Эд полез в багажник и взял сумку. Джеймс принял ее из его рук.
– Мы привыкли. Терпеливо несем свой крест. К тому же погода всегда дает отличную тему для разговоров.
Они вошли в дом. Навстречу им по лестнице уже спускалась Сара. От Джеймса не ускользнул взгляд, каким она обменялась с Эдом, жест, которым она протянула ему обе руки. Эд прикоснулся губами к ее щеке.
– Привет, – беззаботно бросил Эд. Но Джеймс услышал, как зазвенел его голос, увидел, как расцвело лицо матери, как заулыбались ее серые глаза.
– Отнеси сумку наверх, дорогой, – сказала Сара Джеймсу, беря под руку Эда, чтобы отвести его в гостиную. – Джайлз спустится попозднее.
– Как он? – спросил Эд.
Все в Латрел-Парке зависело от состояния здоровья Джайлза.
– Старается держаться, – ответила Сара. Едва закрыв за собой дверь гостиной, она повернулась к нему и, со вздохом положив руки ему на плечи, приникла всем телом.
Эд приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза.
– А ты?
– Соответственно, – сказала она.
Она выглядела усталой, напряженной. Ее фантастическое терпение исчерпалось почти до предела, и она была на грани срыва.
– Когда вижу тебя – гораздо лучше.
– Рад стараться.
– Спасибо, что приезжаешь сюда, Эд. Я понимаю, как это для тебя непросто. И очень тебе благодарна. Это много значит для меня.
– Для меня тоже.
– А теперь давай присядем, и ты расскажешь мне, что делал эти две недели.
Когда Джеймс вошел в гостиную, они сидели в креслах друг против друга, но сразу было ясно, какое чувство их соединяет. Видя отца и мать вместе, Джеймс стал понимать, какое место занимает его мать в классическом треугольнике. Оба мужчины по-своему зависели от нее, и каждому из них она умела дать именно то, что ему было нужно. Только оставаясь с Эдом в отсутствие Джайлза, она позволяла себе быть самой собой, и Джеймс не переставал восхищаться ее умением разом отбросить границы условностей, которые установились за долгие годы.
С самой первой своей встречи с Эдом Джеймс чувствовал определенный дискомфорт из-за того, с какой легкостью он поддался обаянию этого человека. Занимавший прежде главенствующее место в его жизни Джайлз сам собой отодвинулся в сторону, и, приезжая в Латрел-Парк, Джеймс, видя неизменную терпеливость и кроткое понимание, которые тот проявлял, чувствовал невольный стыд.
Джеймс понимал, что Джайлз добровольно самоустраняется, чтобы дать место Эду, потому что он отец Джеймса и потому что этого желает Сара. В конечном итоге подтвердилось его предположение, что для Джайлза Латрела центром вселенной была Сара, а для нее самой главным в жизни были он, Джеймс, и Эд. Что касалось Джайлза, то Джеймсу не на что было жаловаться: таким отношениям, которые между ними складывались, можно было только позавидовать.
И все-таки отношения внутри четверки становились довольно запутанными. Но Джеймс не особенно старался в них разобраться. Он помнил слова Эда, которые тот сказал несколько недель назад: «Чувства недоступны разуму». «Раз уж такой умный человек, как Эд, отступает перед непонятностью страстей, то куда уж мне», – думал Джеймс.
Он улыбнулся.
– Дождь кончился, – объявил он. – Ожидается замечательный закат, предвещающий назавтра хорошую погоду.
– А что, нам завтра понадобится хорошая погода? – невинно осведомился Эд.
Джеймс ответил ему укоризненным взглядом.
– Ну как же! Ведь завтра состязания по крикету. Битва титанов: Литл-Хеддингтон против Грейт-Хеддингтона. Я думал, ты придешь за меня поболеть. Мама устраивает чай, папа будет судить. Это традиция. Самое значительное событие сезона.
– В таком случае... – с напускной серьезностью начал Эд.
– В любом случае, – сурово прервал его Джеймс. – Я, в конце концов, дьявольски замечательный подающий и вообще лучший irpoK. Мы их накажем.
– Я надену котелок, – кивнул Эд.
Они проболтали до шести. Бейтс угощал их разными напитками. Позднее к ним присоединился Джайлз. Он сильно сдал за последние две недели, таял буквально на глазах, превращаясь в собственную тень. Он по-прежнему был приветлив, но с его появлением в гостиной Сара напряглась и привычно вошла в роль медсестры. И она, и Джеймс предупреждали каждое его желание, и Джайлзу не приходилось делать почти никаких усилий. Все шло как бы само собой. Ему разрешалось немного выпить до обеда, позволялся стакан вина за обедом и сигара после. Он играл с Эдом в шахматы, а в половине десятого поднялся к себе наверх. Сара, проводив его, вернулась в гостиную. Джеймс решил, что ему пора удалиться.
Эд сидел на диване возле окна. Сара села рядом и положила голову ему на плечо.
– Как хорошо, – прошептал он.
– Это мне с тобой хорошо, – вздохнула Сара. – Так спокойно. Ты развязываешь все сложные узлы.
– Очень тугие? – с нежностью спросил он.
– Сейчас – да. Очень тяжело всегда быть в форме. – Она помолчала и добавила: – Особенно когда ничего не можешь сделать.
– Ты делаешь очень много.
– Все равно недостаточно. Я чувствую себя такой беспомощной... – Она снова вздохнула. – Приходится молча наблюдать, а я это ненавижу.
Эд почувствовал в ее голосе нотки истерии и крепче прижал к себе, поцеловал ее волосы. Она уткнулась лицом ему в грудь, будто пытаясь спрятаться от маячившей перед ней беды.
– Он так дивно себя ведет, – сказала Сара. – В том числе по отношению к тебе.
Эд насторожился.
– О, – неопределенно отозвался он.
– Он знает, что ты делаешь меня счастливой, и потому приглашает в гости. Он счастлив тем, что счастлива я. И все же в этом есть что-то странное, во всей этой истории. Что-то неправильное. Я строю свое счастье на его беде.
– Послушай, Сара, – прервал ее Эд, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Ты слишком далеко зашла со своими угрызениями совести и прочими кальвинистскими штучками. Сколько можно себя терзать! Ты винишь себя в том, в чем нет ни капли твоей вины. Разве ты виновата в том, что Джайлз горел в самолете? Или в том, что многочисленные операции подорвали его здоровье? Что еще можешь ты сделать для него, кроме того, что уже сделала? Сара молчала.
– Ничего, пожалуй, – наконец выдавила за из себя.
– Зачем же взваливать на плечи очередной груз грехов, в которых ты неповинна?
Голос Эда звучал спокойно, но Сара чувствовала, что он взволнован.
– Дело в том, что... он умирает, зная, что после его смерти я буду счастлива с тобой, – горько сказала она.
Господи, подумал Эд. Гнев закипел в нем, будто горячий свинец. Руки так стиснули Сару, что она в испуге подняла на него глаза. В его щеке не дрогнул ни один мускул, но она знала, что под этой холодной отчужденностью он обычно скрывает гнев.
– Так что же ты предлагаешь – чтобы я опять скрылся с глаз? – спросил он бесцветным голосом.
Она отстранилась и села выпрямившись, глядя ему прямо в лицо.
Он выдержал ее взгляд.
– Побойся Бога, Сара, – почти грубо сказал Эд. – Нельзя же так упиваться своей виной!
Она замерла от обиды. Но через мгновение Эд заметил, что лицо ее обмякло и губы мелко задрожали, а сердитый огонек в глазах сменился влажным блеском непролитых слез.
– Ох, Сара, – проговорил он, притягивая ее к себе.
Она залилась слезами и, дрожа всем телом, сотрясаясь от рыданий, приникла к Эду. Он как ребенка заключил ее в объятия. Стараясь успокоить конвульсии, он все же был рад, что плотину прорвало, что теперь наконец страх, вину, нервное напряжение смоет лавиной слез и Сара освободится от их давящей власти.
Она плакала долго и, когда слезы уже кончились, еще содрогалась от рыданий, разрывавших ей грудь.
– Тебе это давно было нужно, – сказал Эд.
Она молча кивнула.
– Ты редко плачешь, но уж если такое случается, это как настоящий потоп.
– Все из-за тебя, – с трудом выговорила она. – При тебе мне не нужно заботиться о том, чтобы скрывать свои чувства, потому что ты поймешь все. Джайлз не может смотреть, как я плачу. Это его удручает. Думает, что это происходит по его вине. А ему и без того хватает переживаний.
– Но теперь я с тобой. Обопрись на меня, Сара. У меня чертовски крепкое плечо, я выдержу.
– Какое же это счастье – вот так поговорить.
– Давай будем говорить. Не надо постоянно сдерживать себя, иначе взорвешься от напряжения. А мне не нужны твои жалкие останки, хочу тебя всю целиком. Пора тебе подумать и об этом.
– Пора, – задумчиво повторила Сара. – Мы с тобой, Эд, все время ведем войну со временем. Сначала это было связано со сроком твоей службы. Теперь речь идет о сроке, отпущенном Джайлзу. Уже отмеренном...
– Сколько бы ему ни оставалось, ты уже ничем не сможешь помочь. Ты и без того сделала для него безмерно много.
– – Все же недостаточно! Даже теперь, несмотря на то, что он смирился со своей участью, несмотря на то, что он все понимает про нас с тобой, он страстно мечтает о том, чего я не могу ему дать. Он завидует нам, Эд. Он знает, что до тех пор, пока будет нуждаться во мне, я буду рядом, но это не та близость, какой ему хотелось бы.
– Ты была рядом с ним больше двадцати лет, – холодно заметил Эд.
– И все это время он помнил о твоем существовании.
– Как и я о его.
По выражению ее лица Эд понял, что эта мысль не приходила ей в голову.
– Ты, – продолжил он, – наше с Джайлзом общее достояние, наш общий предмет ревности. Я видишь ли, тоже ревную тебя к нему. Он живет с тобой, он имеет тебя рядом с собой, ты разделила с ним свою жизнь, ежечасно отдавая ему себя. Все эти годы я должен был жить с мыслью о том, что ты находишься с ним. Не кажется ли тебе, что это может быть нелегко?
– Мне это никогда не приходило в голову.
– Ну да, тебе просто некому было это подсказать, – иронически бросил Эд. – Твои мысли были заняты Джайлзом.
– Но он был так мил со мной, хотя ему приходилось дьявольски трудно. Правда, на него временами находило – он бывал и злобным, и подозрительным... Но его можно понять –столько выстрадать! Подумай только, Эд!
Эда вновь обдала горячая волна гнева, сменившаяся ледяной яростью. Вот уж воистину – мертвые хватаются за живых. Надо же – какой сукин сын! Никаких сомнений – все это бремя вины, от которого так мучается Сара, он старательно громоздил на ее плечи изо дня в день.
– Джайлз всегда очень тяжело воспринимал свою физическую немощь, – продолжила Сара. – У него ведь когда-то были такие большие планы и надежды. Ему пришлось отказаться от ведения дел в Парке. Он ни за что бы этого не сделал, будь у него силы. Джайлз очень гордый человек, Эд. Он нипочем не отдал бы свое имя сыну чужого человека. Но он пошел на это, и одному Богу известно, чего это ему стоило.
И только ему ведомо, чего он этим добивался, мысленно добавил Эд. Джайлзу нет никакого дела до Джеймса. Ему важна только ты, Сара. Потому что через тебя он может добраться до меня и отомстить нам обоим.
– Ему очень хотелось иметь собственного сына, – говорила Сара. – Но он всей душой принял Джеймса. Труднее всего ему было справиться с тобой, Эд. Со всем, что с тобой связано. И он этого не скрывал.
В это легко поверить, подумал Эд.
– Я знаю, что ты хочешь мне сказать, и прекрасно тебя понимаю, – сказал он вслух. – Я знаю о Джайлзе гораздо больше, чем ты думаешь, Сара. Поверь. Я очень много об этом думал. В конце концов, ты посвятила ему последние двадцать лет. Именно посвятила. И он это очень хорошо понимает. Вот почему он хочет, чтобы ты была счастлива. Потому что ты это заслужила, Сара. Он просто платит по счетам, Сара.
– Ты правда так считаешь? – с надеждой спросила Сара, хватаясь за соломинку в бурлящем океане, который грозил ее поглотить. – Ты уверен?
– Абсолютно уверен. Я знаю, что он ужаснулся бы, честное слово – ужаснулся, – повторил он, – если бы узнал, что ты чувствуешь за собой вину. Мы оба заплатили за все сполна, и ты и я. Наши счета в полном порядке, мы никому ничего не должны. И что бы ни сделали сегодня, это уже никак не повредит Джайлзу. Иначе он не пригласил бы меня сюда. Не стал бы меня терпеть в своем доме. Он доверяет нам, Сара. Ты не можешь этого не видеть. И не надо рассказывать мне о том, какой он необыкновенный человек. Я и сам это знаю.
– Ой, я знала, что ты все расставишь по местам, – радостно воскликнула Сара. – Никто лучше тебя этого не умеет. – Она обвила его шею руками и крепко поцеловала. – Надо было раньше завести этот разговор, – призналась она. – Какое облегчение ты мне принес, Эд!
– Ты знаешь, что мне можно доверить все, – сказал Эд. – Все, Сара.
– Теперь так и буду делать, – пообещала Сара, радужно улыбаясь, и снова поцеловала Эда, а он обнял ее в ответ. «Почему бы и не воспользоваться случаем, – подумал он. – Если он использует меня, то и мне не грех поживиться за его счет».
Пятничный закат не обманул – суббота выдалась погожей. Джайлз спустился обедать вместе со всеми, а потом все отправились на крикетное поле, которое находилось в конце Хай-стрит, за церковью. Бейтс помог Джайлзу подняться на судейскую трибуну, а Сара присоединилась к дамам, которые готовили в павильоне грандиозное чаепитие. Эд расположился в парусиновом кресле на краю поля, предвкушая, как начнет сбываться прогноз Джеймса и Литл-Хеддингтон накажет Грейт-Хеддингтон.
Приятно было полулежать в удобном кресле под сентябрьским солнышком, под аккомпанемент ударов битой по мячу, возгласы болельщиков и звон колоколов каждые четверть часа, наблюдая за игрой Джеймса. Главным судьей с незапамятных времен выступал старый мистер Харджент. В составе команды Литл-Хеддингто были крестьяне, продавцы из лавки, механики, застухи, молочник. Как это по-английски, подумал Эд, так же как и этот чай – горячий, крепкий, с бутербродами, мясным пирогом и печеньем, испеченным самими леди. После игры все собрались вместе на ужин с ростбифом и маринованными огурчиками, где вспоминали прошлые матчи и обсуждали подробности последнего. Джайлз, сидевший на почетном месте во главе стола, выпил только пинту пива.
Да, думал ночью Эд, которому не спалось, многое изменилось в этой стране, но деревенская жизнь осталась прежней. Весь сегодняшний день прошел в русле традиций, которые соблюдались здесь из года в год. Единственной новостью оказалось присутствие бывшего любовника жены эсквайра (он же отец ее ребенка) , который выглядел как огурчик и ничуть не смущался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31