то актрисочку, чтобы и петь умела, то театральную знаменитость. Зараз выкладывают че-тыре-пять тысяч серебра! А я – кручусь, верчусь – и никакого толку! Дело пустяковое, яйца выеденного не стоит!
Сунь. Ты плохо кончишь! Сидеть тебе в бочке с навозом, не иначе!
Лю. Ладно, сегодня я не могу преподнести вам ничего путного, но в другой раз в грязь лицом не ударю!
У. Сегодня у тебя, видно, дело! Не стал бы ты иначе выходить в такое тревожное время!
Лю. Какое там дело!
Сунь. Лучше не ври, себе же во вред! Ладно, хозяин, мы пошли, зайдем первого числа. Не забудь!
Ван. Скорее забуду, как меня звать!
У. Заметано? (Уходит вместе с Сунь Энъцзы.)
Ван. Господин Лю! Чаю попил? А теперь иди. Своим ремеслом занимайся где-нибудь в другом месте!
Лю. Не беспокойся, делай, что тебе надо, а я подожду здесь своих приятелей.
Ван. Ты не темни! Сказали тебе, своими делами занимайся в другом месте. Тут у нас сейчас все по-новому, культурно!
Во дворе появляется Кан Шуньцзысо свертком, ведет Кан Дали. Заглядывает в чайную.
Дали. Сюда?
Шуньцзы. Да, да! О, теперь тут все по-другому! (Входит, оглядывается, увидев Лю Мацзы,) Кан Дали, входи! Мы пришли куда надо!
Дали. Мам, а ты не ошиблась?
Шуньцзы. Нет, не ошиблась! Раз он здесь, значит, все верно.
Ван. Вам кого?
Шуньцзы (подбегает к Лю Мацзы). Узнаешь меня? (Хочет ударить, но не может, дрожит рука.) Ах ты, ты… (Хочет выругаться, но робеет.)
Лю. И что это ты ни с того ни с сего накинулась на меня?
Шуньцзы (в отчаянии). Ни с того ни с сего? Ты что, не узнаешь меня? А еще мужчиной себя считаешь! Чем занимаешься? Чем хлеб добываешь?! Нет, у тебя ничего святого! (Плюет.)
Ван. Послушай, почтенная! Расскажи по-хорошему!
Шуньцзы. Ты ведь хозяин? Да? Так ты должен помнить, как десять с лишним лет назад Тайцзянь нашел себе тут жену!
Ван. А-а-а! Вы – та самая, которую Тайцзянь взял в…
Шуньцзы. А все он, благодетель. (Указывает на Лю Мацзы.) Сейчас я с ним рассчитаюсь! (Хочет ударить.)
Лю (уклоняется от удара). Да как ты смеешь! Как смеешь! Я настоящий мужчина, я женщин не бью. (Пятится.) Я свидетеля приведу! (Убегает.)
Ван (к Кан Шуньцзы). Сестрица, присядь, расскажи, как было дело. Где Пан Тайцзянь?
Шуньцзы (садится переводя дух). Умер. Племяннички голодом его уморили. Когда установилась республика, у него еще водились деньги, но власть свою он потерял, тогда племяннички и осмелели, стали его донимать. Он не выдержал и умер. А нас выставили из дома в чем мать родила.
Ван. Это… это?…
Шуньцзы. Мой сын!
Ван. Твой?
Шуньцзы. Его тоже продали Пан Тайцзяню, когда он сына захотел.
Дали. Ma! Твой отец тебя здесь продал, да?
Шуньзцы, Да, сынок, здесь. Я тогда упала без памяти. Сколько жить буду, не забуду этого места.
Дали. А я так и не помню, где меня отец продал.
Шуньцзы. Тебе, почитай, годок был в ту пору. Я тебе мать заменила, ты и прикипел ко мне сердцем.
Дали. Помню, как он, старый негодник, царапал тебя, щипал, кусал, а меня все трубкой тыкал. А родни у него сколько было! Разве могли мы с ними со всеми справиться? Если бы не ты, убили бы они меня!
Шуньцзы, Да-да! Их было много, а мы – безответные. Встретила Лю Мацзы, думала, разорву на части, а даже пощечину дать не смогла, рука не поднялась.
Дали. Подожди, мам, вырасту, мы вместе их побьем! Я не знал родной матери, а теперь знаю – ты мне родная мать!
Шуньцзы. Хорошо, хорошо! Мы никогда с тобой не расстанемся. Я буду работать, а ты – учиться. (После паузы.) Хозяин, меня в твоей чайной продали, так что нас, можно сказать, связала судьба. Не поможешь ли мне подыскать какую-нибудь работу? Я не боюсь с голоду помереть, мальчонку жалко.
Появляется Ван Шуфэнь, слышит их разговор.
Ван. А что ты умеешь делать?
Шуньзцы. Все. Стирать, шить и штопать, стряпать умею. Я деревенская, работы не боюсь. Только бы снова не попасть в лапы к такому, как Тайцзянь, а остальное горе – не горе.
Ван. Сколько же тебе платить за труды?
Шуньцзы. Чтобы хватило на еду, на жилье да чтоб сын ходил в школу. Больше ничего мне не нужно.
Ван. Ладно, поспрошаю. Десять лет с лишним прошло, а я помню все, будто вчера это было. Да, страшное это дело!
Шуньцзы. Ну а пока куда мне деваться с сыном?
Ван. Возвращайся в деревню к отцу.
Шуньцзы. К отцу? А жив ли он? Я не знаю. Если и жив, все равно не вернусь! Не отец он мне больше!
Ван. Так ведь работу сразу не найдешь!
Шуфэнь (подходит). Она все умеет: и стирать и готовить – и совсем немного за это хочет. Возьму-ка ее к себе!
Ван. Ты?
Шуфэнь. А я, что, не хозяйка? Мы с Ли Санем и так надорвались от работы!
Шуньцзы. Хозяин, вы испытайте меня. Увидите, как я буду работать! Не подойду, прогоните прочь!
Шуфэнь. Пойдем-ка со мной, сестрица!
Шуньцзы. Когда-то меня тут продали, а теперь пришла сюда, как в родительский дом! Идем, сынок!.
Дали. Хозяин, если вы не будете меня бить, я буду помогать маме (уходит вместе с Вам Шуфэнь и Кан Шуньцзы).
Ван. Черт побери! Сразу два рта прибавилось. Тайцзянь подох, а его выводок, значит, мне!
Л и (закрывая собой появившегося Лю Мацзы). Давай скорей! (Уходит.)
Ван. Шел бы ты отсюда! Не то схлопочешь!
Лю. Сказал же тебе, что дожидаюсь приятелей!
Ван. Тебе чего надо?
Лю. Эх! Сытый голодного и, правда, не разумеет! Ты вот всю жизнь будешь держать чайную, а я – своим ремеслом заниматься.
Входят веселые Лао Линь и Лао Чэнь. Вошедшие моложе Лю, но он называет их братьями.
Лю. Брат Линь, брат Чэнь! (Видя, что Ван недоволен, засуетился.) Хозяин, никого нет, сделай милость, больше это не повторится.
Ван. Она (указывает на дворик) все еще здесь!
Лю. Неважно! Она все равно не сможет ударить. А если попробует, приятели мне помогут.
Ван. Ну» и гусь же ты! Да-а! (Уходит.)
Лю. Присаживайтесь! Поговорим!
Линь. Говори ты, брат!
Чэнь. Да нет, лучше ты!
Лю. Не все ли равно, кто будет говорить?
Чэнь. Ты говори, ты – старший!
Линь. Видите ли, мы – названые братья.
Чэнь. Да-да! Мы – побратимы. Нас водой не разольешь.
Линь. У него есть несколько юаней серебром.
Чэнь. И у него тоже.
Лю. Д сколько всего? Назовите сумму!
Линь. Не время еще.
Чэнь. Сладим дело, тогда и скажем.
Лю. Если есть серебро, любое дело можно обтяпать.
Линь, Чэнь (вместе). В самом деле?
Лю. Сволочь буду, если вру!
Линь. Тогда говори, брат.
Чэнь. Лучше ты говори!
Линь. Видишь, нас двое?
Лю. Вижу!
Чэнь. Нас водой не разольешь.
Лю. Так, так.
Линь. Ведь если двое дружат, над ними никто не смеется?
Лю. Никто.
Чэнь. А если трое? Смешно?
Лю. Трое? А кто они?
Линь. Мы двое и еще одна женщина.
Лю. Так, так, так. Понял! Только таких дел я еще никогда не улаживал. Трудновато, пожалуй, будет. Пара – это обычно двое, муж и жена, но чтобы трое – отродясь не слыхал.
Линь. Трудновато, говоришь, уладить?
Лю. Еще бы!
Линь (Лао Чэню). Вот видишь!
Чэнь. Чего тогда попусту толковать?
Линь. Как же так попусту? Десять лет с лишним провоевали, и чтобы полбабы в жены не получить!
Лю. Не попусту! Не попусту, не попусту! Что-нибудь придумаем! Сколько у вас серебра?
Не спеша входят Ван Лифа и Цуй Цзюфэнь. Разговор прекращается.
Ван. Господин Цуй, вчера господин Цинь присылал за вами, просил зайти. Отчего же вы не идете? Такой образованный, такой эрудированный человек! Чего только вы не знаете! И членом парламента были, а теперь вот живете здесь у меня, все дни молитесь. Что бы вам не заняться каким-нибудь делом. Такие, как вы, должны служить' отечеству. И тогда народ будет жить спокойно.
Цуй. Мне до сих пор стыдно, что я был членом парламента. Ведь это грех! Тяжкий грех! Что проку от революции? Сам заблуждался, других вводил в заблуждение – вот и все. Да что говорить? Сейчас остается лишь каяться да о душе думать.
Ван. А вот господин Цинь построил завод и теперь собирается открыть банк.
Цуй. Завод, банк! Он говорит, что так можно спасти Китай. А спасает самого себя! С каждым днем становится все богаче! Но стоит какому-нибудь иностранцу пальцем пошевелить, и от всей его затеи ничего не останется.
Ван. Не надо так говорить! Неужели у нас больше нет никакой надежды?
Цуй. Трудно сказать! Очень трудно! Сам посуди, сегодня этот главнокомандующий бьет того, завтра тот бьет этого. А кто заставляет их воевать?
Ван. В самом деле, кто? Кто эти мерзавцы?
Цуй. Иностранцы!
Ван. Иностранцы? Ничего не понимаю.
Цуй. Постепенно поймешь. Настанет день, когда все мы станем рабами оккупантов! Я делал революцию и знаю, что говорю.
Ван. И вы ничего не предпримете, чтобы воспрепятствовать этому?
Цуй. В молодости я считал своим делом служить Поднебесной. Честное слово. А теперь понял: Китай обречен на гибель.
Ван. Но управлять страной все равно надо.
Цуй. Управлять? Пустая затея! Китай не спасти! Он обречен. Ну ладно, пойду-ка я в храм Хунцзисы, а если господин Цинь снова пришлет за мной, скажи, что сейчас я могу лишь молиться, ни на что другое не годен. (Уходит.)
Возвращаются Сунь Эньцзы и У Сянцзы.
Ван. Господа, есть новости?
Сунь Эньцзы и У Сянцзы молча садятся у двери, смотрят на Лю Мацзы и его собеседников. Лю Мацзы растерян, опустив голову, направляется к двери. Лао Чэнь и Лао Линь тоже смущены, молча смотрят друг на друга.
Чэнь. Пошли, брат?
Линь. Пошли.
Сунь. Погодите! (Преграждает им путь к выходу.)
Чэнь. В чем дело?
У (встает). А ты не знаешь?
Все четверо смотрят друг на друга в упор.
Сунь. Идите за нами. Без шума.
Линь. Куда?
У. Ведь вы дезертиры? Припрятали серебришко и решили укрыться в Пекине? А когда денег не станет, в бандиты податься?
Чэнь. А тебе что за дело? Да я один с восемью такими, как ты, справлюсь.
Сунь. Ты? Так ведь ты ружье продал, верно? А безоружному вооруженного не одолеть. (Похлопывает по пистолету.) Это я один справлюсь с восемью такими, как ты!
Линь. Ни к чему это! Все мы – братья! У. Верно! Давайте потолкуем. Вам что дороже – жизнь или деньги?
Чэнь. Деньги нам дорого достались! Кто кормил, за того и воевали. И немало повоевать пришлось!
Сунь. Вы – дезертиры! Сами отлично это знаете.
Линь. Давайте поговорим! Вы, кажется, назвали нас братьями?
У. Кажется, да. Давай поговорим!
Ван (у двери). Господа! Идут с высочайшим указом.
Чэнь и Линь в панике, хотят убежать.
Сунь. Ни с места! Слово благородного человека: отдадите половину серебра – и безопасность вам гарантирована. Мы свои люди!
Линь, Чэнь (вместе). Согласны!
Входят с высочайшим указом: двое с мечами, обернутыми в красную материю, с винтовками через плечо, Один с пикой, к которой прикреплен высочайший указ, четверо с разноцветными древками (черными и красными), позади офицер, конвоирующий задержанных.
У, Сунь, Линь и Чэнь стоят по стойке «смирно», потом вынимают из-за шапок значки, удостоверяющие личность, показывают офицеру.
У. Разрешите доложить! Мы как раз допросили и обыскали одного дезертира.
Офицер. Он?
У (указывает на Лю Мацзы.) Да-да!
Офицер. Связать!
Лю (кричит). Господа! Нет-нет! Я не дезертир!
Офицер. Связать!

Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Теперь в чайной не так красиво, как прежде. Вместо плетеных стульев табуретки и длинные скамьи. Помещение мрачное, мебель тоже. Только надписи прежние: «Болтать о государственных делах воспрещается!» Правда, теперь они гораздо большего размера и написаны более крупными иероглифами. Рядом висит еще одна надпись: «Плата за чай взимается вперед». Раннее утро. Окна закрыты ставнями. Ван Дашуань, сын Ван Лифа, с печальным видом убирает помещение. Входит Чжоу Сюхуа, жена Ван Дашуаня, с дочерью Ван Сяохуа.
Сяохуа. Мам, свари мне лапши на обед. Я давно ее не ела.
Сюхуа. Знаю, дорогая. Но удастся ли купить муки? Если она даже и есть в лавке, то где взять на нее денег?
Сяохуа. Надеюсь, что она есть и что деньги найдутся.
Сюхуа. Хорошо бы! Но это не так-то просто! Иди, Сяохуа, но будь осторожна, остерегайся джипов!
Дашуань. Сяохуа, подожди!
Сяохуа. Что еще, па?
Дашуань. Вчера вечером…
Сюхуа. Я с ней поговорила, она все поняла.
Дашуань. Смотри, никому ни слова о делах дядюшки Дали! Никому! Проговоришься – всем нам конец! Поняла?
Сяохуа. Не скажу! Ни за что не скажу! Меня уже спрашивали, вернулся ли дядюшка Дали, а я сказала, что он уехал несколько лет назад и мы ничего о нем не знаем.
Появляется Кан Шуньцзы. Она немного сутулится, но все еще бодрая.
Шуньцзы. Сяохуа! Сяохуа! Ты не ушла еще?
Сяохуа. Что, тетушка?
Шуньцзы. Сяохуа, дорогая, дай мне еще разок взглянуть на тебя! (Гладит ее по головке.) Красавица! Тебе поесть бы досыта, стала бы еще краше!.Сяохуа. Тетушка, вы уходите?
Шуньцзы. Да-да! Ухожу, чтобы вам было легче! Дали так велит. Разве могу я его ослушаться? Когда мы пришли с ним сюда, он меньше тебя был.
Сяохуа. А теперь вон какой вырос! И такой сильный!
Шуньцзы. Д-да! Он был здесь всего минутку, а я помолодела на несколько лет. Я словно бы сокровище нашла. Да, я пойду за ним. С радостью разделю с ним все трудности и невзгоды. Какие у него руки, какие ноги! Настоящий богатырь!
Сяохуа. Тетушка! И я пойду с вами!
Шуньцзы. Иди, детка, в школу! Я еще приду повидать тебя!
Сяохуа. Тетушка! Подождите, пока я не вернусь из школы!
Шуньцзы. Ну-ну! Беги, дорогая, беги!
Ван Сяохуа уходит.
Дашуань. Тетушка! Это отец вам велит уходить?
Шуньцзы. Он еще не решил. А я боюсь, как бы кто не узнал о том, что Дали сюда приходил. Да и я своим уходом могу навлечь на вас неприятности. В наше время то и дело кого-нибудь хватают. А я не хочу, чтобы из-за меня пострадали!
Сюхуа. Тетушка, сами решайте. В живых останется тот, кто укроется. Время сейчас такое.
Дашуань. Да, это верно!
IIIаньцзы. Мать Сяохуа, давай хорошенько подумаем! И ты, Дашуань, подумай как следует! (Уходит вместе с Чжоу Сюхуа.)
Входит Динбао.
Динбао. Эй, хозяин, я пришла!
Дашуань. Кто ты такая?
Динбао. Я – Крошка Динбао. Меня послал сюда Сяо Лю. Сказал, что хозяину нужна служанка.
Дашуань. Служанка? Да ты посмотри, какая у нас захудалая чайная! Мы с отцом совсем обеднели, не знаем, что делать.
Медленно входит Ван Лифа. Одет небрежно, но вид бодрый.
Ван. Ты что это, сын, вздумал за моей спиной судачить? Кто обеднел? Открой-ка ставни! Время позднее, а чайная все закрыта.
Ван Дашуань открывает ставни. Динбао. Как самочувствие, хозяин? Ван. О! Мне бы чашки три лапши с мясной подливой, не отказался бы! Увы, нету. Сколько тебе лет, красавица?
1 2 3 4 5 6 7