https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/kruglye/
Значит, мне интересно, чтобы жили и вы!.. Выйти из дома всем, сразу после того, как я укажу направление движения!..
Окидывая взглядом верхушки подступающего к дому черного леса, Слава быстро сообразил, где может находиться группа сотрудников НКВД. К деревне подступала речка, и было совершенно ясно, для него, во всяком случае, что минимум две усиленные спецгруппы сотрудников расположились по обеим ее берегам.
– Вы, вы и вы, – указывая на три группы лежащих за его спиной бандитов, – быстро уходите рекой. Будут стрелять – не отвечать!.. Что бы ни случилось – не стрелять! Ночь не день – каждый выстрел – как на ладони. По вспышкам выстрелов вас будут вычислять, словно вы оставляете за собой зарубки на деревьях! Не та тема, чтобы валить всех подряд!
Кажется, это прозвучало убедительно. И пятнадцать человек, шурша сапогами и бряцая оружием, двинулись навстречу своей смерти.
– Назови старшему из каждой группы название деревни, у кладбища которой нам нужно встретиться, – сказал Корсак Червонцу перед тем, как первая группа двинулась в рассвет. – Я бы сам сказал, да не знаю…
Повинуясь непонятному чувству, Слава заботился сейчас не о жизни бандитов, а о жизни сотрудников милиции. Ложь о том, почему нельзя отвечать на огонь, прокатила как по маслу, и Корсак вдруг почувствовал, как внутри его в смертельной схватке сцепились противоречивые чувства: его семью хотели убить чекисты, а он сейчас спасает жизни этих убийц, его семью спасли бандиты, а он, Корсак, делает все возможное для того, чтобы те погибли при первом же боестолкновении…
Следующие пятнадцать человек отправились в обратную сторону, и для Корсака не было откровением, что на направлении, противоположном засаде у реки, расположилась не менее сильная группа. Известная войсковая тактика – встретив на своем пути превосходящие силы противника, ты уходишь в обратном направлении, где тебя уже ждет, надеясь на этот твой маневр, такая же превосходящая группировка.
Еще десять человек Корсак, пользуясь завоеванным за считаные минуты авторитетом, направил в болота. Эта десятка потенциальных смертников посчитала такой исход самым благоприятным для себя, поскольку никто из них не верил, что сможет утонуть, зато все свято верили, что на болоте их ждать точно не станут.
Когда перед домом, штурм которого обещался все через тот же рупор, через минуту остались Слава, Червонец, Крюк и с ними четверо, Червонец сплюнул никак не желавшую сворачиваться кровь и хрипло рассмеялся, глядя в лицо Крюку:
– Ну что, рады? А нам этот легавый сейчас посоветует встать и поднять руки! Нормальный ход! Молодец папа! Вот так, умирая, сдают бывших подельников! Семье сына продавшего душу вора – помилование, а нам – смерть!..
– Еще раз рот откроешь – вышибу все золото, – пообещал из темноты Корсак. – Хотите остаться на этом свете в виде живых существ – следуйте за мной…
И Корсак на глазах изумленных бандитов двинулся по-пластунски в сторону поля, покрытого начинающим розоветь туманом.
– Туда?! – взвился Червонец, снова адресуясь к Крюку. – На голое поле?! Да это же все равно что встать на ночной улице под фонарь!..
Вместо ответа Крюк мелко перекрестился, сплюнул и ловко, как ящерица, пополз вслед за офицером.
– У тебя моя жена и сын, дурак… – донеслось до слуха Червонца, и он, повинуясь не разуму, который потерял окончательно в начавшейся сумасшедшей стрельбе, а какому-то подкожному чувству, двинулся в наступающий рассвет последним…
Слава полз сквозь мутный туман, потеряв ощущение жуткого холода, и перед лицом его, словно наваждение, стояла одна и та же картина: Света в ночной рубашке, взгляд ее беспомощен и беззащитен, и Ленька, кричащий от яркого света, бьющего ему в глаза…
За его спиной, в полукилометре от места их нахождения, гремели выстрелы из «ТТ», «ППШ», «ППС», резкие хлопки винтовок снайперов, наганный кашель и размеренная работа пяти или шести пулеметов Дегтярева…
Они почти уже вышли из зоны поражения, как вдруг один из бандитов резко вскрикнул и завертелся волчком. Утренняя мгла позволила видеть лишь корчащийся клубок. Этот клубок изрыгал брань и находился в постоянном движении.
– Что? – всполошился Червонец, не догадываясь, что резкий шепот в этой обстановке слышен за несколько сотен метров. – Что такое, Гусь?!
Поняв, в чем дело, Слава резко развернулся и стал возвращаться обратно.
Тот, кто был именован как Гусь, стонал и терял силы от желания вынуть из спины что-то, очень ему мешающее. Корсак, прижимая его к земле и закрывая грязной ладонью рот, молил лишь о том, чтобы шальная пуля, поразившая бандита, была на излете, чтобы это не был прицельный выстрел.
В первом случае Гусю грозило лишь заиметь пулю под кожей и последующую неприятную процедуру выемки ножом. Сколько таких ослабевших от полета пуль Корсак вынул из своих подчиненных, он уже не помнил, одну пришлось вынимать самому из себя.
Но если эта пуля летела по прямой… Она могла войти в Гуся в районе копчика и застрять где-то под лопаткой. И в этом случае все чудовищно усложнялось…
– Где? – едва слышно прошептал Ярослав, прижав губы к холодному уху Гуся. – Я сейчас уберу ладонь, а ты просто скажешь, куда ударило, ладно?..
– Бок… – Гусь хотел добавить еще что-то, но Корсак налег на его губы ладонью.
Значит, бок… пуля на излете не могла оказаться в боку. Ползущего по земле человека пуля на излете может ударить в спину, но никак не в бок…
– Живот… горит… – бормотал Гусь, в котором Слава уже давно узнал водителя «Мерседеса», увозившего его из Питера в Коломяги.
Перевернувшись, Корсак сунул руку под куртку и медленно оторвал лоскут от полы рубашки.
– Все равно не хватит, – прорычал Червонец, крутящий головой во всех направлениях.
Он очень удивился, когда увидел, что лоскут оборачивается не вокруг тела раненого, а вокруг его рта.
Подцепив за руку Гуся, Слава закинул его себе на спину.
Но даже с этой ношей он полз впереди, и только одному ему было известно, что это не так легко, как показалось Червонцу и Крюку.
– Да ты просто ударник диверсионного труда, – съязвил тот, кого Святой назвал своим преемником.
Слава прополз еще около сотни метров, когда вдруг почувствовал, как резко промычал перетянутым ртом Гусь, дернулся всем телом… и вытянулся, становясь с каждым мгновением все тяжелее и тяжелее…
«Неужели умер?..» – с горечью подумал Слава, последние полчаса действовавший машинально, привыкнув работать в таком режиме последние шесть лет. Он не давал себе отчета в том, что спасает не товарища, а бандита, на совести которого, наверное, не одна человеческая жизнь. Он выносил из района боевых действий человека из своего круга… чтобы не оставлять фактов пребывания группы на этом месте… чтобы тело не досталось врагу… чтобы дать шанс жить тому, кто был рядом с ним… Он работал.
Он остановился, медленно положил Гуся и перевернулся сам.
Рассвет уже вступил в свои права. Слава рассмотрел и хищное лицо Червонца, и испуганные взгляды остальных, и окрашенное кровью лезвие финки, которую наследник Святого вытирал о подол Гусевой телогрейки.
– Он все равно не жилец, – глядя прямо в глаза Корсаку, хриплым шепотом, похожим на шорох змеи в траве, объяснил Червонец. – А нам лишняя обуза. Все равно издохнет, а нам с тобой еще дела делать. Верно, пан Домбровский?
Гусь лежал, привалившись к Славе правым боком. Конвульсии уже закончились, и теперь он просто спокойно вытянулся рядом.
– Будешь всех так кончать, кого зацепит? – довольно громко спросил Слава, пытаясь скрыть движение своей руки в правый карман телогрейки Гуся.
– Много болтаешь, – предупредил, не отводя взгляд, новый «иван». – Мы еще не договорили, забыл?
– Кончай языком болтать, Червонец, – разозлился Крюк. – Нашли место время отношения выяснять!..
– Выяснять будем потом, – горячо пообещал Червонец, – сейчас просто дату намечаем.
– Хватит, на фуй, намечать! – вскипел кто-то из братвы. – Нам сейчас наметят по девять граммов на брата!.. Веди дальше, паныч!..
Слава усмехнулся, развернулся и пополз дальше, радуясь не тому, что закончен глупый разговор, а маленькому «браунингу», переместившемуся из кармана ватника Гуся в карман его куртки.
Стрельба стала рассредоточиваться, загрохотали ручные гранаты – много гранат, слишком много, чтобы не догадаться о том, что столкновение распределилось по очагам и теперь противоборствующие стороны находятся на расстоянии тридцати-пятидесяти метров, на расстоянии броска гранаты.
Однажды рвануло так, что Слава невольно обернулся. В небо, от того места, где стоял уже невидимый за высокой травой приговоренный дом, взметнулись густые, оранжевые, с черной поволокой, клубы. Видимо, одна из пуль пробила бак заправленного под завязку «Мерседеса»…
Два или три раза громыхнули трофейные фауст-патроны. Слава, обернувшись, увидел, как над лесом, в уже невидимой деревне, поднимаются окрашенные в красно-янтарные цвета клубы дыма. Это горело последнее пристанище бандита Святого. Смерть, достойная воина, – в бою, смерть позорная – вне кладбища и отпевания… Смерть без памяти, без могильного холма, без креста, смерть человека, единственным доказательством существования которого на земле будет отныне являться тот, кто продолжал сейчас ползти по холодной земле на запад. Этим доказательством был Корсак Ярослав Михайлович, урожденный Домбровский. Человек без прошлого и будущего. Человек без настоящего.
Глава 3
Они ползли мучительно долго. Когда не привыкшие к длительным физическим нагрузкам бандиты начинали за спиной Славы сопеть, как паровозы перед станцией, он останавливался, дожидался, пока они поравняются с ним, выжидал минуту, после чего снова начинал ползти. Его, бывшего кадрового разведчика, неимоверно бесил шум, который издавали эти головорезы. Любой треск, шорох или скрип металла в разведке означал обнаружение и однозначный исход. Группу засекали из-за одного-единственного идиота, который либо плохо обмотал антапку на автоматном ремне, либо уложил в десантный ранец фляжку рядом с запасными магазинами.
Корсак всегда тщательно готовил свою группу, проверяя каждую мелочь. Все начиналось с построения и демонстрации содержимого ранца. Первое, что он делал, – это отбрасывал от каждого ранца одну из банок тушенки и приказывал брать вместо нее лишний автоматный магазин.
Никакого бритья и, соответственно, одеколонов. Бритое лицо при луне блестит, как задница, а парфюмерная вонь явно не сочетается с натуральным ароматом хвои и травы.
Главное перед выходом было, конечно, оружие. Корсак запрещал брать разведчикам своей группы немецкие автоматы «шмайссер» и «МП-38». Они, безусловно, удобнее при перемещении, но у них имелся ряд недостатков, на которые не обратит внимания командир обычного войскового подразделения. Во-первых, они имели дурную привычку клинить после падения в грязь или банального намокания. Немецкая сталь, славящаяся своей безупречностью, на этот раз не поддерживала славные традиции, и «шмайссеры» успевали заржаветь за два часа, что не могло не сказываться на их работе. Во-вторых, весом они мало отличались от советских автоматов, и, наконец, при стрельбе из этого оружия не приходилось говорить о кучности стрельбы. При выстреливании более двух патронов стволы «МП-38» и их аналогов резко задирало в сторону и уводило вправо.
А потому Корсак предпочитал советские «ППС» и «ППШ». Звуки выстрелов из этого оружия в тылу врага, конечно, демаскировали группу, но какой педантичный немец продолжит спать, если у него за спиной вдруг начнут работать не русские автоматы, а его родные немецкие? Немец все равно начнет проверять, в связи с чем такой переполох вне расписания.
Но особое место при подготовке группы к выходу занимала звукоизоляция. Корсак лично брал в руку каждый из автоматов и тряс его за ремень. Идеальным считалось, когда при таком трюке лишь шумел воздух вокруг вращаемого автомата. Следующим этапом была проверка финских ножей. Каждый из разведчиков сначала медленно, а потом быстро вынимал оружие из ножен. Идеальным считалось, когда при этом вообще не возникало ни единого звука. Даже легкий скрип, напоминающий скрип бритвы по щеке, вызывал у Ярослава раздражение, и он отправлял нерадивого диверсанта смазывать ножны ружейным маслом.
Ни один разведчик в группе Корсака не выходил на боевое задание в новой обуви. Помимо того, что он мог натереть ноги, в самый неподходящий момент могли заскрипеть «ботиночки моремана», получившего увольнение на берег…
Эти же шестеро за его спиной так шумели, что Ярослав лишь стискивал зубы, чтобы не выматериться от всей души.
Через полчаса стало ясно, что засада, если таковая и была на их пути, осталась за спиной. Но Корсак был уверен в том, что ее вообще не было. Сотрудники НКВД посчитали излишним ставить заслон на рубеже, который, по их мнению, бандиты никогда не выберут для отступления: чистое поле за деревней, туман, пронизанный лучами начинающего всходить солнца…
Туман тем временем стал подниматься и теперь стоял плотной полосой меж влажной осенней травой и верхушками берез. Он уже не помогал маскироваться, но Ярослав все равно запретил подниматься.
– Да сколько можно, мать твою, – хрипел кто-то невидимый за его спиной – не Червонец и не Крюк, Слава это слышал хорошо. – Час уже ползем, как ящерки!..
На войне после этого раздается резкий выстрел, и говорящий прерывается на полуслове, поймав пулю тем местом, которым говорил.
Да, не те времена… Ярослав помнил знаменитый приказ о заградотрядах. Самому ему, естественно, ощущать за спиной заградотрядчиков не приходилось – не тот уровень, однако о «героизме» сталинских чекистов он был хорошо наслышан. Но здесь, видимо, посчитав, что группа НКВД гораздо умнее оголтелой банды, чекисты промазали. И были в чем-то, наверное, правы.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6
Окидывая взглядом верхушки подступающего к дому черного леса, Слава быстро сообразил, где может находиться группа сотрудников НКВД. К деревне подступала речка, и было совершенно ясно, для него, во всяком случае, что минимум две усиленные спецгруппы сотрудников расположились по обеим ее берегам.
– Вы, вы и вы, – указывая на три группы лежащих за его спиной бандитов, – быстро уходите рекой. Будут стрелять – не отвечать!.. Что бы ни случилось – не стрелять! Ночь не день – каждый выстрел – как на ладони. По вспышкам выстрелов вас будут вычислять, словно вы оставляете за собой зарубки на деревьях! Не та тема, чтобы валить всех подряд!
Кажется, это прозвучало убедительно. И пятнадцать человек, шурша сапогами и бряцая оружием, двинулись навстречу своей смерти.
– Назови старшему из каждой группы название деревни, у кладбища которой нам нужно встретиться, – сказал Корсак Червонцу перед тем, как первая группа двинулась в рассвет. – Я бы сам сказал, да не знаю…
Повинуясь непонятному чувству, Слава заботился сейчас не о жизни бандитов, а о жизни сотрудников милиции. Ложь о том, почему нельзя отвечать на огонь, прокатила как по маслу, и Корсак вдруг почувствовал, как внутри его в смертельной схватке сцепились противоречивые чувства: его семью хотели убить чекисты, а он сейчас спасает жизни этих убийц, его семью спасли бандиты, а он, Корсак, делает все возможное для того, чтобы те погибли при первом же боестолкновении…
Следующие пятнадцать человек отправились в обратную сторону, и для Корсака не было откровением, что на направлении, противоположном засаде у реки, расположилась не менее сильная группа. Известная войсковая тактика – встретив на своем пути превосходящие силы противника, ты уходишь в обратном направлении, где тебя уже ждет, надеясь на этот твой маневр, такая же превосходящая группировка.
Еще десять человек Корсак, пользуясь завоеванным за считаные минуты авторитетом, направил в болота. Эта десятка потенциальных смертников посчитала такой исход самым благоприятным для себя, поскольку никто из них не верил, что сможет утонуть, зато все свято верили, что на болоте их ждать точно не станут.
Когда перед домом, штурм которого обещался все через тот же рупор, через минуту остались Слава, Червонец, Крюк и с ними четверо, Червонец сплюнул никак не желавшую сворачиваться кровь и хрипло рассмеялся, глядя в лицо Крюку:
– Ну что, рады? А нам этот легавый сейчас посоветует встать и поднять руки! Нормальный ход! Молодец папа! Вот так, умирая, сдают бывших подельников! Семье сына продавшего душу вора – помилование, а нам – смерть!..
– Еще раз рот откроешь – вышибу все золото, – пообещал из темноты Корсак. – Хотите остаться на этом свете в виде живых существ – следуйте за мной…
И Корсак на глазах изумленных бандитов двинулся по-пластунски в сторону поля, покрытого начинающим розоветь туманом.
– Туда?! – взвился Червонец, снова адресуясь к Крюку. – На голое поле?! Да это же все равно что встать на ночной улице под фонарь!..
Вместо ответа Крюк мелко перекрестился, сплюнул и ловко, как ящерица, пополз вслед за офицером.
– У тебя моя жена и сын, дурак… – донеслось до слуха Червонца, и он, повинуясь не разуму, который потерял окончательно в начавшейся сумасшедшей стрельбе, а какому-то подкожному чувству, двинулся в наступающий рассвет последним…
Слава полз сквозь мутный туман, потеряв ощущение жуткого холода, и перед лицом его, словно наваждение, стояла одна и та же картина: Света в ночной рубашке, взгляд ее беспомощен и беззащитен, и Ленька, кричащий от яркого света, бьющего ему в глаза…
За его спиной, в полукилометре от места их нахождения, гремели выстрелы из «ТТ», «ППШ», «ППС», резкие хлопки винтовок снайперов, наганный кашель и размеренная работа пяти или шести пулеметов Дегтярева…
Они почти уже вышли из зоны поражения, как вдруг один из бандитов резко вскрикнул и завертелся волчком. Утренняя мгла позволила видеть лишь корчащийся клубок. Этот клубок изрыгал брань и находился в постоянном движении.
– Что? – всполошился Червонец, не догадываясь, что резкий шепот в этой обстановке слышен за несколько сотен метров. – Что такое, Гусь?!
Поняв, в чем дело, Слава резко развернулся и стал возвращаться обратно.
Тот, кто был именован как Гусь, стонал и терял силы от желания вынуть из спины что-то, очень ему мешающее. Корсак, прижимая его к земле и закрывая грязной ладонью рот, молил лишь о том, чтобы шальная пуля, поразившая бандита, была на излете, чтобы это не был прицельный выстрел.
В первом случае Гусю грозило лишь заиметь пулю под кожей и последующую неприятную процедуру выемки ножом. Сколько таких ослабевших от полета пуль Корсак вынул из своих подчиненных, он уже не помнил, одну пришлось вынимать самому из себя.
Но если эта пуля летела по прямой… Она могла войти в Гуся в районе копчика и застрять где-то под лопаткой. И в этом случае все чудовищно усложнялось…
– Где? – едва слышно прошептал Ярослав, прижав губы к холодному уху Гуся. – Я сейчас уберу ладонь, а ты просто скажешь, куда ударило, ладно?..
– Бок… – Гусь хотел добавить еще что-то, но Корсак налег на его губы ладонью.
Значит, бок… пуля на излете не могла оказаться в боку. Ползущего по земле человека пуля на излете может ударить в спину, но никак не в бок…
– Живот… горит… – бормотал Гусь, в котором Слава уже давно узнал водителя «Мерседеса», увозившего его из Питера в Коломяги.
Перевернувшись, Корсак сунул руку под куртку и медленно оторвал лоскут от полы рубашки.
– Все равно не хватит, – прорычал Червонец, крутящий головой во всех направлениях.
Он очень удивился, когда увидел, что лоскут оборачивается не вокруг тела раненого, а вокруг его рта.
Подцепив за руку Гуся, Слава закинул его себе на спину.
Но даже с этой ношей он полз впереди, и только одному ему было известно, что это не так легко, как показалось Червонцу и Крюку.
– Да ты просто ударник диверсионного труда, – съязвил тот, кого Святой назвал своим преемником.
Слава прополз еще около сотни метров, когда вдруг почувствовал, как резко промычал перетянутым ртом Гусь, дернулся всем телом… и вытянулся, становясь с каждым мгновением все тяжелее и тяжелее…
«Неужели умер?..» – с горечью подумал Слава, последние полчаса действовавший машинально, привыкнув работать в таком режиме последние шесть лет. Он не давал себе отчета в том, что спасает не товарища, а бандита, на совести которого, наверное, не одна человеческая жизнь. Он выносил из района боевых действий человека из своего круга… чтобы не оставлять фактов пребывания группы на этом месте… чтобы тело не досталось врагу… чтобы дать шанс жить тому, кто был рядом с ним… Он работал.
Он остановился, медленно положил Гуся и перевернулся сам.
Рассвет уже вступил в свои права. Слава рассмотрел и хищное лицо Червонца, и испуганные взгляды остальных, и окрашенное кровью лезвие финки, которую наследник Святого вытирал о подол Гусевой телогрейки.
– Он все равно не жилец, – глядя прямо в глаза Корсаку, хриплым шепотом, похожим на шорох змеи в траве, объяснил Червонец. – А нам лишняя обуза. Все равно издохнет, а нам с тобой еще дела делать. Верно, пан Домбровский?
Гусь лежал, привалившись к Славе правым боком. Конвульсии уже закончились, и теперь он просто спокойно вытянулся рядом.
– Будешь всех так кончать, кого зацепит? – довольно громко спросил Слава, пытаясь скрыть движение своей руки в правый карман телогрейки Гуся.
– Много болтаешь, – предупредил, не отводя взгляд, новый «иван». – Мы еще не договорили, забыл?
– Кончай языком болтать, Червонец, – разозлился Крюк. – Нашли место время отношения выяснять!..
– Выяснять будем потом, – горячо пообещал Червонец, – сейчас просто дату намечаем.
– Хватит, на фуй, намечать! – вскипел кто-то из братвы. – Нам сейчас наметят по девять граммов на брата!.. Веди дальше, паныч!..
Слава усмехнулся, развернулся и пополз дальше, радуясь не тому, что закончен глупый разговор, а маленькому «браунингу», переместившемуся из кармана ватника Гуся в карман его куртки.
Стрельба стала рассредоточиваться, загрохотали ручные гранаты – много гранат, слишком много, чтобы не догадаться о том, что столкновение распределилось по очагам и теперь противоборствующие стороны находятся на расстоянии тридцати-пятидесяти метров, на расстоянии броска гранаты.
Однажды рвануло так, что Слава невольно обернулся. В небо, от того места, где стоял уже невидимый за высокой травой приговоренный дом, взметнулись густые, оранжевые, с черной поволокой, клубы. Видимо, одна из пуль пробила бак заправленного под завязку «Мерседеса»…
Два или три раза громыхнули трофейные фауст-патроны. Слава, обернувшись, увидел, как над лесом, в уже невидимой деревне, поднимаются окрашенные в красно-янтарные цвета клубы дыма. Это горело последнее пристанище бандита Святого. Смерть, достойная воина, – в бою, смерть позорная – вне кладбища и отпевания… Смерть без памяти, без могильного холма, без креста, смерть человека, единственным доказательством существования которого на земле будет отныне являться тот, кто продолжал сейчас ползти по холодной земле на запад. Этим доказательством был Корсак Ярослав Михайлович, урожденный Домбровский. Человек без прошлого и будущего. Человек без настоящего.
Глава 3
Они ползли мучительно долго. Когда не привыкшие к длительным физическим нагрузкам бандиты начинали за спиной Славы сопеть, как паровозы перед станцией, он останавливался, дожидался, пока они поравняются с ним, выжидал минуту, после чего снова начинал ползти. Его, бывшего кадрового разведчика, неимоверно бесил шум, который издавали эти головорезы. Любой треск, шорох или скрип металла в разведке означал обнаружение и однозначный исход. Группу засекали из-за одного-единственного идиота, который либо плохо обмотал антапку на автоматном ремне, либо уложил в десантный ранец фляжку рядом с запасными магазинами.
Корсак всегда тщательно готовил свою группу, проверяя каждую мелочь. Все начиналось с построения и демонстрации содержимого ранца. Первое, что он делал, – это отбрасывал от каждого ранца одну из банок тушенки и приказывал брать вместо нее лишний автоматный магазин.
Никакого бритья и, соответственно, одеколонов. Бритое лицо при луне блестит, как задница, а парфюмерная вонь явно не сочетается с натуральным ароматом хвои и травы.
Главное перед выходом было, конечно, оружие. Корсак запрещал брать разведчикам своей группы немецкие автоматы «шмайссер» и «МП-38». Они, безусловно, удобнее при перемещении, но у них имелся ряд недостатков, на которые не обратит внимания командир обычного войскового подразделения. Во-первых, они имели дурную привычку клинить после падения в грязь или банального намокания. Немецкая сталь, славящаяся своей безупречностью, на этот раз не поддерживала славные традиции, и «шмайссеры» успевали заржаветь за два часа, что не могло не сказываться на их работе. Во-вторых, весом они мало отличались от советских автоматов, и, наконец, при стрельбе из этого оружия не приходилось говорить о кучности стрельбы. При выстреливании более двух патронов стволы «МП-38» и их аналогов резко задирало в сторону и уводило вправо.
А потому Корсак предпочитал советские «ППС» и «ППШ». Звуки выстрелов из этого оружия в тылу врага, конечно, демаскировали группу, но какой педантичный немец продолжит спать, если у него за спиной вдруг начнут работать не русские автоматы, а его родные немецкие? Немец все равно начнет проверять, в связи с чем такой переполох вне расписания.
Но особое место при подготовке группы к выходу занимала звукоизоляция. Корсак лично брал в руку каждый из автоматов и тряс его за ремень. Идеальным считалось, когда при таком трюке лишь шумел воздух вокруг вращаемого автомата. Следующим этапом была проверка финских ножей. Каждый из разведчиков сначала медленно, а потом быстро вынимал оружие из ножен. Идеальным считалось, когда при этом вообще не возникало ни единого звука. Даже легкий скрип, напоминающий скрип бритвы по щеке, вызывал у Ярослава раздражение, и он отправлял нерадивого диверсанта смазывать ножны ружейным маслом.
Ни один разведчик в группе Корсака не выходил на боевое задание в новой обуви. Помимо того, что он мог натереть ноги, в самый неподходящий момент могли заскрипеть «ботиночки моремана», получившего увольнение на берег…
Эти же шестеро за его спиной так шумели, что Ярослав лишь стискивал зубы, чтобы не выматериться от всей души.
Через полчаса стало ясно, что засада, если таковая и была на их пути, осталась за спиной. Но Корсак был уверен в том, что ее вообще не было. Сотрудники НКВД посчитали излишним ставить заслон на рубеже, который, по их мнению, бандиты никогда не выберут для отступления: чистое поле за деревней, туман, пронизанный лучами начинающего всходить солнца…
Туман тем временем стал подниматься и теперь стоял плотной полосой меж влажной осенней травой и верхушками берез. Он уже не помогал маскироваться, но Ярослав все равно запретил подниматься.
– Да сколько можно, мать твою, – хрипел кто-то невидимый за его спиной – не Червонец и не Крюк, Слава это слышал хорошо. – Час уже ползем, как ящерки!..
На войне после этого раздается резкий выстрел, и говорящий прерывается на полуслове, поймав пулю тем местом, которым говорил.
Да, не те времена… Ярослав помнил знаменитый приказ о заградотрядах. Самому ему, естественно, ощущать за спиной заградотрядчиков не приходилось – не тот уровень, однако о «героизме» сталинских чекистов он был хорошо наслышан. Но здесь, видимо, посчитав, что группа НКВД гораздо умнее оголтелой банды, чекисты промазали. И были в чем-то, наверное, правы.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6