А потому, когда, к примеру, Филидор был в Бремене, анти-Филидор мчался из Гааги в Бремен, не желая или не будучи в состоянии принять во внимание, что Филидор в то же самое время и с той же самой целью скорым поездом отправляется из Бремена в Гаагу. Столкновение двух разогнавшихся ученых – катастрофа, сравнимая по масштабам с крупнейшими железнодорожными катастрофами, – произошла совершенно случайно в зале первоклассного ресторана, гостиницы «Бристоль» в Варшаве. Филидор, сопутствуемый профессоршей Филидор, держа в руках расписание поездов, был поглощен выбором лучшего маршрута, когда прямо с поезда, в ресторан ворвался запыхавшийся анти-Филидор под руку со своей аналитической спутницей Флорой Дженте из Мессины. Мы, т. е. при сем присутствовавшие ассистенты, доктора Теофил Поклевский, Теодор Роклевский и я, оценив серьезность положения, тотчас же принялись за составление заметок.
Анти-Филидор подошел к столику и, не произнося ни слова, взглядом атаковал профессора, который встал. Они попытались одолеть друг друга духовно. Аналитик напирал хладнокровно, снизу, Синтетик отвечал сверху, взглядом, полным твердого достоинства. Когда поединок глазами не дал решительных результатов, оба врага по духу начали поединок на словах. Доктор и мастер Анализа произнес:
– Клецки!
Синтетолог ответил:
– Клецка!
Анти-Филидор заревел:
– Клецки, клецки, или комбинация муки, яиц и воды!
Филидор парировал мгновенно:
– Клецка, или высшее существо Клецки, сама наивысшая Клецка!
Глаза его метали молнии, борода развевалась, было ясно, он одержал победу. Профессор Высшего Анализа в бессильной ярости отступил на несколько шагов, но тут же в мозгу его выстроилась страшная концепция, а именно, тщедушный слабак в сравнения с Филидором как таковым, он взялся за его жену, которую старый заслуженный профессор любил без памяти. Вот дальнейший ход событий, согласно Протоколу:
1. Госпожа профессорша Филидор, дама весьма упитанная, толстая, достаточно величественная, сидит, ничего не говорит, сосредоточивается.
2. Профессор д-р анти-Филидор встал против профессорши со своим мозговым объективом и начал смотреть на нее взором, каковой раздевал ее догола. Госпожа Филидор затряслась от холода и стыда. Д-р проф. Филидор молча накрыл ее дорожным пледом и поразил нахала взором, полным беспредельного презрения. При сем, однако, проявил признаки беспокойства.
3. Тогда анти-Филидор тихо проговорил: – Ухо, ухо! – и разразился ехидным смехом. Под воздействием этих слов ухо тотчас же обнаружило себя и сделалось неприличным. Филидор велел жене натянуть шляпу на уши, это, однако, мало помогло, ибо тут же анти-Филидор буркнул как бы себе под нос: – Две дырки в носу, – обнажив дырки носа почтенной Профессорши манером равно беспардонным, как и аналитическим. Положение становилось угрожающим, тем более что о закрытии дырочек не могло быть и речи.
4. Профессор из Лейдена пригрозил вызвать полицию. Чаша весов явно стала склоняться в пользу Коломбо. Мастер Анализа умственно сказал:
– Пальцы, пальцы руки, пять пальцев.
К сожалению, туша профессорши была не такова, дабы затушевать факт, который вдруг предстал перед собравшимися во всей своей бросающейся в глаза очевидности, то есть факт пальцев на руке. Пальцы были, по пять с каждой стороны. Госпожа Филидор, обесчещенная дотла, из последних сил пыталась натянуть перчатки, но – в это просто трудно поверить – доктор из Коломбо накоротке сделал ей анализ мочи и, зашедшись в плаче, победоносно прокричал:
– Н2ОС4, TPS, немного лейкоцитов и белка!
Все встали. Д-р проф. анти-Филидор, удалился со своей любовницей, которая вульгарно расхохоталась, а профессор Филидор с помощью нижеподписавшихся немедленно отвез жену в больницу. Подписались – Т. Поклевский, Т. Роклевский и Антоний Свистак, ассистенты.

На следующее утро мы собрались – Роклевский, Поклевский и я вместе с Профессором – у одра больной госпожи Филидор. Ее разложение шло чересчур последовательно. Надкусанная аналитическим зубом анти-Филидора, она постепенно утрачивала свои внутренние связи. Время от времени она только глухо стонала: – Я нога, я ухо, нога, мое ухо, палец, голова, нога, – словно прощаясь с частями тела, которые уже начинали двигаться автономно. Индивидуальность ее пребывала в состоянии агонии. Все мы сосредоточились на поисках средств срочного спасения. Средств таких не было. После совещания, в котором принял участие и доцент С. Лопаткин, прилетевший в 7.40 из Москвы на самолете, мы еще раз признали необходимость самых сильных синтетических, научных методов. Методов таких не было. Но тогда Филидор собрал в кулак все свои умственные способности и так их сконцентрировал, что мы отступили на шаг, и произнес:
– Пощечина! Пощечина, причем звонкая, – щека, это единственная из всех частей тела, способная вернуть честь моей жене и синтезировать разбежавшиеся элементы в некий высший почетный смысл хлопка и шлепка. Так за дело!
Но всемирно прославленного Аналитика не так легко было сыскать в городе. Только вечером его удалось поймать в первоклассном баре. Пребывая в состоянии трезвого пьянства, он пил бутылку за бутылкой, и чем больше он пил, тем больше трезвел, то же самое происходило и с его аналитической любовницей. В сущности говоря, они больше упивались трезвостью, нежели алкоголем. Когда мы вошли, официанты, бледные как полотно, трусливо сидели под стойкой, а они молча предавались каким-то не совсем понятным оргиям хладнокровного свойства. Мы составили план действий. Профессор сначала должен был предпринять ложную атаку правой рукой на левую щеку, после чего левой ударить по правой, а мы – т. е. доктора-ассистенты Варшавского университета – Поклевский, Роклевский и я, а также доцент С. Лопаткин – незамедлительно приступить к составлению протокола. План был прост, действия несложны. Но у профессора опустилась поднятая рука. А мы, свидетели, обалдели. Не было щеки! Не было, повторяю, щеки, были только две розочки и нечто подобное виньетке из голубков!
Анти-Филидор, проявив дьявольскую смекалку, предугадал план Филидора и упредил его. Этот трезвый Бахус вытатуировал себе на щеках по две розочки на каждой и нечто подобное виньетке из голубков! Вследствие этого щеки, а в свою очередь и задуманная Филидором пощечина потеряли всякий смысл, тем более высший. В сущности говоря, пощечина розам и голубкам не была пощечиной – она была скорее чем-то вроде удара по обоям. Не считая возможным допустить, дабы всеми уважаемый педагог и воспитатель молодежи попал в смешное положение, колошматя по обоям того ради, что жена его больна, мы решительно возражали против действий, о которых он мог бы впоследствии пожалеть.
– Пес ты! – проревел старец. – Ты подлый, ах, подлый, подлый пес!
– Куча ты! – ответил Аналитик, полыхая страшной аналитической спесью. – Я тоже куча. Хочешь – пни меня в живот. Не пнешь меня в живот, пнешь живот – и ничего больше. Хотел зацепить пощечиной щеку? Щеку можешь зацепить, но не меня – не меня. Меня нет вообще! Нет меня!
– Я еще зацеплю! Бог даст, зацеплю!
– Пока что они в иной субстанции! – засмеялся анти-Филидор. Флора Дженте, сидевшая рядом, расхохоталась, космический доктор обоих анализов бросил на нее чувственный взгляд и вышел. А вот Флора Дженте осталась. Она сидела на высокой табуретке и поглядывала на нас вылинявшими глазами до основания проанализированного попугая и коровы. Сразу же, с 8.40, мы начали – проф. Филидор, два медика, доцент Лопаткин и я – общую конференцию; перо в руках, как обычно, держал доцент Лопаткин. Конференция протекала следующим образом.


ВСЕ ТРИ ДОКТОРА ПРАВА

Ввиду вышепроисшедшего мы не видим возможности урегулирования конфликта достойным путем и советуем Многоуважаемому Господину Профессору игнорировать оскорбления, как исходящие от особы, не способной дать достойного удовлетворения.

ПРОФ. Д-Р ФИЛИДОР
Ябуду игнорировать, а там жена умирает.

ДОЦ. С. ЛОПАТКИН
Жену не спасти.

Д-Р ФИЛИДОР
Не говорите так, не говорите так! О, пощечина, единственное лекарство. Но пощечины нет. Нет щек. Нет средства божественного синтеза. Нет чести! Нет Бога! Да, но есть щеки! Есть пощечина! Есть Бог! Честь! Синтез!

Я
Вижу, профессора подводит логика мышления. Либо, щеки есть, либо их нет.

ФИЛИДОР
Господа, вы забываете, что остаются еще две мои щеки. Его щек нет, но мои щеки есть. Мы еще можем поставить на карту две мои нетронутые щеки. Господа, только постарайтесь понять мою мысль – я не могу дать ему пощечину, а он мне может, – но что я ему, что он мне, это все равно, так и так будет Пощечина и будет Синтез!
– Ба! Но как же сделать так, чтобы он Профессору дал пощечину?! Как его заставить Профессору дать пощечину?! Как его заставить Профессору дать пощечину?!!
– Господа, – сосредоточенно проговорил гениальный мыслитель, – у него есть щеки, но у меня тоже есть щеки. Принцип здесь – определенная аналогия, и я поэтому буду действовать не столько логично, сколько аналогично. Per analogiam По аналогии (лат.).

куда вернее, ибо природой управляет некая аналогия. Если он король Анализа, то я же как-никак король Синтеза. Если у него щеки, то и у меня щеки. Если у меня жена, то у него любовница. Если он проанализировал мою жену, то я синтезирую его любовницу и таким образом выдеру из него пощечину, которую он боится мне дать! Одним словом, я его заставлю и спровоцирую дать мне пощечину – если уж я не могу дать пощечину ему. – И он, не мешкая, кивнул Флоре Дженте.
Мы примолкли. Она подошла, двигая всеми частями тела; одним глазом кося на меня, другим на Профессора, оскалив зубы на Степана Лопаткина, выпятив грудь на Роклевского, а задом вертя по адресу Поклевского. Впечатление было такое, что доцент вполголоса заметил:
– Вы в самом деле хотите кинуться со своим высшим синтезом на эти пятьдесят отдельных кусков? На эту бездушную, платную комбинацию элементов (ЖП+ПЖ) могущества?
Но универсальный Синтетолог обладал свойством никогда не терять надежды. Он пригласил ее к столику, угостил рюмочкой «Чинзано» и для начала, чтобы исследовать, синтетически сказал:
– Душа, душа.
Она ответила чем-то похожим, но не тем же самым, ответила чем-то, что было частью.
– Я! – произнес Профессор, изучающе и с нажимом, стремясь пробудить в ней куда-то запропастившееся «я». – Я!
Она ответила:
– А, вы, очень хорошо, пять злотых!
– Единство! – резко закричал Филидор. – Высшее Единство! Единство!
– Мне все едино, – сказала она равнодушно, – старик или ребенок.
Затаив дыхание, смотрели мы на эту чертову аналитичку ночи, которую анти-Филидор превосходно вышколил по-своему, а может, даже и воспитал для себя с малых лет.
Однако же Творец Синтетических Наук не унимался. Настал период тяжкого противоборства и напряжения сил. Он прочитал ей две первые песни «Короля-Духа», она потребовала за это десять злотых. Он провел с нею долгую и вдохновенную беседу о высшей Любви, Любви, которая захватывает и объединяет все, за что она взяла одиннадцать злотых. Он прочитал ей два отвлеченных романа наиболее известных романисток на тему о возрождении посредством Любви, за что она запросила сто пятьдесят злотых и не хотела уступить ни гроша. Когда же он вознамерился пробудить в ней гордость, она выставила счет на пятьдесят два злотых – ни больше, ни меньше.
– За чудачества платят, старый хрыч, – сказала она, – на это таксы, нет.
И заворочала своими тупыми совиными глазами, не поддаваясь, расходы росли, а анти-Филидор в городе смеялся в кулак над безнадежностью стараний, штучек…
На конференции с участием д-ра Лопаткина и трех доцентов знаменитый исследователь признал поражение в следующих словах:
– В общей сложности мне обошлось это в несколько сот злотых, я действительно не вижу возможности синтезирования, напрасно я прибег к помощи наивысших Единений, как то – Человечество, она все переводит на деньги и выдает сдачу. Человечество, оцененное в сорок два злотых, перестает быть Единением. В самом деле, неясно, что делать. А жена там теряет последние остатки внутренних связей. Нога уже отправляется гулять по комнате, как только она вздремнет – естественно, жена, не нога, – приходится держать ее руками; но руки тоже не хотят, анархия страшная, страшная разболтанность.

Д-Р МЕД. Т. ПОКЛЕВСКИЙ
А анти-Филидор распространяет слухи, будто профессор – противный маньяк.

ДОЦЕНТ ЛОПАТКИН
А нельзя ли добраться до нее как раз с помощью денег? Если она все переводит на деньги, то можно подъехать как раз со стороны денег? Простите, я плохо вижу, что у меня за мысль, но есть нечто такое в природе – к примеру, была у меня пациентка, болела робостью, смелостью я ее лечить не мог, ибо смелость она не ассимилировала, но я дал ей такую дозу робости, что она не могла больше выдержать, и оттого, что не могла, ей пришлось осмелеть, и она тотчас же стала безумно храброй. Наилучший метод – per se Само по себе, в чистом виде (лат.).

, то есть вывернуть рукав наизнанку, подкладкой наружу, это значит само в себе. Само в себе. Надо бы ее синтезировать деньгами, только, признаюсь, не вижу, как…

ФИЛИДОР
Деньги, деньги… Но деньги всегда цифра, сумма, это не имеет ничего общего с Единением, собственно, только грош неделим, но грош-то не оказывает никакого воздействия. Пожалуй… пожалуй… господа, а если ей дать такую большую сумму, чтобы она одурела? – одурела? Господа… чтобы она одурела?
Мы примолкли, Филидор вскочил с места, а его черная борода развевалась. Он впал в одно из таких гиперманиакальных состояний, в которые гений регулярно впадает раз в семь лет. Он продал два каменных дома и виллу за городом, а вырученную сумму, 850 000 злотых, разменял на злотые. Поклевский наблюдал за ним с удивлением, этот недалекий уездный доктор никогда не умел понять гения, не умел понять и потому-то, собственно, совсем не понимал. А тем временем философ, уже уверовав в себя, направил ироничное приглашение анти-Филидору, который, отвечая на иронию иронией, пунктуально в половине десятого появился в кабинете ресторана «Алказар», где предстояло свершиться решающему эксперименту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41