– Обычно в старое время дома переходили от отца к сыну, реже – ; к дочери, – возразил Тычинка, – а дочерям давали приданое. Если это портрет, мне кажется, он в приданое не годился.– А если это кольцо или брошка, любой отец подарит эту драгоценность только дочери, – возразила Магдалина Харитоновна.Тычинка не обратил никакого внимания на ее слова.«Нет, с этими поисками мы зашли в какой-то тупик. Вот так загвоздка! – думал я. – Нашивочников, Нашивочников», – бормотал я про себя. Эта не совсем обычная длинная фамилия все время вертелась у меня на языке. Как ни странно, она мне была почему-то удивительно знакома. Откуда? Может, кто-либо из моих юных пациентов? Нет, нет! Я закрыл глаза, мне ясно представилась четкая надпись высокими худосочными буквами: «Нашивочников». Я посмотрел на Соню, сидевшую напротив. Она уставилась в одну точку, нахмурилась и сосредоточенно что-то шептала.– Краткие выводы. – Тычинка глубокомысленно приставил пальцы ко лбу. – Владелец Любецкой фабрики азиатских платков из справочника 1852 года, купец третьей гильдии Прохор Андреевич Нашивочников, и некий Прохор, у которого за четырнадцать лет до того, в 1838 году, то есть, заметьте, в год смерти Ирины Загвоздецкой, некий Егор спрятал неизвестную вещь, возможно, одно и то же лицо. Если это не так, я на сегодняшний день не представляю, какими путями продолжать поиски. Еще предположение: эта вещь, видимо, осталась у внуков или правнуков, носящих фамилию Нашивочниковы. Конечно, все это догадки, но отчего же вам не пойти к тому правнуку, который живет в Москве? Ведь это отнимет у вас не более двух часов. Кстати, имеются некоторые шансы, что эта неизвестная вещь действительно портрет.
Все изыскатели решили завтра же с утра отыскать этого самого Семена Петровича, а затем пойти к Номеру Шестому – художнику Иллариону, – познакомиться с ним и пригласить его в нашу компанию изыскателей.– А теперь садитесь пить чай, – решительно сказала мама.Снова пили чай из тех же оригинальных сосудов, снова поглотили небывалое количество варенья и фруктов.После чая стали укладываться спать. Соня хлопотала еще больше вчерашнего и сама проверяла постели.Все улеглись на тех же местах, как и накануне. Я предпочел устроиться на полу вместе с мальчиками. Тычинка пригласил Номера Первого к себе.Оба историка долго не могли угомониться. Они, что называется, дорвались друг до друга, принесли из кухни табуретки, поставили их посреди передней, и я все слышал сквозь сон, как они перебирали различные исторические факты.Несколько старинных книг и справочников и, конечно, синенькая книжечка лежали перед ними прямо на полу. Время от времени то один, то другой схватывал одну из книг, лихорадочно перелистывал и, отыскав нужную строку, запальчиво тыкал пальцем и что-то доказывал.Когда они разошлись, я не слышал – я заснул. Глава семнадцатая Что значит «отъезд навсегда» Утром с умыванием и прогулками по кухне повторилась та же сутолока, что и вчера. Но Тычинка так был захвачен общеизыскательскими интересами, что снисходительно улыбался, глядя на ребячью суету, и ушел на работу, кажется позабыв о квартирных неурядицах. Уважаемая Роза Петровна вообще не показалась из своей комнаты.Самый простой способ узнать адрес нужного человека – отыскать его фамилию в телефонной книжке. Еще не было восьми часов, а мы уже столпились на переговорном пункте.Я повел пальцем по строчкам книги.Нашкинзон, Нашивкин, Нашивочкин… Вот, Нашивочников! Батюшки! Да тут их двое! О любецком уроженце С. П., то есть Семене Петровиче, Номер Первый смутно что-то припоминал. Но откуда взялся совершенно неизвестный А. М.? Решили начать именно с него.Как самый опытный по телефонным разговорам, я забрался в будку, опустил монету, набрал номер.– Я слушаю вас, дорогой, – послышался, как мне показалось, чересчур развязный мужской голос.– Мне бы товарища Нашивочникова.– Он самый.– Мне нужно вас видеть по исключительно важному делу. Разрешите к вам прийти через часочек.– Через часочек поздно будет. Давай-ка поспешай. Предупреждаю, браток, через полчаса уезжаю, притом навсегда.– Как – навсегда? – переспросил я.– А так: значит, никогда сюда не заявлюсь и по этому телефону в последний раз в жизни разговариваю. Понял? Давай беги, еще поспеешь, машины не приехали.Я бросил трубку. Мне не совсем было понятно, что значит «навсегда». Я знал только одно: надо спешить на всех парах, иначе не поспеем. Неизвестный А. М. исчезнет навсегда, и все следы пропадут.Наскоро списали номера телефонов и адреса обоих Нашивочниковых и помчались. Хорошо, что бежать предстояло не особенно далеко.Мы помчались по Садовой, сбивая прохожих, пугая автомашины, удирая от милицейских свистков. Я слышал за спиной учащенное дыхание Номера Первого, Майкла и всех ребят. Бедная Магдалина Харитоновна опять отстала; я видел, как она вдалеке отчаянно размахивала руками.– На поезд опаздывают, что ли? – слышалось сзади. Вот нужный переулок! Вот ворота! Мы очутились посреди большого, запутанного двора.Дома теснились в полном беспорядке, всё старые, деревянные, облезлые, покосившиеся, кое-где с подпорками. Ряды скверных деревянных и железных сараюшек прилепились к заборам. Всюду было развешано разноцветное белье, ребятишки бегали, старушки грелись на солнышке.– Ну, куда? Ну, который дом?Появление конницы изыскателей произвело большое впечатление: ребятишки нас окружили, старушки прекратили оживленную беседу и тревожно стали нас оглядывать.– Скажите, где тут квартира двадцать два? – тяжело дыша, спросил я старушек.– Опоздали мы или не опоздали? – волновалась Люся. Старушки разом заговорили. Одна посылала в один дом, другая указывала на соседний; они заспорили друг с другом, даже поссорились.Мы стояли в полной растерянности. Куда нам идти? Наконец я догадался назвать фамилию Нашивочникова.– А! Александр Максимович! – Старушки даже подскочили от радости и тут же любезно показали на самый дальний, самый старый дом.Возле крыльца стояли два грузовика, но проникнуть в квартиру мы не смогли.Посреди старой, косой лестницы застрял шкаф. Вообще-то от шкафа мы увидели только громадный прямоугольник дна. За нижнюю его кромку судорожно уцепился тощий растрепанный человечек в растерзанном пиджачке, согнувшийся под тяжестью груза. Какой длины был шкаф, сколько народу его держало с другого конца, мы не знали.Я нагнулся к растрепанному человеку и спросил его:– Вы товарищ Нашивочников Александр Максимович?– Я, я. Уходи, гражданин, не мешай! – сердито бросил он и тут же отчаянно закричал кому-то невидимому: – Васька, заламывай, заламывай! Выше заноси!– Они переезжают на другую квартиру, – сообразила Люся.Человечек под застрявшим шкафом кряхтел и изо всех сил старался сдвинуть с места непослушный груз.– Осторожнее, дети! Запачкаетесь!
Но Магдалина Харитоновна запоздала: Люся, а за нею мальчики исчезли под шкафом, а через минуту шкаф вылез из дверей и медленно поплыл по воздуху. Изыскатели вместе с Александром Максимовичем и высоким парнем Васькой облепили шкаф, как муравьи облепляют дохлую гусеницу, приподняли и водрузили на грузовик.– Раз, два, взяли! Еще взяли! – послышалась звонкая команда Вити Большого, и шкаф установили на место, возле кабины.А девочки между тем тащили из квартиры узлы, книги, стулья. Мальчики не теряли времени зря. За шкафом последовал такой же громоздкий буфет, за буфетом – стол. Номер Первый, привязав Майкла к крыльцу, тяжело отдуваясь, стал помогать мальчикам, также таскал, «заносил» и «заламывал» мебель.Маленький Нашивочников, стоя на верху грузовика, едва успевал принимать и сортировать вещи.Я и Магдалина Харитоновна предпочли наблюдать за всей этой суетней издалека. Вместе с нами скучал и Володя-Индюшонок. Он уже успел с помощью Сони вычистить и отутюжить свои небесно-дымчатые брюки.Я терпеливо ждал, когда наконец смогу обратиться к неугомонному Нашивочникову со своими столь важными вопросами.– Дана команда потихоньку осматривать все барахло, – шепнула мне Люся, – но пока ничего не видно.– Они получили квартиру в новом доме, а все эти домишки будут сносить, – объявила мне Соня.– Тут построят новую школу, – добавила Галя.– А в школе будет физкультурный зал, как футбольное поле, – подхватил Витя Перец. – Я только не знаю: а как же окошки?– Будут из небьющегося стекла, – деловито пояснил Витя Большой.Из дома вышли оба близнеца. Они тащили, как мне сперва показалось, большое зеркало, завернутое в пестрое, сшитое из разноцветных лоскутков, стеганое одеяло, старательно обвязанное веревками.– А-а-а! – ахнула Люся, указывая на тяжелую ношу Гены и Жени.И я понял, и все остальные тоже поняли, что близнецы несли не зеркало, а кажется… кажется… портрет.– Осторожнее! – закричал Нашивочников. – Смотрите не разбейте!Можно разбить и зеркало, можно разбить и стекло на портрете…Неизвестный предмет поместили на втором грузовике между ножками кухонного стола.Изыскатели, взобравшись на обе машины, старательно увязывали вещи.Юркий Нашивочников, потный, еще более растрепанный и грязный, прыгал и суетился внизу.Никак не удавалось его спросить, что же было закутано в одеяло.– Закидывай конец сюда! Захватывай за ножку стола! – кричал Нашивочников.Витя Большой, стоя наверху, перебрасывал веревку с одного борта на другой, закидывал, зацеплял, увязывал…Последней выплыла из дома древняя, как старая коряжистая ветла, бабушка. Четыре девочки держали ее под руки.– На десятом этаже! Туда и сорока не залетит, сыночек мой любимый! Ох, грехи мои тяжкие! – кряхтела бабушка.– Мамаша, не беспокойтесь, там воздух чище. А погулять захочется – на лифте за пять секунд, а то на балкончик кресло вынесу, – утешал любимый сыночек Нашивочников, бережно усаживая мамашу в кабину.– Они сейчас уедут! – ужаснулся я.Мальчики самым невежливым образом поймали Нашивочникова за полы пиджака.– Дяденька, что там такое? – запищал Витя Перец, указывая на неизвестный предмет в одеяле.– Портрет, портрет, – вырываясь, бросил на ходу Нашивочников. Голос у него был самый будничный и невозмутимый.А мы? Мы так опешили, что даже ртов не могли раскрыть. Шоферы завели машины.– Не уезжайте! Мы с вами поедем! Выгружать поедем! Поможем вещи таскать! – завопила Люся.Удивленный Нашивочников обернулся:– Поедете с нами?– Да, да! – повторяла Люся. – Вам одним будет трудно.– Какие же вы славные ребята! Какое же вам большое спасибо! – Нашивочников крепко пожал мне руку. – Папаша, благодарю. Садитесь скорее! Тетенька, айда в кабину! – кивнул он Магдалине Харитоновне.Некогда было обижаться на столь непедагогичные прозвища. Все ребята полезли в кузова, подняли растерявшегося Майкла. Володя, стараясь не запачкаться, тоже осторожно полез наверх. Я сам впервые в жизни занес ногу на колесо. Меня потянули за руки, принялись толкать снизу. Я уселся вместе с Номером Первым у заднего борта на кадку с кислой капустой. Рукой я схватился за край одеяла, скрывавшего великую тайну.Обе машины выехали из переулка на Большую Садовую. Мы покатили мимо Планетария, мимо Зоопарка, мимо высотного здания на площади Восстания. Ярко горели на солнце новые золотые многоэтажные дома. На передней машине изыскатели затянули песню. Маленький Нашивочников, сидя верхом на шкафу, дирижировал и руками и ногами. Дорогая моя столица,Золотая моя Москва!.. Мы, сидящие на второй машине, молчали, время от времени косясь на одеяло.Женя и Гена попробовали было на ходу развязать веревку на портрете, но только намертво затянули узел.– Оставьте, приедем – развяжем, – сказала им Люся. Мы повернули направо, переехали Москву-реку.– Ага, им дали квартиру в новом, Юго-Западном районе Москвы, – догадался я.Мы поехали через кварталы строящихся домов. Подъемные краны, похожие на допотопных чудовищ, высились там и сям. Дальше, за поворотом, дома уже были построены. Специальная автомашина с помощью лебедки сажала в сквере порядочной толщины липы. Каток медленно двигался по черной асфальтовой дорожке.Наконец приехали, начали разгружать вещи. Шкаф не влезал в лифт. Снова бесчисленные муравьи потащили его по лестнице.Я и Люся взяли в руки портрет и поднялись на лифте на десятый этаж.– Я так волнуюсь, как никогда в жизни, – прошептала она. Дверь в квартиру была открыта. Мы вошли внутрь, поставили портрет в углу большой комнаты.Там на подоконнике сидела заплаканная молодая женщина с младенцем на руках. Дитя орало, как тысяча поросят…– Почему так долго? – сердилась женщина. Нашивочников бережно вытащил из-за пазухи кастрюлечку с манной кашей.– Уберег еще горячую, – оправдывался он. Дитя моментально замолчало.– Ты только посмотри, какая красота! – улыбнулась женщина; одной рукой она вытирала слезы, другой кормила с ложечки ребенка.– Да я уже три раза видел, идемте, идемте смотреть. Маленький Нашивочников повел нас по всей квартире, хлопая себя по коленкам, весело отбивая чечетку. Две большие, светлые комнаты были пусты.В кухне Нашивочников невыносимо долго показывал нам многоцветный кафельный пол, ослепительную газовую плиту, два белых стола с бесчисленными шкафчиками и полочками, холодильник, мусоропровод.Мы перешли в блистающую белизной и чистотой ванную. Вежливость требовала восхищаться кранами, трубами и прочими коммунальными чудесами. Но по ребячьим лицам я видел, что все изыскатели готовы были лопнуть от нетерпения.Пришла на кухню бабушка, посмотрела направо, посмотрела налево и прошептала:– Как в раю!– Большое, большое вам спасибо! Приходите к нам на новоселье, – благодарили нас улыбающиеся супруги.«Теперь пора!» Я улучил момент и схватил Нашивочникова за руку:– Вашу прекрасную квартиру мы осмотрели, теперь покажите ваш портрет, – сказал я и вдруг почувствовал, как учащенно забилось мое сердце.– Портрет? – переспросил Нашивочников. – Портрет у меня правда знаменитый.Все столпились вокруг. Мальчики в несколько ножей безжалостно разрезали веревки. Одеяло упало…Это был не портрет, а огромная увеличенная фотография бравого дяди с галстуком бабочкой, с закрученными усищами и пышными завитыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26