На глаза попался заставленный пестрыми сине-белыми зонтиками ярко освещенный пятачок перед распахнутой настежь дверью бара. Почему бы и нет, решил Комбат, и вошел в бар.Протиснувшись к стойке, он взял коньяка, выпил рюмку единым духом и, расплатившись, поспешно выбрался на улицу: в тесном помещении было не продохнуть от табачного дыма и алкогольных испарений, с которыми не справлялся даже мощный кондиционер.За столиками на улице свободных мест не оказалось — вечер был в разгаре. Комбат пожал плечами и неторопливо двинулся дальше. Проводить время в компании незнакомых людей ему почему-то расхотелось. Опять пойдут разговоры о деньгах, новых машинах, о том, кто кого кинул и кто с кем переспал, и спасения от них нет. «О, времена, о, нравы!» — мог бы воскликнуть Борис Иванович, но не стал. Времена всегда таковы, каковы они есть, и нравы тоже, и, если ты не вписался в плавное течение жизни, цепляясь за все подряд, как суковатая коряга, в этом винить некого, кроме себя.Размышляя подобным образом, он свернул за угол и оказался в плохо освещенном переулке, только теперь сообразив, что, задумавшись, свернул раньше времени. Особенной беды в этом не было, просто эту дорогу Рублев не очень любил: через пару кварталов переулок превращался в совершенно неосвещенное ущелье между двумя бетонными заборами. На опасности, которые могли подстерегать неосторожного путника в этой темной щели, Комбату было наплевать, да и не должно быть там никаких опасностей, поскольку этой дорогой почти никто не ходил. Просто место это всегда навевало на Бориса Ивановича тоску, серую, как бетонные стены по обе стороны. «Ну не возвращаться же теперь», — подумал он и двинулся дальше.Впереди обозначился стоявший у обочины микроавтобус.Капот его был поднят, и под ним с приглушенными ругательствами возился водитель, подсвечивая себе спичками. До ближайшего фонаря было метров двадцать, а на улице уже основательно стемнело. «Вот бедолага», — подумал Рублев и ускорил шаг.— Какие проблемы, друг? — спросил он, подходя и через плечо водителя заглядывая под капот.Водитель вздрогнул от неожиданности и повернулся.— Никаких проблем, — почему-то шепотом ответил он.— Да ладно тебе, — добродушно сказал Рублев, преисполненный желания помочь ближнему в беде. — Давай помогу. Ковыряешься тут, как курица в навозе...— Спасибо, я справлюсь, — все так же тихо сказал водитель. На лице его отразилась сильнейшая неприязнь, которая очень не понравилась Комбату.— Как хочешь, — сказал он. — Я просто хотел помочь. Посветить, например...— Слушай, мужик, — прошипел водитель, упираясь в грудь Бориса Ивановича рукой и отталкивая его от машины, — перестань орать и иди отсюда.., пока я тебе не засветил.Говоря, он продолжал толкать Комбата в грудь, оттесняя от машины и почему-то все время косясь на окна соседнего дома.— Да успокойся ты, блаженный, — тоже начиная раздражаться, громко сказал Рублев. — Руки убери, а то как бы чего не вышло.— Да тише ты, козел, — яростно прошипел водитель. — Быстро вали отсюда. Ты знаешь, с кем разговариваешь?— Да мне плевать, — нарочно еще больше повышая голос, ответил Рублев. Раздражение, подспудно копившееся на протяжении многих дней, вдруг подкатило к горлу тугим комком и ударило в голову. Он понимал, что не прав и явно лезет не в свое дело, но, черт возьми, он ведь просто хотел помочь! И потом, чем это занимается здесь водитель фургона, раз ему мешает шум? — Не знаю, кто ты, и знать не хочу! Квартирки чистим, а?В последний момент он успел заметить, как водитель стрельнул глазами куда-то мимо его плеча, и резко отскочил в сторону, наугад нанося удар согнутой рукой. Его локоть врезался во что-то мягкое и податливое, за спиной зашипели от боли, и под ноги Комбату, тускло блеснув в свете далекого фонаря, свалился одноразовый шприц. Вид этой безобидной на первый взгляд штуковины привел Рублева в неистовство: он еще не забыл, как его подсадили на иглу, и до сих пор время от времени ощущал последствия того достопамятного происшествия. Коротко взревев, он одним ударом пудового кулака завалил подкравшегося сзади человека, который все еще качался у него за спиной, держась обеими руками за живот.Тыл очистился, но вот водитель явно не собирался покидать поле боя: отскочив в сторону, он сунул правую руку за отворот своей джинсовой куртки. В Бориса Ивановича стреляли столько раз, что испытывать это пакостное ощущение снова он не хотел даже из любопытства. Швырнув в водителя куртку, которую все еще держал в левой руке, Комбат прыгнул вперед. Водитель отмахнулся от куртки свободной рукой, но Рублев уже был рядом с ним и нанес два сокрушительных удара: по корпусу и в голову. Он почувствовал, как под его кулаком коротко хрустнули ребра, а в следующий миг водитель с грохотом врезался своей дурной головой в жестяной борт фургона.Комбат остановился, с шумом выдохнул через нос и наклонился, чтобы подобрать свою куртку. На глаза ему снова попался шприц, и Рублев с наслаждением растоптал его подошвой ботинка. Ему было совсем не интересно знать, чем именно был наполнен шприц.Падая, водитель успел-таки вынуть руку из-за пазухи.Он лежал на спине, широко раскинув руки в стороны и неловко подвернув голову, и Комбат с удивлением разглядел между пальцев его правой руки не пистолет, а какой-то блокнот.., или не блокнот? Он наклонился, чтобы поднять маленькую книжицу в твердом коленкоровом переплете, и еще раньше, чем его пальцы коснулись гладкой обложки, понял, что это.Это было удостоверение, служебное удостоверение.Его охватило уныние.Опять!Воистину, подумал он, добрые дела наказуемы.Он повернулся к свету и раскрыл книжечку.Так и есть!Федеральная служба безопасности, старший лейтенант Пономарев.., а кличка у него, наверное, Пономарь — все эти рыцари революции просто жить не могут без кличек, прямо как урки.Комбат тяжело вздохнул: черт его дернул предложить помощь! Он затолкал удостоверение в карман владельца и оглянулся по сторонам, пытаясь сообразить, что ему теперь делать с двумя бесчувственными телами. Дожидаться, пока они очухаются, значило по собственной инициативе накликать на свою голову неприятности, но и бросать эфэсбэшников прямо посреди дороги тоже не годилось: помимо удостоверений, у них наверняка имелось и оружие, пускать которое в странствия по Москве Борису Ивановичу совсем не хотелось. Мало ли кто может пройти переулком и завладеть двумя стволами!А зашвырну-ка я их в фургон, решил он. Пусть полежат, оклемаются. Чем они тут занимались — не мое дело. Может быть, они здесь какую-нибудь важную птицу выслеживали, да я помешал...Он уже испытывал неловкость от того, что вспылил и вообще влез не в свое дело. Так или иначе, решил он, надо было предъявить удостоверение, прежде чем соваться к нему с наполненным какой-то дрянью шприцем. Любопытно, подумал он, что же они здесь все-таки делали?Держа водителя под мышкой, как свернутый в рулон ковер, он с грохотом откатил боковую дверцу фургона. Вопреки его ожиданиям, в кузове фургона горел тусклый свет, в котором он во всех деталях разглядел направленный ему прямо в лоб пистолет. Помимо пистолета и субтильного субъекта, который держался за его рукоятку, Комбат успел заметить в фургоне массу какой-то аппаратуры и мерцающие голубоватым светом мониторы компьютеров, по которым снизу вверх медленно ползли бесконечные столбцы каких-то цифр.— Екалэмэнэ, — сказал Борис Иванович, поспешно прикрываясь своей ношей. — Извиняюсь.Поднатужившись, он зашвырнул старшего лейтенанта Пономарева в фургон и, отскочив с линии огня, задал стрекача, совершенно не заботясь о том, чтобы отступление выглядело красиво. Если до сих пор можно было тешиться иллюзиями, то теперь все стало предельно ясно: он не просто повздорил с двумя эфэсбэшниками — в конце концов, с кем не бывает! — а со всего маху вломился в тщательно разработанную операцию могущественного департамента и, похоже, сорвал все к чертовой бабушке.— Старый дурак, — бормотал он себе под нос, удаляясь с места схватки ровной размашистой рысью. — Добрый самаритянин.., идиот!На бегу он припомнил, что когда-то краем уха слышал о подобной аппаратуре. В этом не было ничего удивительного: люди все время треплются, и люди в погонах в этом плане мало чем отличаются от простых смертных, тем более что в конце двадцатого века такое понятие, как военная тайна, судя по всему, окончательно изжило себя и готово было вот-вот стать достоянием истории. Он даже вспомнил обстоятельства, при которых бывший сотрудник отдела радиоэлектронной борьбы поделился с ним этой информацией. Дело было в Фергане, на пересыльном пункте, где бывший РЭБовец ждал нового назначения.— Ха, — говорил он, — военная тайна! Шпионаж, микропленки, ампулы с цианидом и прочее дерьмо...Вот смотри: берем фургон, заряжаем его кое-какой электроникой, ставим пару компьютеров и подгоняем под окна твоего офиса, или конторы, или штаба — какая разница? Включаем это дело и смотрим на монитор. Что мы там видим? А видим мы там то же самое, что в данный момент видно на мониторах тех компьютеров, что стоят в твоем офисе, конторе или штабе.А ты говоришь, военная тайна...— Я ничего не говорю, — ответил ему тогда Борис Иванович, — я в этом все равно ни черта не петрю.С тех пор прошло много лет, в течение которых майор Рублев так и не удосужился разобраться в тонкостях компьютерной грамоты, но теперь ему хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: он видел именно то, о чем рассказывал разговорчивый РЭБовец. «Лучше бы я этого не видел, — подумал он. — И как это меня угораздило свернуть не в тот переулок?»Он не имел ни малейшего представления, как надлежит действовать в подобных случаях, но на всякий случай дал приличного крюка и даже проехал пару остановок на троллейбусе, чтобы максимально запутать следы. Он всю жизнь старался держаться подальше от особистов, контрразведчиков и прочих разновидностей чекистов и теперь не мог даже приблизительно предположить, какой будет реакция на его хулиганскую выходку. На всякий случай он решил считать, что его уже ищут по всей Москве, и, приближаясь к дому, соблюдал все мыслимые меры предосторожности. Разумеется, никто не поджидал его в темных кустах, и никто не выпрыгнул навстречу ему из лифта, и в конце концов Комбат позволил себе по достоинству оценить юмористическую сторону недавнего происшествия.— Старый дурак, — вслух повторил он, отпирая дверь своей квартиры.И тут, словно в ответ на его слова, из темноты прозвучала резкая, как выстрел, трель телефонного звонка. Глава 3 Майор Постышев был доволен, и даже прокол, случившийся с группой Пономаря, не мог надолго испортить ему настроение. В конце концов, все ведь обошлось — никто ничего не заметил, и вся информация с компьютеров конспиративной квартиры была благополучнейшим образом перекачана на майорские дискеты. Собственно, если бы не сломанные ребра Пономаря, он мог бы сделать вид, что вообще ничего не заметил: подумаешь, пара битых морд! Тот тип, что едва не сорвал операцию своим неожиданным вмешательством, похоже, и вправду был случайным прохожим: в противном случае он довел бы дело до конца. Вряд ли, справившись с Пономарем и Сизым, он так уж испугался Мешка с его вечно нечищенным пистолетом. Нет, об этом человеке можно было спокойно забыть, тем более что у майора Постышева хватало забот и без пьяных драчунов, коими во все без исключения времена была богата русская земля.Откинувшись на спинку удобного кресла, майор улыбался, полуприкрыв глаза.— Нравится? — шепотом спросила сидевшая рядом жена.Майор кивнул, не открывая глаз.— Божественно, — ответил он.— Ну вот, — прошептала супруга, — а ты не хотел идти.Сзади зашикали, и она умолкла, снова обратив все свое внимание на сцену. Майор умиротворенно сложил руки на груди и придал лицу приличествующее случаю одухотворенное выражение. Впрочем, подумал он, следует признать, что «живая» опера отличается от видео— и аудиозаписей примерно так же, как живая женщина от «резиновой Зины». Воздух вокруг него буквально вибрировал от музыки. Эти вибрации пронизывали, казалось, каждую клеточку тела, вызывая приятное чувство подъема. «Надо бы, что ли, цветов купить, — подумал он, косясь в сторону жены, которая затаив дыхание слушала тенора. — Ты смотри, как ее разбирает.»У жены майора Постышева была высокая, очень сложная прическа, точеный профиль и в высшей степени соблазнительная шея. Остальные части ее тела тоже выглядели очень аппетитно. Майор долго выбирал себе спутницу жизни, а потом еще дольше ее обхаживал, зато теперь, через восемь лет супружества, все еще не испытывал неловкости, выходя с ней на люди. Жена майора Постышева была красива, умна и в меру равнодушна к сексу, что избавляло майора от необходимости следить за ней и бояться супружеских измен. У нее был один недостаток: она безумно любила театр. Кто-то когда-то ей сказал, что культурный человек должен быть без ума от театра, и она по простоте душевной поверила в это, как и в то, что секс интересен исключительно мужчинам. В остальном она была умной женщиной, у нее был диплом о высшем образовании, и майор Постышев втайне гордился своим выбором.Он покосился на часы, стараясь сделать это как можно незаметнее. До антракта оставалось каких-нибудь десять минут, а до назначенной на вечер встречи — почти час. «Успеваю, — подумал Постышев. — Успеваю в самый раз.»Дождавшись антракта, он сводил жену в буфет, неторопливо прогулялся с ней по вестибюлю и наконец преподнес ей свой сюрприз.— Зайка, — сказал он, галантно усаживая супругу на место, — тут такое дело...Она выжидательно вскинула на него огромные серо-голубые глаза и придала лицу вопросительное выражение.— Понимаешь, — извиняющимся тоном продолжал майор, — у меня назначена одна встреча, которую никак нельзя пропускать.— С женщиной? — лукаво наклонив голову к левому плечу, спросила она.— Увы, — улыбнувшись, развел руками майор, — с мужчиной. Причем далеко не с самым симпатичным.— Твоя работа загонит меня в гроб, — со вздохом сказала она.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7