Калитка в воротах со скрипом отворилась, и из-за нее выглянул мужчина около пятидесяти. Его лицо густо покрывали морщины, но не злые, ни одной вертикальной. Сеточка морщин возле глаз и губ навечно впечатала в лицо Феликса приветливую улыбку. Длинные, не по годам густые и ухоженные волосы на затылке стягивались в хвост простым обувным шнурком с озорными металлическими наконечниками.Феликс даже не кивнул, не сказал “здрасьте”, а подмигнул Забродову, исчез и зазвенел засовом. Ворота, оставляя на траве словно прочерченные циркулем дуги, распахнулись, и Илларион въехал на “лэндровере” в сельский двор. Здесь даже не было бетонных дорожек. Сквозь гравий, усыпавший подъезд к длиннющему сараю, пробивалась трава. Под деревьями старого сада уютно чувствовали себя крапива, полынь и прочие растения, которые нормальные люди иначе, как сорняками, не называют. По углам дома под короткими водосточными трубами стояли деревянные бочки с водой, в которых отражалось высокое городское небо.Феликс точно так же, как и Илларион, избегал бурного проявления чувств, особенно, если это касалось встречи двух мужчин. Несмотря на то, что они не виделись два года, всего лишь обменялись рукопожатием, правда, крепким и продолжительным.– Не стану врать, Феликс, я не скажу, что ты совсем не изменился.– А вот тебе это удается, Илларион, – бывший спецназовец, а теперь мастер по реставрации автомобилей тряхнул головой.Забродов отступил на пару шагов и с ног до головы осмотрел друга.– Странное дело, – проговорил он, – в американском джинсовом комбинезоне, в клетчатой рубашке и с ковбойским платочком на шее ты почему-то все равно смахиваешь на средневекового русского мастерового.Феликс усмехнулся, не зная, воспринимать сказанное как похвалу или же как дружескую издевку:– Это потому, Илларион, что профессия не знает национальности. Рабочая одежда должна быть удобной – это единственное правило. Поэтому, думаю, и русский мастеровой, и итальянский, и китайский в средние века выглядели одинаково.– Да, – рассмеялся Забродов, – в самом деле, гайка – она национальности не имеет.– С твоей машиной придется повозиться, – немного помрачнев, произнес Феликс.– Ты еще капота не открывал.– Я слышал, как ты по улице ехал и переключался, во двор въезжая.– Тебе этого хватило? – засомневался Илларион.– Хороший доктор иногда по одним глазам пациента ставит диагноз.– Жить будет? – в тон Феликсу спросил Забродов. Он по-прежнему относился к своему автомобилю как к живому существу и в этом находил единомышленника в лице Феликса.– У каждой машины есть душа, – проговорил тот, кладя руку на капот.Он сделал это так, как делают взрослые, кладя ладонь на лоб ребенку, чтобы проверить, нет ли температуры.– Пусть остынет немного, а мы посидим. Только сейчас Забродов увидел, что под старыми, давно одичавшими яблонями, среди сорняков стоит вкопанный в землю стол, надежный, сделанный больше чем на одну человеческую жизнь. Четыре стальные трубы, на них лежал щит из дубовых досок в ладонь толщиной. Доски были свежеструганные. С одной стороны от стола растянулся старый сетчатый гамак, с другой стороны стояла железная двуспальная кровать с матрасом, обтянутым брезентом. Брезент давно выгорел на солнце, его грязноватая в разводы белизна вполне могла сравниться с белизной гимнастерки солдата, уходящего на дембель.– Садись, – предложил Феликс, указывая Забродову на кровать. – Если не удобно, возьми подушку.Сам он устроился на гамаке и, запустив руку под обширный стол, вытащил четыре бутылки пива, холодные, покрытые конденсатом.– Угощайся, – без всякого усилия Феликс содрал жестяные пробки большим пальцем.– Я не буду.– Почему?– За рулем, – автоматически ответил Забродов. Феликс мягко поставил перед ним бутылку:– Отвыкай. Твоя машина пробудет у меня не меньше трех дней. Привыкай к нормальной жизни, когда можно пить пиво, если захочется утолить жажду, когда ходишь пешком.– За встречу, – произнес Забродов, поднимая бутылку с пивом.Бутылки сошлись со звуком, который возникает от соприкосновения двух средних размеров булыжников.– Знаешь, в этом что-то есть, – усмехнулся Илларион. – Я имею в виду в пиве, которое пьешь с утра не для того, чтобы опохмелиться, – Забродов перевел дыхание, наслаждаясь новым аспектом собственной жизни, и сделал еще несколько глотков. – Пиво как пиво, обыкновенное, “Жигулевское”… – говорил он, разглядывая этикетку, – а у тебя оно почему-то пьется вкусней.– И пива “Жигулевского” не бывает, – напомнил Феликс.– Конечно, по справедливости это пиво должно назваться “Баварским”, во всяком случае, технология приготовления немецкая.– Вот так и рушатся патриотические мифы.– Ты же сам только что говорил, гайка не имеет национальности.– Гайка – нет, – убежденно произнес Феликс, – а вот машина – имеет душу. И пиво тоже.Бутылки пива вполне хватило на то, чтобы утолить жажду и уже не желать других удовольствий. Забродов почувствовал, как ему стало хорошо и как спокойно сделалось на душе.– Ты патриархален. Такое впечатление, будто время за воротами твоего дома остановилось.– Только в такой обстановке и можно восстанавливать антикварные машины, – поведал Феликс и рывком допил остаток пива в бутылке.По глазам друга он понял, что вторую предлагать не надо.– Я читал о тебе в газете “Автобизнес”, – вспомнил Забродов.– Неужели ты веришь журналистам? – недовольно улыбнулся Феликс. – Приезжал ко мне один… Вроде нормально с ним говорили, а потом почитал статью и разочаровался. Единственное, что в ней напоминало обо мне – настоящем, так это фотография. После этого один за другим стали появляться клиенты. И хотя бы один из них пришел с дельным предложением!– Чем тебе клиенты не понравились?– Никто не предлагал мне старую машину, все хотели купить у меня готовую.– Не для своего же удовольствия ты их делаешь?– А для чьего? Пойдем, покажу, если любопытствуешь.– Ты бы мою посмотрел.– Успеется, еще не остыла.С виду сарай больше походил на конюшню, чем на автомастерскую – покосившийся, деревянный, с маленькими окошками в бревенчатых стенах. Феликс отворил широкие ворота, Забродов шагнул на дощатый настил. Потолка здесь не было, редкую обрешетку стропил прикрывал шифер, а на балках висели заводские светильники, похожие на церковные колокола.Вспыхнул яркий свет. В правой стороне сарая находились станки – токарный, сверлильный, фрезеровочный, несколько точильных. Тут же высился кузнечный горн и огромная наковальня, на которой лежал увесистый молот на длинной деревянной ручке. Кузница выглядела так, словно ее специально готовили для съемок этнографического фильма. Впечатление портил лишь компрессор, который Феликс использовал вместо классических кузнечных мехов. Работать ему приходилось без подмастерья, вот и придумал новшество.В другом крыле сарая стояло четыре автомобиля: почти готовые, уже сияющие лаком “мерседес бенц” времен второй мировой войны, длиннющий “ЗИМ” пятидесятых годов странного кофейно-сиреневого цвета, двухместный спортивный “БМВ” начала пятидесятых годов и что-то совсем невразумительное, разобранное на части.– Ну, как? – с гордостью поинтересовался Феликс.– Я не любитель старинной техники, – признался Илларион.– Ты же любишь старину!– Старина старине рознь. Старые книжки можно читать, в старом кресле с удобством отдыхать. Но я никогда не буду смотреть на экран допотопного телевизора, если есть возможность усесться перед современным аппаратом. Вещи, не приносящие пользы, бессмысленны.– Еще ни одну машину не утащили отсюда на буксире, все выехали сами, – Феликс любовно провел ладонью над сверкающим капотом старого “мерседеса”, боясь прикоснуться к нему.– Я понимаю, что это интересно, но настолько же и бесполезно.– Илларион, ты просто завидуешь мне. Мы с тобой знаем, что женщину и машину выбирают одинаково, выбор останавливают на той, к которой лежит душа. Тебе какая из них нравится больше всего?– “ЗИМ”, – не задумываясь, ответил Забродов.– Почему?– В нем может разместиться большая компания и останется место для закуски и выпивки. Идеальная машина ездить на пикники вместе с детьми и собаками.– Странные у тебя ассоциации рождаются в голове – дети, собаки…– Он функционален, в нем – старый комфорт без наворотов. Сейчас такого в машинах не отыщешь – соединение трактора и лимузина.– Насчет трактора ты это зря, – почти всерьез обиделся Феликс.– Что, этот “ЗИМ” и есть твоя любимая машина? Феликс обиделся еще больше:– Как ты мог подумать подобное? Таких “ЗИМов” осталось довольно много. Ценна та машина, которая существует в единственном экземпляре, какую невозможно повторить. Чтобы разработать и создать модель, строились заводы, отрабатывались технологии. Немыслимо воссоздать все это громадье в точности, уже утеряны станки, не существуют марки стали…– Они не существуют в чистом виде, – негромко сказал Илларион. – Современные машины – дети тех, которыми занимаешься ты. Честно признаться, я и люблю “лэндровер” за то, что он, практически, не перетерпел никаких изменений со времен второй мировой войны. Поменялся лишь дизайн кузова, а то, что внутри, осталось прежним.– Только поэтому я и согласился заняться твоей машиной, – буркнул Феликс, недовольный тем, что его перебили. – Моя любимая и самая ценная машина – та, – он указал рукой на что-то, стоявшее у стены. Машиной это можно было назвать лишь условно. – Синий “бьюик” четырнадцатого года выпуска.– Синий? – усмехнулся Илларион. – Откуда ты знаешь, что он синий?То, о чем шел разговор, с таким же успехом можно было назвать и колхозной сноповязалкой. Стальная рама, какие-то агрегаты, пара рычагов. Даже намека на руль не существовало.– Я абсолютно точно знаю, что это синий “бьюик”, который держали специально для тех случаев, когда члены императорской семьи приезжали в Москву. Больше никому не позволялось ездить на этой машине.Глаза у Феликса горели одержимостью. Он подошел к стене и снял с самодельной полки папку.– Вот, – Феликс распахнул папку.На фотографии виднелась открытая машина, у дверки которой стоял император, то ли перед войсками, то ли перед пожарными. Качество печати, ухудшенное ксероксом, не позволяло это понять.– Вот, эта самая машина! Ты даже не представляешь себе, чего мне стоило ее отыскать.– По-моему, на такие вещи натыкаются случайно, – небрежно заметил Забродов.– Я знал, что она существовала, и даже знал, где нужно искать “бьюик”. Но попробуй пойми, что именно из груды металла принадлежало раньше автомобилю, когда на руках нет чертежей, когда нет даже примерного технического описания!– Ты надеешься его восстановить?– Обязательно!– И он будет ездить?– Конечно!– Тогда я с легкой душой передаю свой “лэндровер” в твои руки.– Твоя машина по сравнению с синим “бьюиком” – арифметическая задача для первоклассника по сравнению с логарифмическим уравнением.– Что ждет эти машины в будущем?– Три продам, – с неохотой признался Феликс, – а “бьюик” останется у меня.– Ты единственный, кто знает, что эта машина существует? Я знаю, но пока еще не верю в то, что это реальность, – глядя на ржавый, хотя местами уже очищенный металл, признался Илларион. – И все же посмотри мой автомобиль.– Да, конечно.Мужчины вышли во двор, и Феликс, подняв капот, хитро глянул на Иллариона.– У тебя взгляд человека, который наблюдает, как хирург копается во внутренностях его близкого родственника.– Ты близок к истине.Феликс быстро отсоединял провода, снимал патрубки, простукивал детали, разве что не нюхал и не лизал языком системы и агрегаты.– Я, конечно, не волшебник и не знахарь, но, по-моему, твоя машина послужит еще лет двадцать, даже если ты будешь стараться ее угробить.– Я никогда не ставил такой цели.– Вся твоя жизнь, Илларион, это стремление угробить если не других, то самого себя. Мне придется перебрать двигатель по винтику.– Как боевой автомат? – ухмыльнулся Илларион.– Да. С той лишь разницей, что в двигателе деталей в сотни раз больше.– Надеюсь, ты не собираешься делать это с завязанными глазами?– Понадобилось бы – сделал.Разговор подошел к самому неприятному моменту:– Сколько я тебе буду должен?Феликс посмотрел на друга непонимающим взглядом:– Ты серьезно спрашиваешь или издеваешься?– Всякая работа имеет свою цену. Я забираю твое время, эксплуатирую твое умение.– Кое-что из моего умения получено от тебя, – напомнил Феликс, – и считать, кто кому должен “по жизни” – дело пустое.– Так не пойдет, – жестко произнес Забродов. – :Знал бы, что ты так поведешь себя, то обратился бы к другому мастеру.– Мог бы, обратился бы, – ухмыльнулся Феликс. – Только я один справлюсь с твоей машиной. Пригнал бы к халтурщику, слесарь открыл бы капот и выругался бы матом. Простому смертному не разобраться, где тут что находится.– Если ты не возьмешь деньги, я уеду на машине прямо сейчас.– Ты про выпитое пиво забыл, – напомнил Феликс.– Позже уеду. Бутылка пива выветривается через сорок пять минут.В голове у Забродова имелось множество полезных сведений, которые, в лучшем случае, пригождались раз в жизни, а иногда так и оставались невостребованными. В этом смысле он был ходячим энциклопедическим справочником.Феликс поставил ногу на бампер джипа и задумчиво крутил в руках сигарету.– Без денег ты, Илларион, не оставишь джип у меня?– Нет. Не забывай, ты уже подрядился чинить машину.– И ты заплатишь любую сумму, которую я запрошу? – в глазах у Феликса читалось веселье, он, как и Забродов, любил розыгрыши.– Если ты не заставишь меня платить в монгольских тугриках, то, считай, заметано.– Ладно. Чтобы потом не говорил, будто я тебя обманываю, уточним сразу: сумма в долларах.Забродов всегда возил с собой около тысячи “баксов”. Теперь же, отправляясь к Феликсу, прихватил еще две на случай, если придется менять двигатель. К тому же деньги были у него разного достоинства, мелкие и крупные, так, чтобы рассчитаться без сдачи.
1 2 3 4 5 6 7