Рано или поздно, тем или иным способом, но люди все равно вываливают друг на друга то, что вы назвали нелицеприятным мнением. Хвалят друг друга, а сами постепенно накапливают наблюдения. А потом, когда внутренние хранилища негативной информации переполняются, происходит сброс.– Хм… Да, образ довольно выпуклый, хотя и не слишком аппетитный. А вы, значит, предпочитаете выдавать мелкими порциями, начиная с момента знакомства.. Интересная тактика. Слушайте, спаситель, как вы смотрите на чашку горячего кофе? Возможно, даже с коньяком. Раз вы не берете денег… Или все-таки берете?– А вы прислушайтесь к себе, – посоветовал Иларион, – и все сразу станет намного проще. Как вам кажется, нужно давать мне деньги или нет? Иными словами, испытываете ли вы в этом внутреннюю потребность?– Честно говоря, нет. Но внутренний голос – штука хитрая. Он ведь может и обмануть.– В данном случае не обманывает. Кофе, говорите? – Иларион посмотрел на часы. Старик с книгой безбожно опаздывал. «Аллах с ним, – подумал Иларион. – Мою машину он знает и поймет, что я где-то неподалеку. Дам ему еще полчасика, а там можно и домой. Интересная женщина. Любопытно, чем она занимается?» – Кофе так кофе. Здесь за углом есть довольно приличное заведение, где подают отличный кофе по-турецки и весьма недурной коньяк.Когда спустя полчаса они вернулись на стоянку, их взорам предстало печальное зрелище: кто-то основательно поработал над «лендроввром» Илариона, превратив его в груду хлама. В машине не осталось ни одного целого стекла, фары тоже были разбиты. Варварски взломанный капот был приоткрыт, аккумулятор исчез, и все, что можно было повредить под капотом, было изувечено. Все до единого колеса, включая запасное, оказались искромсанными ножом, а под продырявленным радиатором стояла большая лужа охлаждающей жидкости.Иларион немного помолчал, давая утихнуть эмоциям, закурил и сказал:– Вы не помните номер «Жигулей», на которых приезжали эти умники из автосервиса?– Увы, нет, – ответила его спутница. Она удивленно моргала глазами, и было непонятно, что поразило ее сильнее: плачевное состояние машины или безмятежный тон Забродова.– Вот и я не помню, – вздохнул Иларион. – Значит, за ремонт придется платить самому. Что ж, надо ловить такси.– Я вас подвезу, – сказала его новая знакомая. – Подозреваю, что от моей машины вы тоже не в восторге, но обстоятельства таковы, что привередничать не приходится.– Что ж, подвезите, – не стал упираться Забродов. – Хотя я бы вам этого не советовал. Вы же видите, – он кивнул на свой изуродованный автомобиль, – добрые дела наказуемы.– Это я как-нибудь переживу, – сказала она, вынимая из сумочки ключи. – Вы чертовски интересный тип, Забродов. Я умру от любопытства, если не увижу, как вы живете. А второго такого случая напроситься к вам в гости может не быть. * * * – Ну? – с выжидательным выражением на широком обветренном лице спросил майор Горбанев, вертя в пальцах стакан с водкой. С берез дождем сыпались желтые листья. Один из них, крутясь, как пропеллер, спланировал прямо в стакан. Горбанев не глядя выудил его оттуда двумя пальцами. Пальцы у него были толстые, как сардельки, и с трудом пролезали в стакан. Этими пальцами майор на спор плющил монеты и вынимал гвозди из дубовой доски, и эти же, с виду такие неуклюжие, пальцы принадлежали одному из лучших в мире специалистов по минно-подрывному делу. Еще не было придумано взрывное устройство, которое не смог бы обезвредить майор Горбанев, и то, что он сейчас сидел напротив Илариона, служило наилучшим подтверждением этих слов.После заданного Горбанерым вопроса наступила тишина, нарушаемая только шорохом сыплющихся листьев да легким шумом верхового ветра в оголившихся ветвях. В этой тишине вдруг стало слышно, как жует генерал Федотов. Он единственный из всех присутствующих остался равнодушен к рассказу Забродова и сделанной Иларионом драматической паузе. В то время как все затаив дыхание ждали завершения рассказа, генерал-майор Федотов продолжал с большим аппетитом уминать шашлык, заедая его пучками хрустящей зелени. Причина генеральского равнодушия была Илариону ясна: Федотов слишком хорошо знал своего бывшего подчиненного и с первых же его слов понял, каким будет финал.– Ну?! – повторил Горбанев. – Не томи, Иларион. Дальше-то что?Забродов сунул в рот веточку свежего укропа, задумчиво пожевал и пожал плечами.– Ничего, – сказал он. – Машина в ремонте, а я – вот он. Цел и невредим.– Тьфу, – в сердцах плюнул Горбанев. Аудитория зашевелилась, наполняя стаканы и разбирая шампуры со свежей порцией шашлыка. Кто-то разочарованно протянул: «y-y-у…», кто-то пробормотал, что Забродов в своем репертуаре. Генерал Федотов ухмылялся, не переставая с аппетитом жевать. Он знал, что Забродов не имеет привычки распространяться о своих победах над слабым полом и раз уж сказал о сдоем знакомстве с женщиной, значит, закончилось это знакомство ничем – встретились и разбежались.– Так-таки ничего и не было? – решив не сдаваться, недоверчиво спросил Горбанев.– Не-а, – дуя на обжигающее мясо, сказал Иларион. – Выпили по чашечке кофе, поговорили о поэзии, а потом я ее проводил до машины. Честно говоря, мне с ней стало скучно. Я думал, она умнее. То есть я не говорю, что она глупа. Вполне приличная, интеллигентная дама. Это я виноват. Мне показалось, что она умна по-настоящему.– Тьфу, – повторил Горбанев. – При чем тут ум? Я же тебя про другое спрашиваю!– Про другое? – наивно округлил глаза Иларион. – А это как?– А так, как бывает после того, как мужчина и женщина напьются кофе и поговорят о поэзии. – проворчал Горбанев, уже понявший, что продолжения не будет. – У нормальных людей кофе и поэзия – это, так сказать, прелюдия. А дальше идет самое интересное.– Всегда? – спросил Иларион.– Ладно, ладно, – сказал Горбанев, прихлебывая из стакана с водкой так непринужденно, словно там был холодный чай. – Пошел умничать… Я только хотел сказать, что раз ничего не было, то нечего нам лапшу на уши вешать.– Поманил девку конфеткой, а в бумажке пусто, – сказал кто-то.– Предвкушение удовольствия – тоже удовольствие, – сообщил Забродов. – Ну что вы привязались? Поесть нормально не дадут. Вы спросили, я ответил, а теперь я же и виноват.– Стоп, – вмешался в разговор генерал Федотов, – вот это уже интересно. Насколько я помню, тебя спрашивали, куда ты пропал. Домашний телефон молчит, по мобильнику тоже не дозвониться, дома тебя не застать… Нам тебя выслеживать пришлось как вражеского лазутчика, насилу справились. А ты нам какие-то байки рассказываешь. Я бы еще понял, если бы у тебя любовь на всю катушку закрутилась. А раз ничего не было, при чем тут тогда эта поэтесса?– При том, – лаконично ответил Забродов и поспешно вцепился зубами в мясо.– Так-так-так, – протянул генерал, с большим интересом разглядывая старательно жующего Забродова. – То-то я гляжу, что ты нам тут чего-то вкручиваешь… Поэтесса, как я понимаю, не замужем?Забродов не ответил, целиком сосредоточив свое внимание на шашлыке. Кто-то, поняв, на что намекает генерал, длинно присвистнул. Закоренелый холостяк Забродов не раз становился объектом пристального внимания незамужних дам самого разного возраста, но теперь, судя по тому, как тщательно он скрывался, за него взялись всерьез. Такое предположение вызвало в компании взрыв веселья. Со всех сторон посыпались шутки и советы самого неожиданного характера, а пришедший в полный восторг Горбанев от души хлопнул Илариона по спине своей чугунной ладонью, так что тот поперхнулся от неожиданности.– Позвоночник сломаешь, медведь, – сказал Забродов, откашлявшись.– Как же, тебе сломаешь, – возразил майор. – Так когда свадьба?Этот вопрос был встречен новой волной хохота. Кто-то поинтересовался, в чем Иларион отправится под венец – в камуфляже или в смокинге? «В камуфляжном смокинге!» – закричал остряк Шмаков, тот самый Шмаков, у которого не хватало трех пальцев на левой руке. Пальцы ему один за другим отстрелил чеченский полевой командир, к которому Шмакова угораздило попасть в плен. Позже Шмаков сбежал, выследил этого «хирурга» и тоже произвел небольшую операцию – короткую, но весьма результативную.– Она действительно поэтесса? – спросил Федотов.– Представилась поэтессой, – пожал плечами Иларион, – а трудовую книжку я у нее не спрашивал. В поэзии она разбирается так себе – кроме своей собственной, разумеется.– Анастасия Самоцветова, – задумчиво проговорил генерал. – Не слыхал о такой.– Ничего удивительного, – сказал Забродов. – Много вы знаете современных поэтов? Я тоже их почти не знаю. Время нынче не то. Поэзия – штука некоммерческая. Все пишут песни для популярных исполнителей. В смысле, все, кто хочет зарабатывать деньги на своем умении подбирать рифмы.– Все-таки хоть какое-то применение, – желая поддразнить Забродова, с серьезным видом сказал генерал. – По мне, что поэзия, что беллетристика – просто засорение мозгов. Много тебе толку от твоих пыльных талмудов? Ведь ты возле этой парикмахерской как очутился? Правильно, книжку ехал покупать. И вот результат – машина вдребезги, а сам от полоумной бабы прячешься, как пацан.– Как реальный конкретный пацан, в натуре, – добавил Забродов. – Словом, основной тезис вашего выступления мне ясен, товарищ генерал-майор. «Когда я слышу слово „культура“, я вызываю мою полицию.» Я правильно вас понял?– Жалко, что тебя нельзя сдать в какую-нибудь полицию, – вздохнул Федотов. – И не улыбайся. Я на эти темы спорить не желаю. Не надо делать из меня врага просвещения и вообще солдафона. Культура – это хорошо, и даже превосходно, но в меру. А когда твои подчиненные начинают обсуждать твои приказы, ссылаясь при этом на Омара Хайяма… Тут, знаешь ли, и до новой культурной революции недалеко.– Но я-то больше не ваш подчиненный, – с улыбкой сказал Иларион.– Слава Богу. В смысле, очень жаль. Вернуться еще не надумал?– Нет, товарищ генерал, не надумал. И вряд ли надумаю. Только не надо говорить, что глупо обижаться и что, дескать, пора перестать дуться. Я не дуюсь и не кокетничаю. Просто этот период моей жизни закончился, начался новый. Тесновато мне стало в форме, товарищ генерал.– Ну и как, на гражданке просторнее? – сердито спросил Федотов.Забродов подобрал упавший на сколоченный из потемневших сосновых досок стол желтый березовый листок и сунул его черенком в угол рта.– Мы живем в печальном мире, – сказал он, – который не напрасно называют юдолью скорби. Все мы, по мнению некоторых авторитетных людей, сосланы сюда за прошлые прегрешения и будем рождаться здесь снова и снова, пока не достигнем духовного совершенства и не освободимся от груза кармы. Какой уж тут простор, когда к середине жизни начинаешь понимать, что вместо того, чтобы искупать грехи, долгие годы занимался тем, что совершал новые.– Трепач, – проворчал генерал. – Так тебе и надо. Вот пускай бы эта баба тебя окрутила. Не понимаю, почему ты сопротивляешься? Сидели бы всю жизнь на диване и разводили философию пополам с поэзией.– Поэзия – та же философия, только рифмованная, – возразил Иларион. – Я имею в виду хорошую поэзию конечно. Хотя нет. – Он оживился и выплюнул березовый листок. – Плохая поэзия – это тоже философия, потому что выражает взгляд автора на жизнь. Тускло, плоско, глупо, но какой автор, такой у него и взгляд. Возьмем, к примеру, строевые песни. «Не плачь, девчонка» или, скажем, «У солдата выходной». Философия рядового необученного: отслужу, как надо, и вернусь. А кому служить, зачем и чем во время службы заниматься – наплевать.– И поэтому ты ушел из армии, – подытожил генерал.– Ничего подобного, – сказал Забродов. – Просто я природный лентяй, принципиальный разгильдяй, любитель обсуждать приказы, ссылаясь при этом на Омара Хайяма, и вообще, лицо, моральный облик которого несовместим с высоким званием советского.., виноват, российского офицера. Ну на кой черт вам такой подчиненный? Что, гауптвахта пустует?– Свято место пусто не бывает, – усмехнулся Федотов.– Ну вот видите, – сказал Забродов. – Тогда мне там и вовсе делать нечего. Да и староват я уже для своей специальности.– А я, значит, молодой?– Вы – генерал. Быть генералом не стыдно даже в восемьдесят лет, а вот ходить в капитанах в моем возрасте как-то, знаете, неловко. И даже в майорах.Немного погодя, когда общий разговор переключился с предполагаемой женитьбы Забродова на другие, более нейтральные темы, к сидевшему прямо на земле под старой березой Илариону подсел Горбанев. Небо над лесом было серым, но тучи висели высоко, и ждать дождя, похоже, не приходилось. На сером фоне белые стволы берез и лимонная листва выглядели не правдоподобно яркими, как на картине неумелого живописца, не признающего полутонов. Где-то неподалеку резко хлопала мелкокалиберная винтовка – господа офицеры развлекались, дырявя консервные банки.– Гляди, что наши ребята нарыли, – сказал Горбанев, вынимая из-за пазухи и протягивая Илариону нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся сотовым телефоном.Телефон являл собой странное сочетание современного дизайна с чересчур большими размерами и весом, какими отличались самые первые модели мобильных телефонных аппаратов.– Ну и сундук, – равнодушно сказал Забродов, взвешивая телефон на ладони. – Где взял?– Я же говорю, нарыли. Там, – довольно туманно ответил Горбанев, и Иларион понял, что географическую тему лучше оставить. – Эта штука не кажется тебе странной?– Кажется, – сказал Иларион. – Форма как у самой последней японской разработки в этой области, а размеры и вес как у отечественной рации. Какой-нибудь умелец собрал?Горбанев отрицательно покачал головой.– Посмотри внимательнее, – предложил он. Иларион снова принялся вертеть странный телефон в руках, гадая, чего хочет от него Горбанев. Кто же, интересно знать, выпустил такого монстра? Где тут у них табличка с надписью «made in…»? Тут его осенило: на аппарате не было не только данных о производителе, но и вообще никаких надписей. Даже названия. Это как будто подтверждало версию Забродова о каком-то умельце, наладившем подпольный выпуск мобильных телефонов.
1 2 3 4 5 6 7 8