Беатриса по-прежиему ходила взад и вперед, укачивая малыша.
Когда он замолк, она уложила его в колыбель и провела гостью в соседнюю комнату. У двери она остановилась и прислушалась. В детской все было тихо.
— Он уснул, — сказала леди Монктон. — А теперь садитесь и поговорим.
Последнее время вас совсем не видно. Вы вечно заняты.
Беатриса села. У нее был очень усталый вид.
— Но ведь вы знаете, сколько хлопот с маленькими детьми — от них нельзя отойти, даже когда они здоровы.
— Ну, этот — настоящий здоровяк. Да и Гарри тоже. Доктор Джеймс только сегодня говорил мне. что ему еще не приходилось видеть такую заботливую мать и таких красивых мальчуганов. Кстати, позавчера я видела Гарри.
— Правда? Где же?
— На дороге к Эбботс-Марш, в тележке, запряженной пони. С ним сидел еще один мальчик, а позади бежало полдюжины собак. Правила какая-то толстуха.
— Миссис Робертс, жена нашего кучера. Она очень хорошая мать, и дети у нее всегда чистенькие, поэтому я позволяю Гарри играть с ними. Он и маленький Бенни — большие друзья.
— Надеюсь, она не заезжала с ними в Эбботс-Вуд?
— Нет, заезжала. У нее там были какие-то дела. А что? Она сказала мне, что дочка булочника больна. Надеюсь, что ничего заразного?
— К сожалению, корь. Когда я сегодня встретила доктора Джеймса, он как раз возвращался оттуда. В деревне заболело уже трое. Но не надо так пугаться. Возможно, что Гарри вообще не заразился. А если и заразился радуйтесь, что это не оспа. Крепкому ребенку корь не страшна. У меня семеро ею хворали, и ни один не умер. А чем дети меньше, тем легче они ее переносят.
Леди Монктон распустила ленты своего чепца и выпрямилась в кресле.
— Ну, вы. вероятно, догадываетесь, что я приехала к вам не для того. чтобы обсуждать детские болезни. Вы знаете, что об Эльси начинают ходить сплетни?
Беатриса взяла со стола распашонку, разгладила ее, аккуратно сложила и положила обратно.
— Нет.
Она повернула голову и посмотрела на вдовствующую графиню. Ее спокойный взгляд мог смутить кого угодно.
— Но меня это не удивляет, — невозмутимо добавила она. — Если девушка так красива, как Эльси, всегда найдутся люди, готовые говорить о ней гадости, как бы безупречно она себя ни вела. Стоит ли обращать на это внимание, как вы думаете?
Леди Монктон, не уклонившись, приняла удар.
— Хорошо сказано. Поздравляю, моя дорогая. Я сама не сумела бы сделать это лучше. Она усмехнулась.
— Я считала, что из всех моих знакомых только ваш отец умел, глядя человеку прямо в лицо, поставить его на место и при этом не обидеть. — Она стала серьезной. — Но тем не менее я хочу воспользоваться привилегией старухи, которая любит вас и когда-то любила вашего отца, и поговорить с вами прямо. Вы разрешаете — в первый и последний раз? Будьте покойны, вторично я себе этого не позволю.
Прошло несколько секунд, прежде чем Беатриса ответила.
— Если вы действительно хотите поговорить со мной, леди Монктон, я выслушаю вас со всем уважением. Но не могу обещать, что отвечу вам.
— Этого и не требуется. Ну так вот: я хотела сказать вам, что ваша сестра — опасный человек. Может быть, она и дочь вашего отца, хотя порой я сильно сомневаюсь в этом, но не обольщайтесь — она на него не похожа.
Беатриса застыла в той странной неподвижности, которая так сильно пугала Генри, пока, привыкнув, он не перестал ее замечать. Казалось, какой-то занавес скрыл ее внутренний мир и она присутствует в комнате только физически. Рука на коленях была безжизненна, как рука статуи.
— Полагаю, — сказала Беатриса после некоторого молчания, — вы хотите предупредить меня, что Эльси кокетничает с Генри. Да, это так. Но в этом нет ничего страшного. Она просто оттачивает свои коготки, как всякий котенок.
— Да. Но потом из котенка вырастет кошка, а кошки царапаются.
Беатриса задумчиво подперла подбородок ладонью и устремила взгляд на огонь. Она вспоминала Свифта — омерзительное описание влюбленной самки йеху, прячущейся в кустах.
— Видите ли, Эльси пока некуда уехать. Уолтер не может взять ее к себе.
Я не думаю, что она сознательно пытается увлечь моего мужа. Он ей не нужен.
Просто у нее есть потребность строить глазки какому-нибудь мужчине. Так уж она создана. И пусть лучше Генри, чем кто-нибудь чужой, — по крайней мере он не причинит ей вреда. Он не соблазнитель юных девушек.
Леди Монктон подняла мохнатые брови. — Я готова этому поверить. Генри человек с твердыми принципами. Но не приходило ли вам в голову, что она может причинить вред ему?
— Она? Какой?
Старуха растерялась. Неужели эта девочка совсем бессердечна? Нет, не бессердечна, а просто слепа.
«Господи, вот дура-то! — подумала она. — Нет дурака глупее умного дурака».
Несколько секунд она вглядывалась в непроницаемое лицо, затем сухо сказала:
— Вы необыкновенная женщина, но все-таки в жизни есть вещи, о которых вы пока и не подозреваете. Ну, я сказала все, ради чего приехала. Вы играете с огнем, хотите вы того или нет. Однако я отнюдь не думаю, что вы непременно обожжетесь, и, конечно, не мне вторично навязывать вам свою помощь. Быть может, я поступила опрометчиво, когда моя сестра…
Ответа не последовало. Графиня поднялась.
— Да, вот еще что. Если вам дороги ваше душевное спокойствие и счастье, помните, что на верность нельзя полагаться. Мы все знаем, что Генри боготворит вас, но мужчины — это мужчины, а женщины — женщины, и в один прекрасный день вы это обнаружите.
Беатриса тоже встала, и старуха подумала, что на такую гордость и безутешное отчаяние имел бы право только низверженный Люцифер.
— Я не сторож сестре моей, — медленно сказала она. — И моему мужу тоже. Не я дала им жизнь. — Она положила руку на распашонку. — Но моим детям жизнь дала я. И меня касается только их счастье и душевное спокойствие.
— Ну, бог с вами, — сказала леди Монктон. Она попрощалась с Беатрисой и пошла к двери; затем, повернув голову, небрежно прибавила:
— Если вам и вашим мальчикам понадобится приют, вы всегда найдете его в замке. И без всяких расспросов.
Губы Беатрисы неожиданно дрогнули. Если бы ей предложили это три с половиной года назад!..
— Благодарю вас, — глухо сказала она, — вы очень добры.
ГЛАВА ХII
Гарри не только сам заразился корью, но заразил и Дика. Впервые в жизни мальчики серьезно заболели. Беатриса, втайне ужасаясь собственному неумению, решила ухаживать за ними сама. Как обычно, она боролась со своим страхом, пряча его под маской уверенности, которая обманывала других, но не ее.
Эпидемия была сильной, и многие из соседних бедных и грязных деревушек очень пострадали от нее. Особенно свирепствовала корь в Литтл-Эбботс-Вуд, нищем селении, настоящем рассаднике всяческой заразы, которое находилось на земле сэра Джеральда Крипса, богатого соседа Генри. Сэр Джеральд считал, что незачем баловать бедняков. Деревня Бартон и прилегающие к ней фермы болезнь щадила — там был только один смертный случаи; это блестяще доказывало, как много значит забота хозяина о своих арендаторах.
Ни Генри, ни Эльси корью не болели. Им было запрещено входить в детскую, и волей-неволей пришлось провести целый месяц в обществе друг друга.
Беатрисе в детстве тоже удалось избежать этой болезни, и когда ее сыновья начали поправляться, она слегла с тяжелой формой кори. Миссис Джонс, которая видала на своем веку не одну эпидемию, и молодая горничная, уже болевшая корью, преданно ухаживали за ней, и в конце концов все трое больных совершенно поправились.
Во время кризиса Беатриса, мысли которой путались от жара, хотя она и не бредила, лежала одна в темной комнате и, напрягая затуманенный болью мозг, пыталась разрешить вставшую перед ней дилемму. Куда она сможет уехать с детьми, если се положение в Бартоне станет невыносимым? Что бы ей не грозило, трех вещей она не сделает: не вернется в Кейтерем, не будет брать денег от Генри, если покинет его дом, и не отдаст детей.
Она найдет способ самой содержать их. Но что они будут делать до тех пор? Пользоваться благодеяниями леди Монктон или сидеть на шее Уолтера?
Конечно, Монктонам или Мериемам с их связями будет нетрудно подыскать для нее какую-нибудь постоянную службу — секретаря или писца, если кто-нибудь захочет воспользоваться услугами женщины. А если из этого ничего не выйдет, она может делать многое другое: управлять молочной, вести расходные книги, избавить какую-нибудь богатую бездельницу от забот по дому, быть гувернанткой. Ужасная жизнь… но три с лишним года ее замужества были еще ужасней. Только бы сохранить детей и не быть вынужденной принимать милостыню — ради этого она готова на самую скучную и тяжелую работу.
Глупо сердиться на Эльси: она — это она. Какова мать, такова и дочь.
Впрочем, не совсем: Эльси бывала неосторожна, но она слишком хитра, чтобы сделать непоправимую глупость, как ее мать; она всегда сумеет вовремя остановиться. Она просто играет с Генри, чтобы удовлетворить свое тщеславие, а может быть, чтобы раззадорить Филиппа Денверса и заставить его жениться на ней. Он волочится за ней, и. пожалуй, она хочет пришпорить его ревностью.
Конечно, он только сын младшего сына и у него мало надежды вступить во владение огромным состоянием Монктонов — лорд Монктон уже стал отцом. Но со временем он должен унаследовать вполне приличное поместье и титул, а для Эльси в ее положении любой отпрыск столь знатной семьи — завидная партия.
Правда, она молода, неопытна и может по неосторожности попасть в беду, потому что мужчины — это мужчины, а женщины-женщины, как мудро заметила леди Монктон. Но если человеку хочется играть с огнем, он сам будет виноват, если обожжется. А Генри волен выбирать, что ему больше нравится. Если ему нужна Эльси и он может добиться ее — очень хорошо, пусть. Но и Эльси и мальчиков он не получит.
По мере того как жар проходил, Беатриса начинала сознавать, что у нее, собственно, нет никаких оснований думать, что ему действительно нужна Эльси.
До сих пор заигрывала с ним она, а он, не будучи особенно сообразительным, мог этого и не заметить. Рано или поздно ему придется понять, что к чему; но он был воспитан в строгих правилах и, вероятнее всего, не поддастся соблазну, а ужаснется.
Генри в роли добродетельного Джозефа Эндрюса показался ей забавным. Но она одернула себя с гримасой отвращения. Теперь, хотя она изредка все еще позволяла себе подобные развлечения, у нее после них оставался скверный вкус во рту. Это смеялся ее двойник, которого она начинала стыдиться.
Когда доктор Джеймс объявил, что всякая опасность миновала, Беатриса сошла вниз, все еще чувствуя слабость в ногах. У дверей в экипаже дожидался Генри, который собирался повезти ее кататься. Даже насмешливый цинизм, всегда заставлявший ее относиться к мужу иронически, на этот раз не смог помешать ей увидеть тот искренний восторг, с которым Генри бросился к ней.
Он то и дело обнимал ее.
— Как хорошо, что ты опять со мной! Бедняжка моя, какая ты бледная. Ты, наверное, очень страдала!
— Нет, нет, все это было не так страшно. Только я, конечно, беспокоилась, как идут дела. Боюсь, что тебе пришлось нелегко — такой беспорядок в доме. Кухарка кормила тебя как следует?
— Наверное, но мне было так тоскливо, что я ничего не замечал. Я думал, что этот месяц никогда не кончится.
— Бедный Генри! И ведь никто к нам не ездил. Каким одиноким ты себя чувствовал. К счастью, у тебя, наверно, было много дел в усадьбе. Как озимые?
— Неплохо. Мы поедем в ту сторону, я их тебе покажу. А ты тепло оделась? Погода сегодня мягкая, но тебе надо беречься. Укутай ноги в медвежью шкуру. Миссис Джонс положила туда горячий кирпич, чтобы ты не озябла. Подложить тебе подушку? Тпру, Фиалка! Не балуй!
Красивая породистая кобыла нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Она рванулась с места такой быстрой рысью, что ему пришлось сдерживать ее.
— Мы едем не слишком быстро, дорогая?
— Нет, мне очень нравится. Но она сегодня что-то очень резва. В первый раз вижу, чтобы она так натягивала вожжи.
— Застоялась. Она месяц скучала в конюшне.
— Разве Эльси не ездила верхом?
— Нет, бедной девочке пришлось от этого отказаться. — Он быстро продолжал, глядя в сторону: — Ничего нельзя было поделать — я боялся отпускать ее одну из-за этих цыган. Между прочим, доктор Джеймс думает, что это они занесли корь в наши места. Счастье еще, что не тиф. Но, слава богу, они уже убрались отсюда. Я отпускал бы с ней Уилкинса, но ему было не до того: я посылал его помогать арендаторам, пока эпидемия не кончилась. Он делал неотложную работу то тут, то там, пока мужчины помогали своим женам дома. Они были очень признательны.
— Ну, а как же уроки верховой езды? Он снова отвел глаза.
— Я… понимаешь, я был очень занят. Она увидела, как краска заливает его щеки и лоб. Генри зачмокал на кобылу:
— Потише, потише, старушка!.. Кроме того, Эльси уроки больше не нужны.
Она ездит немногим хуже тебя. А у меня это занимало слишком много времени.
Она не обиделась. Но теперь с ней сможет ездить Уилкинс. Каждый погожий день я буду отпускать его на часок… Посмотри! Видишь сережки на орешнике? Скоро появятся подснежники.
Об уроках верховой езды больше ничего не говорилось. Теперь девушка ездила кататься в сопровождении Уилкинса, и скандальные слухи, лишенные свежей пищи, замерли сами собой.
Генри был по-прежнему ласков со своей свояченицей, но избегал оставаться с ней наедине, и никто больше не слышал, чтобы он называл ее крошкой. Она, со своей стороны, немного притихла и некоторое время всячески старалась быть полезной по хозяйству. Только по этому и можно было догадаться, что что-то произошло. Скоро она стала прежней веселой эгоисткой, но продолжала относиться к Генри с очаровательной почтительностью. Нетрудно было понять, что она зашла в своем шутливом кокетстве чуть дальше, чем следовало, и ее поставили на место с твердостью, сделавшей второй урок излишним.
«Она умна, — думала Беатриса. — Она сделала одну ошибку, но другой она не сделает. Я тоже ошиблась. Это было глупо с моей стороны…»
Глупо… Может быть, она слишком поверхностно судила о Генри?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57