Можно получить помощь от государства?
В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
И Холлис наклонился к Лизе:
- У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
- Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
- Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
- После водки все сойдет.
Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
- Миссис, а сколько вам лет?
- Почти тридцать, - ответила та.
- А почему вы такая молодая?
Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
- Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
Лиза почувствовала себя неловко.
- Иди домой, Лидия! - крикнул один из мужчин.
Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
- Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их "волге". Поэтому он сказал Павлу:
- Моя жена беременна, и ей пора спать. Мы и так вас слишком задержали. - Сэм встал. - Спасибо за ваше гостеприимство и особенно за водку.
Все рассмеялись. Люди начали уходить также, как и пришли, семьями, и каждый мужчина на прощанье пожимал Холлису руку и желал Лизе спокойной ночи. Женщины уходили молча.
Павел с Идой провели гостей в комнату. Это была спальня хозяев.
- Вот ваша постель, - сказал Павел.
Эта комната, как и кухня, освещалась единственной лампочкой на потолке, а обогревалась электрическим камином у кровати. Почти всю комнату занимали двуспальная кровать и два деревянных сундука, а пол покрывал потертый ковер. В стене торчали огромные железные костыли, служившие вешалками для одежды. На одном висели грязные брюки. В спальне было всего одно окно, выходящее на огород.
Лиза сказала Павлу и Иде:
- Прекрасно, спасибо вам. Мы увидели сегодня настоящую Россию. Мне до смерти надоели москвичи.
Павел улыбнулся в ответ и обратился к Холлису:
- Не знаю я, что вы за туристы, но как бы там ни было, вы - честные люди и можете спать здесь спокойно.
- Если жители Яблони никому ничего не расскажут о нас, то не будет никаких неприятностей, - сказал Сэм.
- Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
- Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
- Настоящая перина - пуховый матрас, - объяснила она Холлису.
- У меня аллергия на перья и пух, - сказал он, сунув руки в карманы. Я предпочел бы тракторную станцию.
- Да хватит ворчать.
Холлис подошел к кровати и, приподняв уголок стеганого одеяла, посмотрел, нет ли клопов.
- Чего вы там разглядываете?
- Ищу под подушкой шоколадку.
Она рассмеялась.
Холлис подошел к окну, проверил запертую щеколду и удостоверился, что в случае необходимости раму можно будет открыть.
Лиза подошла к нему и посмотрела в окно.
- Это - их личный участок. Каждой деревенской семье разрешается иметь только один акр. Все, как рассказывала моя бабушка. И все это по-прежнему идеализируют ленинградские и московские интеллектуалы. Русская безгрешность и непорочность земли.
Все осталось по-прежнему. Почему бы им как-нибудь не приехать и не взглянуть на все это?
- Потому что тут уборная на улице, - ответил Холлис. - Наплевать всем на деревенское захолустье и на этих людей! Разве вы не видите, как здесь все обветшало, разрушилось? Каждый мужчина, женщина, ребенок в этой деревне мечтают об одном: о билете в один конец - в город.
Она уселась на кровать, уставилась в пол и кивнула.
- И кроме того, все равно это собственность государства! Единственное, что есть своего у этих людей, - грязная поношенная одежда да кухонная утварь. А что касается их домов и так называемых "личных" участков, то правительство ни черта о них не заботится.
- Вы, конечно, правы, Сэм. Эти люди оторваны от земли, и эта земля сирота. Прошлое умерло. Крестьянская культура тоже.
- Ну, уже слишком позднее время для разговоров, - заметил Холлис. Надеюсь, что ваше доверие этим людям оправдается, и нас не разбудят стуком в дверь в три часа ночи.
Наступила тягостная тишина. Холлис взглянул на Лизу. Она стянула сапожки и носки и теперь растирала на ногах кончики пальцев.
- Что-то холодно здесь, - проговорила Лиза. Она легла на стеганое одеяло, а еще два одеяла натянула на себя до подбородка. - Очень холодно, повторила она и зевнула.
Холлис снял кожаную куртку и повесил ее на гвоздь, воткнул свой нож в сундук, стоящий рядом с кроватью, снял сапоги.
- Может, вам будет удобнее, если я посплю на полу?
- Да нет. А вам?
Поколебавшись, он стянул с себя свитер и джинсы и бросил их на сундук, выключил свет и улегся рядом с Лизой. Холлис откашлялся и сказал:
- Я бы не хотел разрушать ваши иллюзии о России, крестьянах и тому подобном. Мне это даже нравится. Издержки юности...
- Вы храпите?
- Иногда. А вы?
- Спросите у кого-нибудь еще. Я не легла на вашу любимую сторону кровати?
- Да мне все равно.
- С вами будет легко спать. Почему на вас синие трусы? Военно-воздушные силы?
Холлис откатился от нее и отвернулся к окну.
- Спокойной ночи, - сказал он.
- Вы устали?
- Наверное, должен был бы устать, - отозвался он.
- А я скорее перевозбуждена. Такой день...
- Вы - желанный гость.
- Что вы хотите этим сказать?
- Я сказал достаточно.
- Вы рассердились на что-то? Вы говорите сердитым тоном.
- Я просто устал. По-моему, это вы сердитесь на меня.
- Вы сердитесь потому, что я одета?
- Это ваша одежда. Если хотите измять ее, это ваше дело.
- До того, как остаться здесь, я имела три долгих связи, затем три коротких, одну интрижку с женатым мужчиной и два романчика на ночь. Когда я приехала сюда, у меня была связь с одним человеком до тех пор, пока он не уехал. Потом был Сэз, и вот...
- Потише... Я не чувствую ни рук, ни ног, - хрипло сказал Холлис.
Лиза склонилась над ним и положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней.
- Вы пристрелили двоих кагэбэшников и ни разу не вздрогнули, а вот сейчас дрожите.
- Просто холодно.
- Я тоже нервничаю. Но я хочу тебя, - прошептала она. - Возможно, никакого завтра у нас с тобой не будет.
- Ты говоришь, как один из моих истребителей: "А существует ли вообще завтра?"
- Мы войдем в него одновременно.
- Верно. А Сэз? Как он воспримет это?
Лиза замолчала. Холлис погладил ее по щеке и поцеловал.
Они разделись и крепко сжали друг друга в объятиях. Она гладила его спину и кончиками пальцев провела по гладким, упругим узелкам на его теле.
- Шрамы, - объяснил Сэм.
Он накрыл ее собой и стал нежно и долго ласкать.
- О, Сэм, как приятно... тепло...
- Тепло... да. - Он вошел в нее глубже и почувствовал, как ее бедра утонули в мягкой пуховой перине, а затем ее тело с удивительной силой выгнулось вверх...
Потом они отдыхали, крепко обнявшись.
- Я слышу, как бьется твое сердце, - шепнула она.
- А я чувствую твое дыхание.
- Теперь я засну, - она поцеловала его.
Холлис лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным звукам. Он чувствовал запах сигарет, доносящийся из соседней комнаты, чей-то кашель. Окошко чуть дребезжало от ветра.
Потом он услышал гул автомобиля на дороге.
Он ожидал услышать звук шагов и стук в дверь. Однако шум мотора постепенно стих вдалеке. В этой стране было очень мало граждан, местонахождение которых оставалось незафиксированным. А уж иностранцы, болтающиеся неведомо где, были грубейшей недоработкой этой системы.
Холлис закрыл глаза и поплыл куда-то. Он слышал, как Лиза что-то тихо бормочет во сне:
- Машина застряла!.. Я на дежурстве!.. Он и твой друг, Сэз...
Это была первая женщина из всех, кого он знал, во сне говорившая по-русски.
Холлис провалился в чуткий, беспокойный сон, и ему приснился он сам.
Глава 12
Лиза проснулась от каких-то звуков на заднем дворе. Тишину рассвета прорезал крик петуха.
- Снаружи кто-то есть, Сэм.
Холлис открыл глаза и услышал скрип двери.
- У них там уборная и умывальник.
- О!
С кухни доносился шум.
- Изо рта идет пар, - сказала Лиза. - Видишь? - Она выдохнула воздух. Воскресное утро, - проговорила Лиза. - Мне бы хотелось снова услышать церковный колокол. Тебе нравится утро?
- Что?
- Мне бы очень не хотелось считать это интрижкой на одну ночь, так что давай проделаем это еще раз.
- О'кей.
Через час за окном совсем рассвело.
Лиза обняла Сэма и нежно провела кончиками пальцев по его ноге.
- Перевернись.
Холлис лег на живот, а она скинула на пол одеяла. Вся спина его была в красно-розовых шрамах.
- Ты весь изранен. Это больно?
- Сейчас нет.
- Ты горел?
- Нет, это от осколков.
- А самолет взорвался?
- Ну, не сам по себе. Ему в задницу попала ракета "земля-воздух".
- Расскажи.
Холлис перевернулся на спину.
- Ладно. Это было двадцать девятого декабря 1972 года. По иронии судьбы все произошло как раз в последнюю американскую операцию над Северным Вьетнамом. Бомбежка под Рождество. Помнишь?
- Нет.
- Я находился над Хайфоном и возвращался в Южный Вьетнам. Вдруг мой второй пилот Эрни Симмз говорит так спокойно со своего заднего сиденья: "Они выпулили ракету". И дает мне какие-то советы, как от нее уклониться. Но "земля-воздух" уже летела в нас, и увернуться было невозможно. Последнее, что произнес Эрни: "О нет!" Следующее, что я помню - взрыв, приборная доска почернела, и самолет потерял управление. Все вокруг забрызгало кровью, даже парашют оказался весь в крови. Я думал, что это моя кровь, но это была кровь Эрни. Наш "F-4" вошел в крутой штопор и падал в Южно-Китайское море. Я выбросился с парашютом вместе с Симмзом прямо из открытой кабины. Какое-то время я плавал вокруг парашюта. Вьетнамские канонерки приближались к нам.
Холлис сел на кровати и уставился в окно.
- Симмз был метрах в ста от меня. Канонерка настигла его первым. Он заорал: "Сэм, они достали меня!" Я плыл к нему, а он махнул мне, чтобы я убирался к черту. Я не мог ему ничем помочь. Вьетнамцы втащили его к себе на борт и направились ко мне. Но вдруг появились спасательные вертолеты морской пехоты и открыли огонь по канонеркам. Канонерка, на которой находился Симмз, резко повернула под прикрытие береговых батарей, и наши вертолеты прекратили преследование... Потом меня отправили в плавучий госпиталь. Потом я узнал, что оказался последним пилотом, сбитым над Северным Вьетнамом. Весьма сомнительная слава. Симмз был последним пропавшим без вести.
- Боже... что тебе пришлось пережить! - воскликнула Лиза. - А ты не думаешь, что... Симмз... я хочу спросить, он никогда не объявлялся?
- Нет. Пропал без вести во время боя.
- А... а ты не думаешь... тебя что-то беспокоит во всем происшедшем?
Холлис ответил на ее незаданный вопрос:
- Не знаю, что бы я смог для него сделать. Однако он был моим вторым пилотом, и я несу ответственность. Может быть... Я, наверное, в чем-то ошибся, может быть, неправильно определил расстояние в воде между нами, не рассчитал время, когда подлетели наши вертолеты... У меня тогда все помутилось в голове, и я полностью отключился. Не знаю, чем бы я мог ему помочь. Конечно, я мог подплыть к нему и попасть вместе с ним в плен. Может быть, как командир самолета, именно это я и обязан был сделать.
- Но ты ведь тоже был ранен.
- Тогда я даже не понял этого.
- Значит, ты находился в шоке.
Холлис пожал плечами.
- Дело сделано. Все в прошлом.
Лиза погладила его по плечу.
- Эрни Симмз никогда не значился в северо-вьетнамских списках погибших в бою или военнопленных, так что он официально пропал без вести, - говорил Сэм. - Но я видел, как они затащили его на борт живым. И вот сейчас, в связи с делом майора Додсона, я снова об этом задумался. Об этих парнях, некогда выпрыгнувших с парашютом, о которых с тех пор ничего неизвестно. Теперь я думаю, а не угодил ли Эрни Симмз, как и еще тысячи наших парней, в Россию.
- Это ошеломляет, Сэм.
Холлис взглянул на нее.
- Ошеломляет?.. Пожалуй... Послушай, нам пора идти.
Холлис резко встал с кровати и подошел к сундуку, на котором лежала одежда.
- Ты очень красивый, - улыбнулась Лиза.
- Да брось ты!
Они оделись и вышли на кухню поздороваться с хозяевами. Ида дала им таз с горячей водой, полотенце и кусок мыла.
Холлис вышел из дома и решил прогуляться по дороге. Протекторы "волги" оставили следы на промерзшей глине. Почему они не остановились и не обыскали деревню - непонятно. "Повезло. Судьба, - подумал Сэм и мысленно добавил: - И лень". Хотя, может быть, кто-нибудь и искал их.
Холлис по тропинке вернулся в дом.
- Ну как, ничего интересного? - спросила Лиза.
- Ничего.
Ида пригласила их завтракать. Она поставила на стол тарелки с кашей, вареными яйцами и чай. Ее дети здесь же, за столом, готовили уроки.
- Какой у вас любимый предмет? - спросил их Холлис.
- English, - ответил мальчик.
Сэм улыбнулся и сказал по-английски:
- Мне известно, что в Москве учат английский студенты, но не знал, что его изучают и в деревне.
- Какой ваш любимый американский писатель? - спросила Лиза.
- Мы знаем Джека Лондона и Джеймса Болдуина*. The Fire Next Time печатали в Америке? - спросила Зина.
_______________
* Джеймс Артур Болдуин (р.1924 г.) - американский негритянский писатель.
- О да, я читала, - ответила Лиза.
- Автора посадили в тюрьму?
- Нет. Ему заплатили большой гонорар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57