Под халатом была длинная белая хлопчатобумажная ночная рубашка, старая и штопаная, но с вышивкой на подоле, с высоким воротником и кружевными манжетами. Это была одна из ночных рубашек матери маркиза Клейтонского, которую давно отдали слугам, о чем сообщила Каролине Бетт. Каролина не сомневалась, что это лучшая ночная рубашка в мире.
Улыбнувшись служанке, она рассказала ей, что круглый год спала в той же одежде, в которой работала, но, опасаясь вызвать ее неодобрение, Каролина умолчала о том, что в жаркие ночи она нередко спала совсем голой.
Бетт покачала головой, взглянув на ногти Каролины, затем втерла в руки своей новой госпожи ароматную земляничную мазь и крем, уверяя Каролину, что кожа на руках скоро станет мягкой и нежной. Потом служанка проделала то же с лодыжками, ступнями и пальцами ног Каролины, отчего та нервно захихикала.
Бетт также помогла ей вымыть голову и изумленно воскликнула, увидев, что волосы Каролины гораздо светлее, чем казались.
Сидя на широкой кровати под балдахином, Каролина положила ладонь на живот, наслаждаясь незнакомым чувством сытости, которое не покидало ее и через два часа после ужина, который ей принесли на серебряном подносе, нисколько не напоминавшем деревянную доску, использовавшуюся для этой же цели в Вудвере. Она так наелась, что осилила только две из полудюжины хрустящих булочек, а остальные сунула за пазуху, когда Бетт отвернулась.
Бетт пожелала ей спокойной ночи и проследила, чтобы лакей согрел ее постель горячей сковородкой. Когда дверь за служанкой закрылась, Каролина принялась исследовать шкафы и ящики в комнате. Она осмотрела и пощупала статуэтки, понюхала содержимое хрустальных бутылочек, стоявших на туалете перед зеркалом, затем легла посередине комнаты на ковер, громко смеясь от счастья. Каролина решила, что умерла и оказалась в раю. Она зевнула и уже собиралась лечь под одеяло и заснуть, когда дверь открылась и на пороге показалась сияющая от радости мисс Твиттингдон, одетая в смешной красно-синий шерстяной халат; на ногах у нее были вязаные розовые тапочки.
— Я пришла проверить, все ли в порядке, леди Дульцинея, — заявила она, подойдя к кровати. — Надеюсь, с вами обращались так, как того требует ваше высокое положение. Если нет, придется уволить слуг. Всех этих ленивых бестий. Хотя должна сказать, что со мной они вели себя довольно пристойно и даже нарезали мне мясо, поскольку мне самой не удалось справиться с этой задачей.
Каролина захихикала, уткнувшись в одеяло, потом перевернулась на спину, широко раскинув руки и ноги и разметав по постели светлые волосы. Она взглянула на мисс Твиттингдон, и в ее зеленых глазах промелькнула печаль.
— Тетя Летиция! Ты можешь в это поверить? Скажи честно, можешь или нет? Взгляни на меня! Смотри, какая широкая кровать. Сюда можно уложить еще шестерых. А может быть, и восьмерых!
— Моя леди! Как вы можете думать о подобных вещах. Вы девственница, — заметила мисс Твиттингдон.
— Ах, фу! — воскликнула Каролина, передразнивая пожилую женщину.
Она соскочила с кровати и, не замечая, что пол холодный, начала скакать по комнате. Затем подобрала подол ночной рубашки и случайно увидела свое отражение в высоком зеркале. Она опустила рубашку и замерла, глядя на незнакомку, улыбавшуюся ей в зеркале.
— Это я, тетя Легация? Это действительно я?
— Конечно это ты, детка, — твердо заявила мисс Твиттингдон. — Ты ведь и раньше видела себя. Ты выглядишь точно так же, как в тот день, когда мы познакомились. Ты прекрасна. Твоя красота разбивает сердца. Однако ты ходишь босиком, чего я не могу одобрить. Еще меньший восторг вызывает у меня тот факт, что ты живешь под одной крышей с холостым мужчиной. Я ответственна за твое воспитание и не могу этого не отметить. Кстати, подавали тебе абрикосовое суфле, как и мне? Признаюсь, оно было великолепным.
Каролина начала грызть ноготь, но вспомнила, что теперь этого делать нельзя. Потом она взглянула на пожилую женщину, которая делилась с ней в Вудвере сладостями, чистой водой и обрывками знаний.
— Тетя Летиция, неужели ты и впрямь всегда видела меня такой?
Мисс Твиттингдон улыбнулась, глядя на нее материнским взглядом:
— Всегда, моя дорогая, моя прекрасная леди Дульцинея.
— Леди Каролина, — мягко поправила ее девушка, снова поворачиваясь лицом к зеркалу.
Она взяла в руки свои длинные волосы и приподняла их на затылке, как на одной из модных картинок, которые показывала ей мисс Твиттингдон, потом вскинула голову и стала всматриваться в свое отражение.
— Ты должна запомнить, что меня зовут леди Каролина, тетя Летиция. Это очень важно для маркиза.
— Дети и отцы, отцы и дети!
Вам известно, как живут на свете
Те, кто, лишены любви и чести,
Не живут с родителями вместе?
Отцы и дети, дети и отцы,
Вы рады в воду спрятать все концы?
Но дни идут, съедает злоба очи,
А мир сулит лишь мрак беззвездной ночи.
Морган поставил бокал с вином на стол и взглянул на Ферди Хезвита, который, подобно эльфу, оседлал диванную подушку.
— Ну разве ты не сентиментальное маленькое животное? — сказал маркиз, не очень понимая, почему пьет вино в одиннадцать часов утра, — прежде он никогда не приступал к вину раньше трех.
Ферди ухмыльнулся, показав редкие маленькие зубы, напомнив Моргану обезьянку, которую он видел на местной ярмарке.
— Не совсем так, ваша светлость. Сегодня утром я встретился за завтраком с вашим отцом. Вы ушли, а я заметил, что вы оставили почти весь завтрак нетронутым. Герцог пообещал помолиться за меня. Как вы думаете, может он попросить Бога, чтобы я подрос?
— Знаешь, я не думаю, что ты действительно ждешь от меня ответа на свой вопрос, — сказал Морган, немного стыдясь за своего отца.
Ферди махнул короткой ручкой, как бы отвергая слова Моргана, но потом кивнул в знак согласия:
— Наверное, вы правы. Его милость проявил бездну сочувствия ко мне, послав слугу за подушкой, чтобы мне было удобнее сидеть за столом. Он очень приятный человек, ваш отец. Так скажите мне — если недавний сумасшедший смеет задать вам вопрос, — почему вы так не любите друг друга?
— Я всегда считал, что детям не следует давать хорошего образования, — заметил Морган, пристально глядя на Ферди. — Они начинают задавать наглые вопросы.
— Мне очень жаль, — быстро извинился карлик, подняв вверх руки, словно маркиз целился в него из пистолета. — По крайней мере, ваш отец признает вас. По-видимому, я просто завидую, хотя должен быть благодарен вам за то, что вы позволили Каро убедить себя, что она не может оставить в лечебнице своих дорогих друзей. Вы ведь не причините ей вреда, правда? А то мне придется вас убить, а вы мне нравитесь.
— Сентиментальный, наглый и вдобавок еще кровожадный. Как столько пороков умещается в таком маленьком теле, Ферди?
— Я же сказал, что вы мне нравитесь! — Ферди соскочил с дивана. — Большинство людей смотрит на меня либо брезгливо, как на насекомое, либо с жалостью во взоре — как ваш отец. Вы же говорите со мной как с разумным человеком. Вы не можете себе представить, каково это, если с тобой говорят так, словно ты не в состоянии понять самых простых фраз, сказанных по-английски; как будто ты не только маленький, но еще и глухой; если тебя ненавидят и швыряются камнями, обзывают, потому что ты пугаешь их, так как само твое существование говорит им о том, что Бог допускает ошибки. Но вы… вы не испытываете ко мне ненависти, не жалеете и не смотрите на меня свысока. — Он покачал своей большой головой, в его глазах стояли слезы. — Вы обращаетесь со мной так, будто я кто-то.
— Это еще не значит, что ты мне нравишься, — заметил Морган и засмеялся. — Ты, знаешь ли, бываешь чертовски несносным.
Ферди взгромоздился обратно на диванную подушку, потом подмигнул Моргану:
— Да, ваша светлость. Я знаю. У меня большая практика в этом деле. Но Ферди не пустышка — он просто коротышка.
Морган запрокинул голову и громко расхохотался, оценив шутку. Но через несколько секунд его веселость исчезла: он почувствовал, что в комнату кто-то вошел, обернулся и увидел стоящую на пороге Каролину Манди.
Во всяком случае, разум сказал ему, что это Каролина. Морган автоматически встал, как всегда, когда в комнату входила дама. Его глаза были не в ладу с разумом: он едва узнавал девушку. Мягкое синее платье шло Каролине несравненно больше, чем те лохмотья, которые она прежде носила: оно выгодно подчеркивало стройность ее маленького девичьего тела. Морган с изумлением отметил, что Каролина приколола подаренную ей рубиновую заколку к белому воротничку платья, но недоумевал, зачем она это сделала: то ли желая украсить платье, то ли из опасения, что он потребует подарок обратно.
Особенно поразили Моргана ее волосы. Они оказались гораздо светлее, чем были раньше; мягкие, пышные, они были аккуратно зачесаны назад, схвачены широкой лентой, волной ниспадая до талии. Но особенно изменилось ее лицо, от которого Морган не мог отвести глаз. Он не осознавал раньше, насколько хороша эта девушка. Насколько пикантен ее чуть вздернутый носик, насколько очаровательны линии маленького подбородка и длинной, изящной шеи. А ее глаза! Они были не просто зелеными — они были изумрудными и переливчатыми в обрамлении длинных ресниц. Разрез их был таков, что уголки загибались вверх, как у кошки. Ему определенно нравились эти экзотические глаза. Даже очень.
Короче говоря, Каролина Манди, чистая, освободившаяся от лохмотьев, показалась Моргану каким-то чудом, и он впервые поверил в успех своего предприятия — в то, что ему удастся ввести бедную сиротку в высшее общество Лондона. Хотя девушка нисколько не походила на высокую, изящную, поразительно красивую незабвенную леди Гвендолин.
— Доброе утро, ваша светлость, — приветствовала его Каролина. Она улыбнулась, увидев Фредерика Хезвита. — Да ты сияешь сегодня утром как девятипенсовик, Ферди! — воскликнула она, подойдя к дивану, наклонилась и поцеловала карлика в макушку.
— Доброе утро, Каро. Ты выглядишь превосходно; ты выглядишь полностью обновленной.
— Не говори глупости, Ферди. Сюда скоро спустится тетя Летиция. У нее проблема: она никак не может решить, следует ли ей сегодня надевать свой алый тюрбан. Тебя покормили? — спросила она, заговорщически понизив голос. — У меня остались хрустящие булочки со вчерашнего вечера, и еще я приберегла кусочек чудесной розовой ветчины сегодня за завтраком. Бетт не позволяла мне спуститься вниз раньше, иначе я давно разыскала бы тебя и покормила, как всегда. Ты ведь знаешь, что я никогда не забывала этого делать.
Морган кашлянул — как он надеялся, деликатно.
— Нет никакой необходимости приберегать крошки со стола для Ферди, леди Каролина, — заметил он, галантным жестом приглашая ее сесть. — Он уже позавтракал вместе с моим отцом. Правда, Ферди?
Губы его сжались, когда Каролина обратилась к Ферди, попросив его подтвердить слова маркиза. Наглая девчонка! Видимо, он не вызывает у нее никакого доверия.
— Зачем бы мне лгать, леди Каролина?
Она повернулась, пристально посмотрела на маркиза и улыбнулась. Морган порадовался тому, что она сохранила все свои зубы — они были ровными и отливали жемчужным блеском.
— А зачем вам говорить правду, ваша светлость? В конце концов, именно ложь соединила нас. Вы, Бетт, тетя Летиция, даже дворецкий — все называют меня леди Каролиной; Ферди сидит на подушке, как знатный барин, как будто он не привык к тому, что на две недели в месяц его приковывали цепью к стене. Несколько минут назад я видела Персика. Она сказала мне, что ей не приходится работать, чтобы сохранить крышу над головой. Ложь и правда так перепутались, что я уже не различаю их.
— Я признаю, что ваши слова не лишены смысла, чертенок вы этакий, — проговорил Морган, подумав. — Хотя мне немного обидно, что вы мне совсем не доверяете. Может, мне стоит представить вам список того, чего я не сделаю ни вам, ни вашим друзьям, и подписаться под ним?
Каролина пожала плечами:
— От этого было бы мало толку, ваша светлость. Я, видите ли, почти не умею читать, особенно эти сложные слова, от которых скулы воротит. Правда, Ферди научил меня кое-чему, а благодаря тете Летиции я могу прочесть вывески на магазинах. — Она улыбнулась маркизу. — Я немного умею считать, писать буквы и знаю, что Рим находится в похожей на сапог стране, которая называется Италией, к тому же умею есть палтус.
— Да, — вздохнул Морган.
Каролина настолько хорошо говорила, что он не предполагал, что она может не уметь читать. В ней все было перемешано: отчасти прислуга, отчасти леди и немного даже — курносый уличный мальчишка.
— Кажется, вы упомянули о палтусе. Так вот, с этим придется подождать. Это даже хорошо, что нам не нужно ехать в Лондон до конца марта. До этого времени вам предстоит как следует потрудиться.
— Почему? — спросил Ферди, который снова соскочил с дивана и обосновался на низеньком столике, стоявшем между диваном и креслом, на котором сидел Морган.
— Почему? Что же тут непонятного, Ферди? Наша сиротка неграмотна, — пояснил Морган. Он посмотрел на Каролину. Она расположилась в кресле и, вытянув шею, разглядывала замысловатую роспись на потолке. И это только один из пробелов в воспитании, — добавил Морган, — непростительных для леди. Я уже обсуждал с ней этот вопрос.
— Но что из этого? Вы сказали, что настоящая леди Каролина пропала пятнадцать лет назад. Не может же она после этого сразу появиться в свете безупречно воспитанной. Сирот не обучают грамоте. Кроме того, почему вы не повезли Каро прямо к графу, ее дяде? Почему вы держите ее, как и всех нас, здесь, прежде чем отправить в Лондон?
— Я позволю себе дать объяснения, Морган, раз уж согласился не препятствовать этой сомнительной затее.
— Отец, доброе утро. А я думал, что ты наверху творишь утреннюю молитву. — Морган пожалел, что завел этот разговор. Отец согласился с его планом. Чего еще хотел он от него? Любви? Он добился согласия отца, но ему мало этого, он продолжает надеяться на невозможное?
Он смотрел на дверь, где стоял герцог Глайндский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38