Далее один или оба ротных медика, не зная о принятой им дозе, снова ввели ему морфий, и наконец врач, взявший его на борт вертолета, добавил чуть ли не фатальную дозу наркотика. Врачи согласились с общим мнением, что надпись на лбу Тайсона «Не давать морфий», написанная сокращенно, не объясняла ситуации. У Тайсона создалось впечатление, что медики хотели придать гласности это дело. Тайсон сказал им, что, по его мнению, Брандт просто пытался убить его. Почему же Господь отвел его руку? Брандт чуть не совершил отличное преступление, а Тайсон не менее отлично выжил.
Бен тупо смотрел на потрепанную тетрадку и, поддавшись импульсу, бросил ее в огонь. Потом взял каминные щипцы и переворошил кучу пылающего хлама, предавая огню последние доказательства его причастности к той войне.
Тайсон встал и начал обход дома. На каждом шагу ему чудилось дыхание прошлого: тени ушедших из жизни дорогих ему людей – друзья семьи, сидящие за обеденным столом, стоявшие у фортепиано, гости за игрой в бридж в «кабинете». В гостиной он увидел стул, на котором, бывало, часто сидел его отец, а вот место у окна, где всегда устанавливали новогоднюю елку. Войдя на кухню, Тайсон сразу вспомнил, в каком углу сидел маленький Дэвид на своем высоком стульчике во время кормления. А здесь, в прихожей, сын сделал свои первые шаги.
Незаметно для себя он поднялся на второй этаж, побродил по комнате Дэвида, заглянул в комнаты для гостей и остановился на пороге еще одной жилой комнаты. На третьем этаже была мансарда с помещением для прислуги, которое считалось нормой во время строительства дома. Но в наши дни, как любил говорить Тайсон, кухарка спит в хозяйской спальне, так что надобность в третьем этаже отпадает. Зачем нам нужно это пространство, пустое и никчемное? Разве мы сторонимся друг друга?
Он вспомнил дом, где вырос, в нескольких кварталах отсюда. Дом был примерно тех же размеров, как и этот, зато в нем жили его родители, три сестры, бабушка, иногда его тетка, старая дева, и выводок дворняжек. Мы слишком эгоистичны, чтобы иметь много детей. Мы отмахиваемся от пожилых и нищих родственников, вместо того чтобы пригласить их погостить у себя. Неудивительно, что так в конце концов мы останемся одни.
Войдя в свою спальню, он снял трубку и набрал номер. Подошла Марси:
– Алло?
– Это я.
– Привет тебе.
– Я хочу ребенка.
Марси с легкостью согласилась:
– Буду рада помочь.
– А может быть, и двух. Да, и еще собаку.
– Ну, последнее вряд ли у меня получится. Как там наш дворец?
– Пусто. Столько детских комнат пустует.
– С тобой все в порядке?
– Да. Со мной Мейсон. Я люблю Мейсона.
– Он, наверное, демократ.
– Он был бы дураком, не будь им. Думаю, что из нас также никто не является кандидатом в женихи или невесты в этом году, но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя.
– Это я тебя люблю, торопись домой, – ответила Марси. – Ты должен вернуться к девяти часам. У меня складывается впечатление, что армия забавляется, удерживая тебя на коротком поводке.
Тайсон повесил трубку, спустился вниз и, сняв с крючка куртку, включил сигнализацию, потом покинул пустой дом.
Мейсон распахнул перед Беном дверь урчащей машины и, когда тот занял свое место, предупредительно захлопнул ее. Мощный Мейсон проворно скользнул за руль. Тайсон сказал:
– Мне нужно побывать в разных местах. У тебя есть время?
– Если у вас будут остановки, значит, у меня будет работа.
Тайсон добродушно рассмеялся.
– Хорошо. Тогда сначала едем в клуб.
Мейсон довез его до клуба. Тайсон поднялся в кабинет секретаря и написал заявление о выходе из членов гольф-клуба. Следующей остановкой стал мужской клуб, с членством которого Тайсон тоже распрощался без сожаления. Заехав в банк перед самым закрытием, он снял почти все свои сбережения. Уже сидя в машине, Тайсон заметил в зеркале дальнего обзора неотвязно следующую за ними машину.
– Мейсон, а за нами следят.
– Знаю.
– Не переживай. Это мои ангелы-хранители.
– Ну тогда все в порядке.
Лимузин мчался по Франклин-авеню, останавливаясь у пригородных отделений компаний Блумингдейла, Сакса, Лорда и Тейлора, Абрама и Страуса, в промежутках они заезжали в небольшие магазинчики. Везде Тайсон расплачивался наличными, вызывая страх у цепенеющих продавцов. Он погасил все счета, удовлетворив свой каприз.
Он побывал у нескольких местных коммерсантов, где расплатился по всем счетам за дом. Потом они заехали в цветочный магазин, из которого на переднее сиденье машины перекочевала целая корзина роз на длинных стеблях.
– Это для миссис Уильямс от семьи Тайсонов. Мы надеемся, что она будет чувствовать себя лучше. Передай ей это.
Мейсон ахнул от неожиданности.
– Зачем это? Спасибо, мистер Тайсон, спасибо.
– Полно, Мейсон. Давай лучше прокатимся по городу.
– Как скажете, сэр.
Тайсон не спеша раскурил сигарету, за окном замелькали собор, отель, церкви, клубы, парки, широкие улицы с тенистыми деревьями, магазины, школы и маленькая железнодорожная станция.
– Ты знаешь, как это называется, Мейсон?
– Нет, сэр.
– У военных это называется сжечь за собой мосты, чтобы отрезать себе путь к отступлению и, собрав силы, атаковать. На гражданке это именуют прощальным визитом.
– Вы что же это, не вернетесь сюда больше? – всполошился Мейсон.
– Мне сейчас нужно вести себя так, будто этого никогда не произойдет. Если же мне суждено вернуться обратно, значит, так тому и быть, если нет, то я хочу вспоминать этот город таким, каким он приносил мне счастье давным-давно и вот сегодня, в этот августовский день.
Мейсон посмотрел в зеркало на своего пассажира.
– В душе вы никогда не покинете место, где родились и выросли. Я не вернулся в Диллон. Это в Южной Каролине. Я уехал, когда мне было семнадцать, но забыть свой дом не могу, хотя не был там особенно счастлив. Я помню, мы ходили в маленькую церковь... а, черт, больше ничего не помню. Там у меня осталась старая тетка.
– Обязательно навести ее. Посмотришь место, где Мейсон Уильямс ходил по улицам, в школу и церковь.
– Надо будет съездить.
Тайсон от волнения снова закурил.
– Мейсон, а ты следишь за прессой? Конечно же, следишь.
– Да, сэр.
– Ну... и что ты думаешь насчет всего этого?
– Трудно сказать, мистер Тайсон, – тяжело вздохнул Мейсон.
– Как долго мы знаем друг друга? Я помню, когда я еще учился в школе, ты возил меня по разным местам. Мой отец обычно сажал меня в твою машину и говорил: «Отвези этого болвана в школу, он скова опоздал на автобус». – Мейсон засмеялся. – Или же он говорил так: «Возьми его и этих юных правонарушителей, – так он называл моих друзей, – развлечься». А еще несколько раз ты подвозил меня в город встретить родителей к обеду.
– Да, сэр. Золотое было время. Мне нравился ваш отец.
– Я его тоже обожал. Поэтому ответь мне прямо. Что ты думаешь обо всем этом?
– Ну... я считаю, мистер Тайсон... вы можете рассчитывать на некоторых друзей... на их поддержку... они вас не бросят в беде. У вас полно друзей в этом городе.
– Разве?
– Да, сэр. Многие на вашей стороне. Вас чествовали на вечере в клубе на празднике 4 июля... Я невольно стал прислушиваться к высказываниям, и никто не говорил о вас плохо. – Он закашлялся. – В основном все переживают за вас.
Тайсон покачал головой.
– Может быть, у меня паранойя.
– Может быть. Может, вы всю вину взвалили на себя и переживаете из-за этого.
– Все может быть. Но сейчас мне хорошо.
– Я знаю. Это написано у вас на лице. Я чувствую это по вашему голосу. Таким я вас не видел уже много лет.
– Немногие мне говорят об этом. Почему ты думаешь, что я счастлив? Меня вот-вот начнут судить за убийство.
Мейсон какое-то время молчал.
– Вы стоите перед завершением. Не все люди получают такой шанс в жизни. Сейчас вы только начинаете стряхивать с себя шелуху, а когда это закончится, дела пойдут на поправку. У вас замечательная жена, и она вас поддержит в нелегкую минуту.
Тайсон улыбнулся.
– Уповаю на Господа нашего. Слушай, поедем мимо отцовского дома.
Мейсон кивнул и крутанул руль так, что машину чуть не занесло. Они выехали на Уайтхолл-стрит. Шофер остановился перед домом, где вырос Тайсон. Бен никак не мог вспомнить фамилию людей, живших в нем сейчас, да это и не имело значения. Прищурившись от яркого солнца, Тайсон нашел взглядом окно своей комнаты на втором этаже.
– Когда хоронили моего отца, кортеж с его телом проследовал на кладбище мимо этого дома. Все соседи вышли попрощаться. Я никак не мог понять, что происходит: кругом были одни спины. А когда понял, заплакал.
– Я знаю. Вы сидели в моей машине. – Мейсон отъехал от дома. – Так... С прошлым мы встретились, мистер Тайсон. Теперь куда?
– Даже не знаю. Мне нужно вернуться до девяти. Мне не разрешают так часто выходить за ограду воинской части. – Он взглянул на часы: без нескольких минут семь, тени за окнами машины постепенно удлинялись. Наступал вечер. Приятели его уже вернулись домой, и он мог навестить любого из них. Но под каким предлогом? А разве нужен предлог? – Поехали к Туламору.
Мейсон покатил на запад, Бен указал ему на белый обшитый досками дом в колониальном стиле в конце улицы – дом Слоунов. Он не мог точно сказать, был ли кто-нибудь дома, но его внутреннее состояние противилось этой встрече.
– А теперь в Брикстон.
Они проехали мимо дома Маккормиков, потом объехали дома еще нескольких друзей, некоторые из которых были уже дома, другие еще нет. Мейсон оказался поразительно терпелив.
– Вы хотите где-нибудь остановиться?
– Вряд ли. Я просто чувствую себя посторонним наблюдателем, которому хочется заглянуть краем глаза в чужую жизнь. Ты думаешь, мне нужно к кому-нибудь зайти?
Мейсон почесал в затылке.
– Наверное, вы сами знаете.
– Понимаешь, я последнее время немного тушуюсь. – Тайсон посмотрел на часы. – Наверное, ничего не выйдет. Время поджимает. Надо успеть на восемь десять до Бруклина.
– Хорошо, сэр.
Черный лимузин подкатил к станции.
– Мейсон, если бы ты участвовал в споре, чтобы ты поставил на меня?
Мейсон открыл дверь и посмотрел Бену прямо в глаза.
– Я сказал вам, что вы выглядите счастливым человеком. Ни один человек, совершивший то, о чем они говорят, не может выглядеть так счастливо. Просто расскажите им правду. Пусть они посмотрят на это вашими глазами.
– Хорошо. Я так и сделаю. – Тайсон протянул пятидесятидолларовую банкноту.
Мейсон недовольно покачал головой.
– Вы мне с детства переплачиваете. Спасибо за заботу. – Они крепко пожали друг другу руки. – Торопитесь. Я слышу поезд.
Тайсон медленно поднялся на платформу, попав под струи нагретого воздуха, подгоняемого приближающимся поездом. Над горизонтом догорал румянец заходящего солнца, а высокие дома на противоположной стороне уже накрыла тень. На автостоянке остались три машины, под навесом добродетельные жены ожидали прибытия из города поезда с милыми их сердцу мужьями. Тайсон оглядел на прощание здание станции, новый отель, библиотеку, парки, разбитые по старому образцу. Такие места обычно фотографировали на память, если имели склонность к ностальгии по подобного типа маленьким американским городкам. Гарден-Сити был лучшим местом в мире, но в худшем из миров. Он замыкал звенья его жизненной цепи. Марси была права и в то же время ошибалась. Все зависело от того, что у человека на уме и что просит его душа.
Ему очень нравились слова Роберта Фроста, который дал такое определение дому: место, где тебя примут, когда бы и откуда бы ты ни пришел.
Но домом можно считать и то место, из которого едут тебя искать, куда бы ты из него ни ушел.
Теперь этого места не существовало.
Поезд остановился, и Тайсон вошел в вагон. Он размышлял о том, что у поездов и железнодорожных станций есть нечто воскрешающее к жизни, что-то символическое – дорога, протянувшаяся в обе стороны. Но наступает в жизни час, когда нужно выбрать одну дорогу, а ты толком не знаешь какую.
Заняв место в пустом купе, Тайсон вынул из нагрудного кармана фотографию, где он вместе с сестрой Терезой стоит перед собором. Он с минуту разглядывал снимок, пытаясь сравнить типично американского юношу с человеком-монстром, в которого он превратился всего лишь несколько недель спустя. Глядя на Терезу, он не переставал поражаться тому, что, увидев бесчисленное количество смертей, невольной свидетельницей которых ей пришлось стать, она выглядела столь наивной, застенчивой и невинной. Наверное, в ее облике и заключался ответ. Ей с детства привили вакцину против душевных переживаний, неизбежных спутников войны. Его же душа и разум не выработали подобного иммунитета, и он почувствовал острую душевную боль, когда, выйдя в свой первый дозор, увидел сотни убитых, сметенную с лица земли деревню, оставшихся в живых маленьких, жалких оборвышей.
Он спрятал фотографию в карман и закрыл глаза. Он понимал, что Форт-Гамильтон может оказаться последним местом, которое он увидит до того, как вооруженный конвой доставит его в федеральную тюрьму. Он открыл глаза и посмотрел в окно. Пейзаж за окном ему нравился сейчас гораздо больше, чем когда-либо. Если ему еще раз доведется проехать по этой дороге, надо бы запомнить это.
Глава 36
Ранним утром янтарные солнечные лучи начали просачиваться сквозь опущенные жалюзи в гостиной Тайсонов. Взятый на прокат телевизор балансировал на складном столике, зафиксированном у стены. Одетый в теплый костюм, Тайсон сидел на краю кушетки с кружкой кофе и смотрел программу новостей. Марси, сидя в кресле, уплетала кукурузную лепешку, намазанную маслом, запивая ее горячим кофе. Дэвид, устроившись на полу со стаканом апельсинового сока, спросил:
– Не могли бы мы взять напрокат видеоплеер?
– Не на мою зарплату, – процедил Тайсон.
– Ну тогда давайте один привезем из дома.
– Нет.
Дэвид что-то проворчал в ответ.
Тайсон выразительно посмотрел на сына. Мальчишка становился на редкость нервозным и грубым. Возможно, причиной этого нервного синдрома явилась обычная скука, а может, и предстоящие занятия в школе.
Комментатор новостей отчеканивал каждое слово:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93