И уж, тем более, ничей пример. Наоборот, это я вас еще научу гулять по-настоящему. Потому что только германским воинам, истинным, я бы сказал, нибелунгам, уготованы после смерти пиры Валгаллы в окружении прекрасных белокурых женщин и боевых товарищей. И отсюда неизбежно следует, что к пирам этим нам надо готовиться заранее, еще здесь, на земле. Дабы не ударить лицом в грязь пред очами бога Одина. Уж очень они, пиры эти …э-э… пиршественные. А что нужно, чтобы хорошо подготовиться?
– Как что? – усмехнулся Велга. – Выучка, конечно! Закалка и тренировка и ещё раз тренировка и закалка.
– Правильно! Как там говорил этот ваш полководец… как его… Суровый?
– Суворов.
– Хм. А Суровый мне больше нравится. Суровый к врагам! А?
– Ну, и как он говорил?
– Трудно в учении…
– Тяжело в учении.
– Не сбивай. Тяжело в учении…
– Легко на привале!
– Да! То есть, нет, конечно. На привале, разумеется, легко, но я не это хотел сказать…
– В бою, в бою легко, Хельмут.
– Верно. Тяжело в учении – легко в бою. Только в бою всегда трудно, – вздохнул Хельмут. – Но все равно он был прав. И это его высказывание мы вполне можем отнести и к пирам. Можем или нет?
– Еще как можем! Я бы даже сказал, обязаны отнести.
– И я так считаю. Значит, смотри, что получается. Белокурые, златовласые, черноволосые и даже рыжекудрые прекрасные женщины есть, боевые товарищи на месте, вина и прочего в достатке, энтузиазм…. Энтузиазм присутствует?
– А как же!
– Тогда – гуляем!
– А я думал, что мы уже….
– Нет, это была только … м-м… прелюдия, вот. Черт, каких только слов в голове не водится, иногда просто сам диву даешься… По-настоящему я еще и не начинал.
– Одно плохо, – неожиданно погрустнел Велга и мягко, но решительно ссадил Карину с колен.
– Что именно?
– Боевых товарищей мало. Онищенко бы сюда, Руммениге… и остальных, тех, что убиты на Пейане…
– Да, – согласился Хельмут. – Мало нас осталось. Что ж, самое время помянуть павших и пожелать удачи живым. Эй, личный состав, приказываю всем налить! Помянем наших павших товарищей. Может быть, они глядят сейчас на нас откуда-нибудь с небес – тех, на которых мы ещё не бывали, и вместе с нами радуются. А мы их будем помнить всегда. Все мы живы лишь потому, что они приняли смерть вместо нас. И все наши победы – это их победы тоже.
Отряд выпил стоя.
Потом выпили за Землю со всеми ее параллельными двойниками, за Германию и Россию, за дружбу и боевое воинское братство, за победу над всеми бывшими и будущими врагами, за присутствующих здесь прекрасных женщин (за Аню отдельно), за здоровье Распорядителя, который предоставил им для отдыха такое замечательное место, за само место и за всю планету в целом.
После тоста за планету, Дитц ненадолго задумался, а затем поинтересовался у скромно сидящего рядом Арнольда, можно ли совершить ознакомительную экскурсию.
– Экскурсию? – переспросил мажордом. – Да, конечно. Какую именно экскурсию вы желаете совершить?
– Экскурсию по планете. Должны же мы хотя бы приблизительно знать, где находимся! Или вы предлагаете нам день за днём и ночь за ночью торчать в Доме и на берегу? Не спорю, это замечательное и даже где-то волшебное место, но, боюсь, оно мне довольно быстро наскучит вместе со всеми его чудесами. Нет, лично я желаю путешествовать! Тут ведь, наверное, есть и горы, и пустыни, и океаны. А?
– Разумеется. На Лоне красивейшие ландшафты и богатейшая флора и фауна. В Доме имеются подробнейшие голографические карты и видеоматериалы, если желаете…
– Карты – это, само собой разумеется. Но мне хочется посмотреть своими глазами. Есть у вас какой-нибудь транспорт?
– Всенепременно. Вездеходы, на которых можно с комфортом облететь и объехать всю планету. И даже обплыть. Совершенно безопасный, надежный и скоростной транспорт. Как раз для таких случаев. Прикажете подать?
– Пока не надо, – подумав, решил Хельмут. – Гуляем. А вот через день-два, чтоб все было на ходу. Задача ясна?
– Абсолютно. Тем более, что эти машины всегда на ходу.
– Отлично! Значит, наконец-то, можно ни о чем не волноваться, а спокойно выпить. Прозит!
Солнце давно скрылось за лесистыми холмами, и сияющие кружева незнакомых созвездий усыпали небо, а веселье продолжалось и продолжалось.
Казалось, отряд поставил перед собой цель непременно отведать все марки вин и прочих спиртных напитков, имеющихся в винных погребах Дома Отдохновения, а также испробовать все яства, предлагаемые его неисчерпаемыми кладовыми и поварами. Так что, и Арнольду, и Гансу Ивановичу, и официантам, и поварам в этот день и в эту ночь работы хватило. Отряд гулял и требовал для себя и своих подруг всего, чего душа пожелает. А душа желала всякого и разного.
Сначала потребовалась, разумеется, музыка, каковая немедленно была предоставлена.
Небольшой оркестр (три гитары, скрипка, флейта, саксофон, ударные и рояль – настоящие живые музыканты, хоть и, разумеется, искусственные существа) расположился на в мгновение ока сооруженной тут же, на берегу, сцене-подиуме и услаждал слух присутствующих, как песнями и пьесами из собственного богатейшего и разнообразнейшего репертуара, так и теми, которые заказывали люди.
Затем, когда южная ночь уже вплотную подобралась к пирующим, по желанию Валерки Стихаря (остальные его в этом поддержали) принесли множество факелов (никакого электричества – надоело!) на длинных шестах. Их воткнули в песок вокруг столов так, чтобы никто не испытывал недостатка в освещении.
Где-то стразу после полуночи Курту Шнайдеру пришла в голову мысль показать своей подруге, которую он уже изрядно к тому времени напоил (искусственные существа пьянели в той же степени, что и люди), настоящий красочный и шикарный фейерверк. Очень быстро выяснилось, что остальные девушки также ни разу в жизни не видели фейерверка, хотя теоретически знали, что это такое. Идея понравилась всем и немедленно была осуществлена с большим размахом и энтузиазмом. Да и как ей было не осуществиться, если на вопрос, есть ли в Доме фейерверк, Ганс Иванович лишь усмехнулся и немедленно отдал приказ по маленькому – меньше сигаретной пачки – и плоскому карманному телефону.
Такие же телефоны, кстати, были со вчерашнего вечера и у всех людей для связи друг с другом и обслуживающим персоналом. Арнольд и Ганс Иванович уверяли, что этому устройству не страшны любые расстояния, а заряжается он просто от солнечного света и без подзарядки способен работать до десяти местных суток, которые на Лоне длились двадцать пять с половиной часов.
Фейерверк вышел знатный.
Помощники Ганса Ивановича натащили на берег большое количество разнообразнейших праздничных ракет и шутих на любой вкус и, когда, распустившиеся в небе цветные яркие бутоны и россыпи фейерверка затмили своим сиянием и блеском звезды, Велга как-то вдруг и окончательно понял, что они победили и при этом остались живы. И понимание этого простого факта наполнило его такой чистой и всеохватной радостью, что даже сердце, как ему показалось, сладко замерло на секунду, не в силах вместить в себя сразу всю эту радость, но все же справилось, мягко ткнулось изнутри в грудную клетку и снова застучало учащенно и мощно.
По этому поводу требовалось немедленно сказать тост и выпить, что Александр и сделал, так как привык выполнять принятые решения. Отряд, как один человек, поддержал своего командира, а Дитц, расчувствовавшись, тут же отчего-то предложил тост за любовь, от которого также никто не смог и не захотел отказаться.
В дальнейшем ночь в памяти лейтенанта распалась на фрагменты, которые позже он, как не старался, так и не смог собрать в одно целое.
Он помнил, как вместе с Кариной они лежали на воде и смотрели в бесконечное ночное небо, полное звезд и неизъяснимой тайны.
Большой костер на берегу, который развел Вешняк, и совершенно незнакомые, но удивительно красивые песни, что пела Аня, аккомпанируя себе на гитаре.
Теплые мягкие губы Карины, и ее медленные, нестерпимо сладкие ласки.
Крепкий вкус испанского вина херес, которое они с Дитцем пили прямо из горлышка, передавая друг другу бутылку.
Мощную фигуру Малышева, уносящего Аню на руках к Дому.
Валерку Стихаря, настойчиво пытающегося обучить музыкантов словам и музыке знаменитой «Мурки»…
Ночевать почти все остались на берегу.
Кажется, именно друг Хельмут заявил, что негоже, закаленному в боях и походах солдату привыкать к мягкой перине и теплому одеялу. Настоящий солдат спит там, где застает его ночь. Конечно, палку не будем перегибать, и обойдемся, пожалуй, без рытья окопа и устройства блиндажа, но выставить часовых никогда не помешает. Особенно здесь, на чужой планете. Так и быть, на этот раз часовыми могут послужить и официанты. Они все равно существа искусственные и вполне могут обойтись без сна. То, что солдаты из них, как из дерьма пуля, не подлежит ни малейшему сомнению, но лучше они, чем совсем никого, – не бля… простите, наших прекрасных дам же на часы ставить! Он, Дитц, прекрасно понимает, что ни он сам, ни вверенный ему личный состав, а также товарищ лейтенант Александр Велга караульную службу в настоящий момент нести не могут по объективным причинам, а посему слушай приказ: официантам вооружиться шампурами, не спать и оставаться на посту вплоть до его, обер-лейтенанта Дитца, пробуждения. Людям же пусть немедленно принесут их личное оружие. Так, на всякий случай. Чтобы спокойнее спалось. Все. Выполнять.
* * *
Утро четвертого дня (на третий день отряд, конечно, ни на какие экскурсии не отправился, а продолжил заниматься тем же, чем занимался в первый и второй) застало рядового Стихаря в кустах.
С отвращением разлепив глаза, он перевернулся на живот и сделал попытку выползти на более менее свободное пространство. Попытка удалась, и Валерка, дрожа всем телом поднялся на ноги.
Допился, разведка, подумал он, ощущая с каким отвратительным скрипом, ворочаются в чугунной голове мысли, до дома не дошел – в кустах свалился. Все. Амба. Пора завязывать. Так, где это я… Ага, дорога впереди, а вон и Дом сквозь ветви просвечивает. Надо же, совсем чуть-чуть не дошёл. Но чуть-чуть у нас не считается. У нас считается только все и до конца. Ладно, пойдем тихонечко. Шажок, другой… вот и молодец. Ох, что же вчера было-то? Не помню ни хрена. Ладно, шут с ним, перемелется. А перемелется, и мука будет. Из муки пирогов напечем, за стол сядем, гулять бу… Не-не-не! Отставить гулять. А что тогда? Как что? Старый, веками проверенный способ. Баня и баба. Интересно, можно ли организовать в Доме баню? И куда я вчера дел свою бабу? Ладно, отыщется, не иголка. А вот и Дом. Интересно, где наши? Так, принимаем вид по возможности бодрый и независимый, потому как, если я вчера чего не того учудил, то все одно найдется, кому мне об этом подробно рассказать…
В своих душевных и физических страданиях Валерка оказался не одинок. Отряд являл собой жалкое зрелище, о чем ему, отряду, и было прямо заявлено единственным, чувствующим себя адекватно человеком, Аней Громовой.
– Мужчины… – подбоченившись, снисходительно-презрительно усмехалась она краем рта (все, видимо подчиняясь неведомому инстинкту, собрались в обеденной зале). – Солдаты. Защитники. Спасители человечеств и рас. Космопроходцы. Рыцари, я бы сказала, без страха и, уж тем более, упрёка. Вы в зеркало на себя глядели, рыцари?
«Рыцари» отводили глаза и бормотали под нос нечто маловразумительное.
– К-хм… – кашлянул в кулак Малышев. – Сейчас бы баньку истопить…
– Ты, Миша, прямо мысли читаешь, – немедленно поддержал таёжника Валерка. – Где наш Арнольд, интересно, и Ганс Иванович заодно? Спросить надо, есть ли тут баня, а то ведь помрем во цвете лет.
– Баня? – переспросил Майер. – Это что?
– Ну ты даешь, Руди, – сказал Шнайдер. – Столько в России провоевал и не знаешь. Баня – это исконно русская забава. Очень рискованная. Нам, немцам, не выдержать. Судя по тому, что я о ней слышал…
– Ты, Курт, – перебил его хмурый Вешняк, – одну исконно русскую забаву уже выдержал. Значит, выдержишь и баню. Сам потом спасибо скажешь.
– Одну – это какую? – заинтересовался Карл Хейниц.
– Пить три дня без просыху. И безобразничать всяко.
– Ну-у… – разочарованно протянул Шнайдер. – Нашли, тоже мне, исконно русскую. Она такая же русская, как и немецкая.
Начавшийся, было, интересный разговор прервало появление Альберта и Ганса Ивановича. У них немедленно поинтересовались наличием в вверенном заведении бани с настоящей русской парной и, получив ответ, что таковая, конечно же, имеется и полностью готова, выразили желание немедленно воспользоваться.
Глава шестая
Дэнни Джордан (Дабл Д, как звали его когда-то друзья и единомышленники, царство им небесное и земное) вздохнул и ещё раз оглядел хижину, соображая, не забыл ли чего. Эх, неохота идти. Но – деваться некуда. Жратва совсем кончилась, сигарет осталась одна пачка, а он, как ни мало ему было нужно, совсем без еды, а, тем более, без курева обходиться не научился. Дэнни грустно усмехнулся в седые усы и бороду.
Да, благословенное было время, когда они, хиппи конца 60-х – годов, редко задумывались о таких пустяках, как еда, одежда или кров. Когда тебе 18 лет, а рядом те, кто думает и поступает так же, как и ты – это легко. Всегда все находилось. И еда, и выпивка, и подруга, и косячок…
Сейчас, когда ему почти шестьдесят, а рядом не осталось никого из тех, с кем он делил хлеб и любовь, еду и все остальное, он тоже живёт не сказать, чтобы очень трудно. Деньги пока ещё есть, и ему всего-то и надо, что раз в неделю сходить в город. Это, если ничего съедобного не попадётся в лесу. Но поголовье диких кроликов в окрестностях за последнее время довольно резко уменьшилось, и вообще охота с помощью силков (Дэнни не признавал использование огнестрельного оружия для добывания пищи) стала занимать слишком много времени и сил.
Внизу, в городе, к нему относятся как к безобидному чудаку. И даже считают чем-то вроде местной достопримечательности – ещё бы, чуть ли не последний из настоящих первых хиппи! – даже туристам показывают гору, на которой он живет.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7