Дэниел молча почесал голову, в то время как она продолжала с тревогой смотреть на него. Затем кивнул головой.
— Хорошо, может быть, это даже лучше. — Взявшись за одеяло, он медленно стянул его вниз. Большие карие глаза были по-прежнему прикованы к нему, когда он начал расстегивать ее ночную рубашку, прежде чем осторожно спустить ее через плечи на талию.
Дэниел резко выдохнул, увидев два ярко-красных рубца на плечах Герри от хлыста сэра Джеральда.
— Почему ты не сдвинулась с места, когда он ударил тебя?
— Потому что он хотел избить Уилла, — ответила Генриетта и ободряюще добавила: — Сейчас уже почти не болит.
Дэниел поджал губы и мрачно кивнул. Генриетта продолжала смотреть ему в лицо, когда он обхватил ладонями ее маленькие, прекрасной формы груди.
— Они… они нравятся тебе? — прошептала она каким-то не своим голосом.
— О да. — Улыбаясь, он наклонился и коснулся губами сосков.
У Генриетты перехватило дыхание от нового для нее ощущения. Кончики ее грудей сделались твердыми и затрепетали, передавая возбуждение всему телу, что вызывало одновременно беспокойство и наслаждение. Дэниел обхватил руками тонкую девичью талию, его губы скользнули вверх, к углублению на горле, коснулись щеки и отыскали ее рот.
Голова Генриетты откинулась назад, губы раскрылись, когда его язык нежно вошел внутрь. Она закрыла глаза. Девушка была слишком занята, пытаясь разобраться в бесчисленном множестве ощущений, охвативших ее, чтобы отвечать на его поцелуи, и Дэниел откинулся назад, чтобы взглянуть на ее восхищенное лицо, плотно закрытые глаза, слегка приоткрытые губы, как будто она ждала, когда он продолжит. Он коснулся пальцем кончика ее носа, и Генриетта открыла глаза.
— Это совсем не то, что поцелуи Уилла.
— Мне следует принять это как комплимент, крошка? — Его черные глаза блестели скорее от смеха, чем от страсти.
Дэниел страстно любил Нэн и не надеялся вновь испытать подобное чувство, особенно с этой необычной, своевольной девушкой, которая иногда была похожа на капризную, безрассудную, отчаянную девчонку с мальчишескими повадками, а иногда производила впечатление вполне разумной женщины. Однако во всех случаях Генриетта занимала честную и открытую позицию.
— Разве так нельзя говорить? — Она выглядела смущенной. — Мне нравилось целовать Уилла, но теперь, конечно, я не буду делать этого. Мне очень приятно целовать тебя.
— Я рад, что ты не собираешься впредь целоваться с Уиллом, и мне приятны твои слова, — сказал он серьезным тоном. — Однако не принято говорить одному мужчине о другом, когда занимаешься любовью.
— Больше не буду. Я не знала. Кроме Уилла, я ни с кем никогда не целовалась.
Все это, конечно, пустяки, размышлял Дэниел. Однако разговор мешал проявлению чувственности.
— Ложись, — сказал он, слегка касаясь кончиками пальцев ее рук и чувствуя, как она затрепетала от этой ласки.
Обнаженное тело ощутило легкую прохладу, когда он снял и вытащил из-под нее ночную рубашку, приподняв ягодицы ладонью. Это интимное прикосновение настолько потрясло девушку, что на какое-то мгновение она вся буквально окаменела. Ей казалось, что от смущения она покраснела всем телом, когда его глаза медленно разглядывали ее.
— Не надо смущаться, — сказал он спокойно, в то время как его руки следовали за глазами. Дэниел видел ее наготу и раньше, но тогда не мог позволить себе роскошь полюбоваться женским телом. Теперь он имел такую возможность, и это было восхитительное стройное тело, с узкими бедрами и длинными ногами, с мягкой гладкой кожей, с шелковистым треугольником, венчающим бедра, таким же светлым, как и локоны, разметавшиеся по подушке.
Он поцеловал ее живот, прижимаясь носом к пупку и ощущая влажность кожи, тускло блестевшей от выступившего пота. В неистовом смятении чувств она попыталась протестовать.
— Ты очень красива, Генриетта, — сказал он, глядя ей в глаза и раздвигая ее бедра.
Она сопротивлялась рукам, раскрывавшим ее, и отчаянно мотала головой, не находя слов. Но безжалостное вторжение продолжалось, и наконец с судорожным вздохом она уступила, раскинув ноги в стороны и предавшись странным и удивительным ощущениям, которых, по ее мнению, следовало стыдиться, но они нравились ей.
Когда Дэниел в конце концов снял с себя одежду и лег рядом с ней, ощущение его тела, прижавшегося к ее телу, исходившее от него странное волнение, какого раньше она никогда не испытывала, вызвало у Генриетты легкую дрожь. Она глубоко вдыхала его запах, чувствовала, как его волосы щекочут ее щеку, растительность на его груди слегка покалывает ее груди, а у бедра пульсирует нечто твердое. Он взял валик и подложил ей под ягодицы, выгнув ее тело так, чтобы облегчить вход в девственную вагину. Генриетта крепко закусила губу, все ее тело, казалось, сжалось, и она смотрела ему прямо в глаза, теперь воспринимая его как незнакомца, который вторгся в ее дом и завладел ею. Глаза Дэниела были открыты и смотрели так, будто он пребывал в каком-то другом мире. Он вошел еще глубже, не обращая внимания на ее сопротивление. Затем взглянул в ее испуганное лицо и увидел ужасное замешательство, вызванное его действиями. Дэниел наклонил голову и поцеловал ее веки, успокаивая нежным шепотом и пытаясь развеять ее гнев и страх.
На мгновение он забыл о ее молодости и неопытности, когда вновь испытал восторг обладания женщиной. Он воздерживался целых четыре года, как будто этим мог загладить свою вину перед Нэн, и только сейчас понял, какой жертвой было это воздержание. Дэниел старался оттянуть момент удовлетворения и, используя весь свой опыт, добился того, что неподвижно лежащая под ним девушка начала расслабляться и издавать звуки, свидетельствующие, что она тоже испытывает наслаждение, став женщиной.
Он вышел из нее за мгновение до того, как достиг пика наслаждения, и Генриетта, чьи познания в таких делах пока равнялись нулю, не обратила на это внимания. Она лежала, чувствуя странную слабость под тяжестью его тела, которое пугало ее незнакомой и неукротимой мощью.
Дэниел скатился на бок, приподнялся на локте и поцеловал Генриетту в лоб. На ее губах дрожала улыбка, но она промолчала, поскольку ничего подходящего в голову не приходило. Ее охватила неловкость, как будто, несмотря на близость, которую они только что испытали, она снова была в обществе незнакомца. Но Дэниел Драммонд не казался ей чужим с самого первого момента их знакомства. Это был непонятный парадокс.
Дэниел понял ее смущение и мудро рассудил, что лучше всего ей поможет сон. Он лег, обняв ее одной рукой. Генриетта прижалась к нему и тотчас уснула. Стараясь не потревожить ее, Дэниел осторожно высвободился и встал с постели, снял нагар со свечей и сгреб угли в камине, прежде чем снова лечь.
Генриетта внезапно проснулась среди ночи. Она лежала в темноте, не представляя, где находится, сбитая с толку. Сначала ее удивила собственная нагота, как и присутствие в постели мужчины, поскольку она знала, что с момента прибытия в Лондон ей была предоставлена возможность спать в отдельной комнате. В интимном месте было непривычное ощущение, там стало влажно и чувствовалось какое-то жжение. Вглядываясь в темноту, Генриетта покрутила на пальце тяжелый золотой перстень. Это была печатка Дэниела, свидетельство поспешного бракосочетания. Ее отец сразу уехал, даже не зайдя в гостиницу выпить за здоровье жениха и невесты. Утром уедет Уилл, и она войдет в новую жизнь, ничего не имея, голой, как сейчас.
Кент… она никогда не была в Кенте. Его называли садом Англии. Фруктовые деревья и очаровательная сельская местность… две девочки… две малышки, лишенные матери, которые должны будут жить с мачехой. Она вспомнила день, когда леди Мэри Эшби прибыла к сэру Джеральду, чтобы познакомиться с охваченным ужасом ребенком, который, как чувствовала Генриетта, до сих пор живет в ней. Прошло всего шесть месяцев со смерти ее матери, когда отец привел в дом новую жену с тремя детьми. Генриетта ненавидела их всех, инстинктивно чувствуя, что ее презирают и относятся к ней с недоверием. Она подкладывала лягушек в постели своим сводным братьям и весело смеялась, когда те вскрикивали от отвращения, хотя, казалось, мальчишки не должны были бояться лягушек. Она поняла, что Мэри, ее сводная сестра, очень робкая девочка и не будет особенно докучать ей, хотя и любит приставать со всякими глупыми историями. Генриетта усвоила, что ее могут наказать как за совершенные проступки, так и за то, чего она никогда не делала. Это продолжалось больше десяти лет.
Как сложатся ее отношения с маленькими дочерьми Дэниела? Будут ли они смотреть на нее глазами, полными ужаса и враждебности? Был ли Дэниел строгим отцом? Единственное, в чем она была абсолютно уверена, — он очень любит их. Но какой она может стать матерью, если сама выросла без материнской любви?
И сможет ли она быть хорошей женой? Генриетта осторожно положила руку на теплую спину мужа и, почувствовав твердую опору, немного успокоилась. Она прижалась к нему, и ее обволокло тепло его тела. Ровное дыхание Дэниела смешалось с ее дыханием, и Генриетта снова уснула.
Дэниел проснулся на рассвете в мрачном настроении. Война закончилась поражением, и будущее для сторонника короля представлялось весьма неприглядным, особенно для того, кто только что приобрел долг в пятьсот фунтов. Земля находилась в руках мстительных пуритан. Он не был дома шесть месяцев и понятия не имел, что там произошло в его отсутствие. Он уже навидался вырубленных садов, выжженных полей и разрушенных сторонниками парламента домов.
Дэниел повернул голову и посмотрел на спящую рядом с ним девушку. Что он наделал? Не только заплатил дорогую цену за бесприданницу, но и связал свою жизнь с взбалмошной, еще не созревшей девчонкой. Хватит ли ему терпения воспитать ее?
Генриетта открыла глаза, словно почувствовав его взгляд, и Дэниел не успел изменить мрачное выражение лица.
— Ты выглядишь очень несчастным. Что случилось? — Она коснулась его щеки кончиками пальцев, и эта ласка удивила его.
— Нет, — сказал он. — Просто не терпится поскорее вернуться домой. Я очень долго отсутствовал.
Генриетта кивнула и села на постели.
— Тогда давай вставать и трогаться. — Она энергично вскочила и вздрогнула от утреннего холода. — Я совсем забыла, что на мне нет одежды. — И лучезарно улыбнулась ему, что можно было расценить только как озорное заигрывание, и он снова удивился, подумав, понимает ли она, что своим поведением выражает бесстыдную чувственность. Вспомнив застенчивость и страх девушки прошлым вечером, Дэниел решил, что она делает это бессознательно. Однако в любом случае сейчас неподходящее время для игр.
— Да, пора вставать, — сказал он. — Сегодня нам надо проехать верхом шестьдесят миль.
Генриетта сделала удивленное лицо.
— Потом я не смогу сидеть неделю, если мы проедем такое расстояние за один день!
Дэниел засмеялся, надевая рубашку.
— Езда верхом — самый удобный способ передвижения, какой я могу предложить тебе. К тому же ты почти целый месяц провела в седле, так что должна привыкнуть.
— У меня уже мозоли, — сказала она с притворным стоном, сидя голой на краю кровати и натягивая чулки.
Дэниел улыбнулся.
— О, я бы не сказал. — Подскочив к жене, он поднял ее на ноги и повернул спиной, проведя ладонями по мягким округлостям ягодиц и ниже, по задней стороне бедер. — Ни одного мозоля.
Слегка покраснев, она снова озорно посмотрела на него через плечо:
— Кажется, мы спешим.
На мгновение ему захотелось задержаться.
— Да. — Он шлепнул ее по попке и бросил ей рубашку. — Поторопись. Я пойду распоряжусь насчет завтрака. — Заправив рубашку в штаны, Дэниел быстрым шагом направился к двери.
Генриетта продолжала стоять, хмуро сдвинув брови. Почему она чувствует какое-то странное разочарование? Должно быть, от голода, решила девушка, и быстро надела темно-зеленый костюм для верховой езды, аккуратно заплела косы, с отвращением посмотрела на свою шляпу, затем нахлобучила ее на голову и поспешила в гостиную.
Уилл и Дэниел уже завтракали. Уилл с полным ртом пробормотал приветствие, но почему-то избегал ее взгляда. Генриетте показалось, что он смущен, понимая, что произошло ночью в ее спальне.
— Доброе утро, Уилл, — ответила она с бодрой улыбкой, занимая свое обычное место за столом. — Я ужасно проголодалась.
— Что предложить тебе, фея? — Дэниел протянул руку к кривому ножу. — Говядину или ты предпочитаешь бекон?
— Бекон, — быстро ответила она, подумав, что ей понравилось, как он назвал ее сейчас. Это гораздо лучше, чем детка. — Это вареные яйца?
Уилл передал ей тарелку и на этот раз посмотрел прямо в глаза. Это был вопрошающий, оценивающий взгляд, на который она ответила обычным искренним взглядом.
— Хочешь пива, Генриетта? Или предпочитаешь шоколад? — Голос Дэниела прервал неловкое молчание.
— Пожалуйста, шоколад. — Она подставила свою тарелку для бекона, который Дэниел нарезал тонкими ломтиками. Затем он взял кувшин с шоколадом и налил темную ароматную жидкость в ее чашку. — Ты вернешься сегодня назад в Уитли, Уилл?
— Да, — сказал он. — Но сначала я хотел посмотреть на львов. Разве можно побывать в Лондоне и не посмотреть на них? Трудно сказать, когда я снова окажусь здесь.
Генриетта вопросительно посмотрела на Дэниела, но ничего не сказала. Он стремился поскорее уехать из города, и ее детское желание развлечься, хотя он и обещал вчера, не должно мешать ему.
Дэниел услышал невысказанную мольбу в ее голосе.
— Пойди с Уиллом, если хочешь. А я должен наведаться в контору у Олдерсгейта и позаботиться о пропусках.
— Разве их трудно получить?
Дэниел покачал головой:
— Человек имеет право беспрепятственно вернуться в свой дом. Я могу без труда объяснить временное пребывание в Лондоне необходимостью уладить свои дела. Никто не должен заподозрить, что мы возвращаемся из Престона.
— Тогда я пойду с Уиллом, если ты действительно считаешь это удобным.
— О Боже, Гэрри!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46