальцем. Это был жулик.Скажу Вам, мой нежный друг, за свою страшную жизнь я видел прохвостов. Меня обирали. Но такого негодяя, как этот, я не встречал. Нет сомнений, что, если бы такой теперь встретился на моем пути, я сумел бы уйти благополучно, потому что стал опытен и печален — знаю людей, страшусь за них, но тогда... Мой Бог, поймите, дорогая, это не было лицо, это был паспорт. И потом скажите, кому, кому, кроме интеллигентской размазни, придет в голову заключить договор с человеком, фамилия которого Рвацкий ...заключить договор с человеком, фамилия которого Рвацкий! — Речь идет о З. Л. Каганском, издателе журнала «Россия», с которым Булгаков заключил договор (6 января 1925 г.) об издании романа «Белая гвардия» в журнале «в нескольких книжках» и о последующем издании романа «отдельной книгой». Самым «примечательным» в этом договоре был пункт четвертый, согласно которому журнал и издательство «Россия» получали право «эксплуатации романа до 3 июля 1926 года». За издательством сохранялись также преимущественные права при заключении Булгаковым договора на второе издание. Именно эти положения договора стали впоследствии опорой и основой для всевозможных махинации, которые предпринял Каганский после бегства за границу. Тяжба Булгакова с Каганским продолжалась 15 лет, и автор каждый раз терпел жестокое поражение в споре с мошенником.
В дневнике писателя сохранилось несколько записей, касающихся издания романа. Первая из них от 25 июля 1924 г.: «...началось то, что приходится проделывать изо дня в день, не видя впереди никакого просвета, — бегать по редакциям в поисках денег... Кошмарное существование... В довершение всего днем позвонил Лежневу по телефону, узнал, что с Каганским пока можно и не вести переговоров относительно выпуска „Белой гвардии" отдельной книгой, так как у того денег пока нет. Это новый сюрприз. Вот тогда не взял 30 червонцев, теперь могу каяться. Уверен, что „Гвардия" останется у меня на руках». И затем в течение пяти месяцев записей на эту тему в дневнике не последовало.

! Да не выдумал я! Рвацкий. Маленького роста, в вишневом галстухе, с фальшивой жемчужной булавкой, в полосатых брюках, ногти с черной каймой, а глаза...Но редактор, ах, редактор.Я прихожу к нему.Он говорит:— Ну, теперь, дружок, поезжайте в контору к Рвацкому и подписывайте с ним договор. Все наладилось! Ах, какая прелесть.Я ответил:— Послушайте, Рудольф Рафаилович. Я видел Рвацкого. Я его боюсь. Рудольф Рафаилович, у него фальшивая булавка в галстухе. Лучше я с вами заключу договор.Он улыбнулся, он сильный человек, он Тореодор из Гренады.Нарисовал кружок на бумаге и сказал:— Ребенок! Вы неопытны в жизни, как всякий писатель. Видите кружок? Это вы.На бумаге появился второй кружок:— Это я — редактор.— Тэк-с.Третий кружок обозначал, оказывается, издателя Рвацкого.— Теперь смотрите: я соединяю писателя и с редактором, и с издателем. Видите?Получилась геометрическая фигура — равнобедренный треугольник.— От издателя идет нить ко мне, и от него же идет нить к писателю. Мы с вами связаны только художественно: рукопись какую-нибудь прочитать, побеседовать о Гоголе... Денежных расчетов мы с вами никаких вести не будем и не можем вести. Я с вами могу говорить об Анатоле Франсе, а с Рвацким... нет, не могу, ибо он не понимает, что такое Анатоль Франс. Но с вами я не могу говорить о деньгах, и по двум причинам — во-первых, деньги не должны интересовать писателя, а, во-вторых, вы в них ничего не понимаете. Голубь, договоры заключаются с издателями, а не с редакторами, и, кроме того, Рвацкий уезжает в 2 1/2 часа дня в Наркомпрос, а сейчас без четверти два, так что поспешите, а не сидите у меня вялый и испуганный...Вертелось у меня на языке:— А почему же первый наш договор я подписал с вами — А почему же первый наш договор я подписал с вами? — Речь идет о договоре Булгакова с Лежневым на первую публикацию романа «Белая гвардия» в журнале «Россия», который пока не найден.

?Но, уже надевая свое потертое пальтишко в передней, я спросил все-таки глухо:— Но вы видели его глаза? У него треугольные веки, а глаза стальные и смотрят в угол.Ответил он:— Следующего издателя я достану с такими глазами, как у вас, — хрустальными. Вы, однако, человек избалованный. Внимательно прочтите то, что будете подписывать, а также и векселя.Не стану Вам, мой друг, описывать контору Семена Семеновича Рвацкого. Одно скажу, поразила меня вывеска: «Фотографические принадлежности». При чем здесь романы? Оглушительнее гораздо было то, что абсолютно ни одной фотопринадлежности в конторе не было. Лежали пять пакетов небольшого размера, и верхний был вскрыт, и я прочитал на коробочках надпись «Фенацетин». Фенацетин, мой друг, как Вам известно, конечно, не что иное, как пара-ацет-фенетидин, и примениться в фотографии может лишь в одном случае — это если у фотографа случится мигрень. Впрочем, я ведь фотографического дела не знаю, другое интересно: во втором углу лежали штук сто коробок килек. Так вот: Рвацкий, по словам редактора, в 2 1/2 часа должен был ехать в Наркомпрос. Кильки в Наркомпросе предлагать? Да? Или, наоборот, из Наркомпроса ему выдали кильки, и он хотел предъявить претензию, что они тухлые?Масса народу толклось в конторе Рвацкого. Все были в шляпах и почему-то встревожены. Я слышал слова: «вексель», «Шапиро» и «проволока».Принял меня Рвацкий как привидение. У меня создалось такое впечатление, что я его испугал. Твердо могу сказать, что ему мучительно не хотелось подписывать ни векселя, ни договор. Выходило из его слов такое: что и договор, и векселя это предрассудок и что неужели я думаю, что он не заплатит мне? Представьте себе, был момент, когда я дрогнул... Вижу, как Вы топаете ногой. Он хотел, чтобы я написал ему бумагу, что разрешаю ему печатать роман. Вы хохочете? Погодите. У меня хватило твердости. Я почувствовал, что я бледнею, и пошел к выходу. Тогда он меня вернул, мучительно пожимая плечами; при общих неодобрительных взглядах послал в лавочку за вексельной бумагой. Словом, я вышел из конторы через час, имея в кармане четыре векселя на четыре ничтожных суммы и договор ...имея в кармане четыре векселя... и договор. — Из дневниковых записей Булгакова: 29 декабря 1924 г.: «Лежнев ведет переговоры с моей женой, чтобы роман „Белая гвардия" взять у Сабашникова и передать ему. Люба отказала, баба бойкая и расторопная, и я свалил с своих плеч обузу на ее плечи. Не хочется мне связываться с Лежневым, да и с Сабашниковым расторгать договор неудобно и неприятно». 3 января: «Сегодня у Лежнева получил 300 рублей в счет романа „Белая гвардия", который пойдет в „России". Обещали на остальную сумму векселя.
1 2 3 4 5 6