Она отправилась в ванную и взвесилась: пять лишних фунтов. Ее груди набухли, восхитительно розовые соски потемнели. Как же она досадовала на то, что ее не томила, как других, утренняя слабость и вялость – первый признак случившегося. Как назло, она еще никогда не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. Но факт оставался фактом – она находилась на третьем месяце беременности. «Идиотка! Дура! И о чем ты только думала!» – кляла она себя. Конечно же, это был ребенок Ласло. «Не следовало позволять ему этого в тот, последний раз, – думала Ева, – но ведь я выполнила все меры предосторожности, к которым прибегала всегда». Природа оказалась гораздо изворотливее. Ева снова и снова проклинала себя. Что-что, а уж ребенок ей сейчас нужен был меньше всего. Она вообще терпеть не могла детей и не собиралась заводить своих. И вот – пожалуйста, что теперь прикажете делать! Все планы могли рухнуть в одночасье. Это просто немыслимо – иметь ребенка от Ласло Ковача. Она уже вычеркнула его из своей жизни. И ей бы не хотелось ежедневно сталкиваться лицом к лицу с чем-то из прошлого, которое уже совершенно не волновало и, более того, о котором она и не хотела бы вспоминать. Сделать аборт? Но через кого найти нужного врача? Тут следует быть осторожной… И к тому же это, наверное, будет стоить бешеных денег. Изливая гнев, она колотила подушку кулаками.
Потом она лежала на кровати с сухими глазами и холодно перебирала самые разнообразные варианты, когда услышала, как вошел Джон. Он вернулся из оперы, Ева никогда не составляла ему компанию – опера наводила на нее скуку. И вдруг идея осенила ее. Она резко выпрямилась и села на кровати… Кажется, она придумала! Конечно, это означало, что кое-что в ее планах придется изменить, но не столь уж значительно. Зато в новом варианте имелись и свои преимущества. Глаза ее озарились светом надежды, и Ева снова расслабленно и облегченно потянулась. Оставалось только додумать детали.
Джон сварил себе кофе и только расположился за столом, когда сквозь стену, отделявшую кухню от комнаты Евы, услышал звуки отчаянных рыданий, которые явно заглушала подушка. Он нерешительно постучался в дверь.
– Ева! Что с вами?
– Оставьте меня… – всхлипнула она.
– Но я слышу, вы плачете. Что случилось? С вами все в порядке?
В ответ раздался новый приступ рыданий. Это заставило Джона решиться на то, чего он никогда не делал: он вошел к ней в комнату. Ева лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и вся ее хрупкая фигурка вздрагивала.
– Ева! – он бросился к ней и дотронулся до руки. – Что случилось? Ради Бога, скажите наконец!
– Это самое ужасное… самое ужасное, что могло произойти со мной.
Его сердце замерло:
– Вас кто-то опознал?
– Нет… еще хуже.
– Еще хуже? – Джон в замешательстве смотрел на нее. До сих пор Еву пугало только то, что ее могут узнать на улице и увезти назад, в Венгрию. Что произошло теперь? Джон терялся в догадках.
– Но что же тогда?
– Конечно, откуда вам догадаться об этом. Вы добрый и порядочный человек.
Наивность Джона не имела пределов:
– Вы потеряли клиентов?
– Нет, нет, нет! Со мной случилось то, чего я не могу изменить… нечто такое ужасное, о чем мне стыдно признаться даже вам… – новый приступ рыданий помешал ей закончить начатую фразу.
– Но вы не можете сделать ничего такого, чего бы вам следовало стыдиться, – уверенно проговорил Джон.
– Это не то, что я сделала… это то, что сделали со мной…
– С вами?
Подсказки по-прежнему не могли пробить броню его наивности.
Ева подняла заплаканное личико от подушки.
– Меня изнасиловали! – выкрикнула она. – Той самой ночью, когда я пробиралась в «Дюна-отель», один из офицеров разведки схватил меня в темной аллее и изнасиловал, и вот теперь оказалось, что я беременна от него. – Ее отчаянные рыдания были такими громкими, что Джон испугался, как бы остальные обитатели дома не услышали.
– Я никогда не могла рассказать об этом, кому я могла пожаловаться на него?! И мне было так стыдно… так стыдно…так мучительно больно…и вот теперь все узнают…На мне останется клеймо… я знаю, что я должна… моя жизнь закончена. – Она вытянула вперед дрожащую руку и, указывая на Джона, лепетала: – Вот видите… даже вы… такой добрый и то… – и снова упала лицом в подушку.
– Ну конечно… это такое потрясение… я имею в виду изнасилование… – Джон сглотнул. Разумеется, он слышал, что такого рода вещи случаются на свете, но у него в голове не укладывалось, что существуют люди, способные на такие подлости. Это творили русские, оказавшиеся в Берлине, – ему рассказывали об этом немецкие друзья, – но он никогда сам близко не соприкасался ни с чем подобным. Так непосредственно.
Когда в его квартире появилась Ева, впервые в жизни его стали посещать сексуальные фантазии. Он мечтал о близости с ней, хотя и понимал, насколько это нереально. Весь его опыт в этой области ограничивался лишь редкими визитами к проституткам. В первый раз его увлек с собой один товарищ по казарме во время службы в армии. Служба длилась недолго – Джона уволили в запас из-за того, что у него на нервной почве начались жесточайшие приступы астмы. Визит к проститутке произвел на него ужасающее впечатление. После той ночи он и представить себе не мог, что снова когда-либо приблизится к какой-либо женщине. Воздержание не представляло для него никакого особенного труда. Этому способствовало то, что он был не особенно привлекателен: слишком худой для своих шести футов роста, к тому же уже к двадцати годам он начал лысеть, плюс его природная застенчивость. Ева была второй – после матери – женщиной, в присутствии которой ему было спокойно и хорошо. И конечно, его настолько воодушевляла мысль о том, что такая красивая, такая привлекательная девушка подружилась с ним, что он боялся сделать какой-либо неверный шаг, который нарушил бы установившиеся между ними отношения. Ему понадобилось собрать всю свою храбрость, чтобы уехать в Вену, несмотря на возражения матери. Теперь ему пришлось набраться еще большей храбрости, чтобы заявить:
– Конечно, меня страшно огорчило, что такая ужасная вещь произошла именно с вами.
– Вы даже представить себе не можете, что творилось в Будапеште в тот последний день… и никто не сможет вообразить, какие животные носились по улицам… Мое положение просто отчаянное… Ведь я получила возможность вырваться из этого ада… и самое ужасное, что это произошло, когда я была почти у цели… Он набросился на меня сзади, схватил за горло и уволок в темную аллею… Как это было больно, страшно и омерзительно…. Я так надеялась забыть об этом ужасе навсегда!
Эти ее слова имели целью навести Джона на мысль, что она к тому времени оставалась девственницей. Рыдания Евы, ее беспомощность и отчаяние настолько ошеломили Джона, что он подчинился своему инстинкту: сел к ней на постель и обнял, чтобы хоть как-то успокоить. Ее тело вздрагивало от плача, но оно было таким мягким и теплым, а ее волосы так чудесно пахли, были такими шелковистыми…
– Ну же… ну, – принялся он успокаивать ее. – Все будет хорошо. Я здесь, с вами… не плачьте… вы не одна… вы же знаете, что я сделаю все, что смогу…
– Как?! – воскликнула она. Слезы снова навернулись ей на глаза. – Я не знаю, что мне теперь делать с этим…
– С чем?
– Как с чем?! – Она отвела глаза, словно стеснялась встретиться с ним взглядом. – Со своей беременностью…
Джон напрягся:
– Вы хотите сделать аборт? – Все наставления его матери тотчас всплыли в памяти. – Но ведь это убийство!
– Значит, умереть должна я, потому что мне нельзя сейчас иметь ребенка. Ведь я не замужем. И кто поверит, что меня изнасиловали? Меня начнут спрашивать, почему я ничего не сообщила, решат, что я лгу, потому…
– Почему? – спросил Джон, все еще не понимая, куда она клонит.
– Ну, это не имеет значения, – проговорила она таким тоном, после которого он, конечно же, должен был потребовать ответа.
– Нет, все имеет значение. И уж если я собираюсь вам помочь, я должен знать все так, как оно есть на самом деле.
Ева отвернулась в сторону:
– Из-за того, что я живу в вашем доме, и из-за того, что мы везде бываем вместе, – прошептала она.
Джон на миг потерял дар речи.
– Вы всегда думаете о людях лучше, чем они есть на самом деле, – неуверенным тоном проговорила Ева. – Но я знаю, какими жестокими и безжалостными они могут быть. Как они подозрительны и недоверчивы. Разве вы не понимаете, о чем идет речь? Мы живем в одном доме… мы друзья… и, следовательно…
– Они не посмеют! – Джон покраснел от возмущения и негодования.
– Но они именно так и подумают, – всхлипнула Ева. – В отличие от тебя, до меня дошли сплетни, что ходят по городу, как многозначительно улыбаются мои клиентки…
Джон уже не просто покраснел, он побагровел. Только одно для него было непереносимо – это когда над ним смеялись. Он столько натерпелся из-за этого. Все его детство превратилось в кошмар именно по этой причине. Никого из его двенадцатилетних приятелей матери не ходили встречать в школу. Его одноклассникам матери не устраивали сцен из-за того, что им задали по биологии главу о том, как происходит размножение. «Это грех! Грех и преступление учить детей таким грязным вещам! – кричала мать Джона. – Я запрещаю тебе!» Мать сделала все, чтобы жизнь Джона, прозванного маменькиным сынком, превратилась в цепь унижений. Его воспитание основывалось на том, что все, связанное с сексом, считалось грязным и недостойным. Джону было запрещено читать книги до тех пор, пока мать не просматривала их сама. Прежде чем взять Джона в кино, его мать сама смотрела фильм, чтобы убедиться, нет ли в нем ничего такого, что могло бы испортить ее сына. Словом, много лет подряд его воспитывали таким образом, чтобы вызвать отвращение к сексу.
И вот теперь мысль о том, что за его спиной люди посмеиваются над ним, вызвала у него ярость. Ему-то казалось, что все это осталось позади. И вот в Вене опять началось то же самое…
– Теперь со мной никто не захочет иметь никаких дел, – снова всхлипнула Ева, – ни одна из моих клиенток не пригласит в дом незамужнюю женщину, у которой родится незаконнорожденный ребенок. Вот почему я подумала об аборте… Если я не найду выхода – я погибла!
– Нет! – твердо и спокойно проговорил Джон, потому что смутная мысль, замаячившая перед ним, вдруг оформилась в нечто ясное и определенное.
– Но что мне остается делать! В Венгрии любая женщина, которая оказывается в подобном положении, тут же становится вне общества…
– Именно поэтому, – сказал Джон, – вы должны выйти замуж… за меня.
Ева, которая сидела, закрыв лицо руками, глубоко вздохнула. Медленно она оторвала руки от лица и посмотрела на Джона широко открытыми глазами.
– О, это было бы… – Но потом она опустила голову. – Я не могу принять от вас такую жертву, но это так благородно с вашей стороны.
– Вы хотите сказать, что могли бы выйти за меня замуж? – Джон был потрясен.
– Без всяких колебаний, – заверила его Ева. – Вы добрый, вы такой воспитанный, терпеливый, вы все понимаете и так заботитесь обо мне. – Помедлив, она добавила: – Обо мне так никто никогда не заботился. С тех пор как умер мой отец… но я не имею права принимать такую помощь от вас. – И взяв его руку, прижала к губам. – Но все равно я так благодарна вам.
– Нет, мы поженимся, – твердо произнес Джон. – Это то, о чем я уже так давно мечтал, но не смел даже надеяться. Я полюбил вас с той минуты, когда впервые увидел, но считал, что такая красивая девушка никогда не обратит внимания на такого человека, как я. Ведь вы могли бы покорить любого… – Он снова дотронулся до ее руки. – Я счел бы великой честью, если бы вы согласились стать моей женой.
– Но ребенок…
– С этим мы разберемся, когда придет время.
Ева нерешительно взглянула на него.
– Я сомневаюсь… – прошептала она. – Вы в состоянии понять все случившееся, но…
– Вы сейчас подавлены, – начал успокаивать ее Джон. Он знал случаи, когда у мужчин вызывала недовольство весть о беременности жены, но когда ребенок появлялся на свет, они превращались в гордых отцов. А уж тем более что говорить о женщине? Они не могут не полюбить рожденного ими ребенка. И то же самое случится с Евой, несмотря на то, что ребенок стал следствием в буквальном смысле слова несчастного случая. То же самое твердила не раз и его мать. «Такова Божья воля, – говорила она женщинам в такие моменты. – Таково Его Провидение – это плата за чувcтвенность и похоть. Ты совершила этот поступок и должна нести свой крест. Ребенок ни в чем не виноват, и ты должна одна за все расплачиваться».
«Да, – подумал он, – ребенок не виноват ни в чем. А нам надо сделать все, чтобы никто не узнал, как все произошло на самом деле».
– Вы полюбите его, – проговорил он уверенным тоном. – У вас просто неисчерпаемые запасы любви, Ева. Вы ведь любите даже нашу собачку. Помните, какой вы подняли шум, когда домовладелец попытался запретить держать ее здесь.
«Кажется, в самом деле сама судьба вывела этого человека на сцену моей жизни», – подумала Ева.
– Если ты и в самом деле так думаешь, – проговорила она дрожащим голосом.
– Да.
К тому моменту, когда Джон покинул ее комнату, они решили, что поженятся сразу же, как закончат все необходимые приготовления.
Ева с удовлетворенной улыбкой закрыла за Джоном дверь. Все произошло именно так, как она и рассчитала. Теперь она могла появиться в Англии как жена британского подданного, и ее имя будет вписано в его синий паспорт. И когда она там обоснуется, ей будет проще и легче приблизиться к заветной цели. Правда, это означало, что кое-что в ее планах и сроках их исполнения придется изменить, но весьма незначительно. Она просто потеряет некоторое время – то, которое уйдет на роды.
«Никогда не думала, что заведу ребенка, – размышляла Ева. – Но кажется, пока все идет по моему плану. Люди решат, что это наш с ним ребенок».
Джон был воодушевлен до того момента, пока она не спросила его:
– А как на это посмотрит твоя мать? – Ева знала, что Джон полностью находился под ее властью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60