Антонию также удивляло, что братья Бенкрофты не замечают страстных взглядов, которые Патриция бросает на Оро. Зная, что рано или поздно они обо всем догадаются, Антония со страхом ждала этого момента. Такая любовь — очень опасное дело.
— Я пойду дежурить. — Оро направился к своей лошади.
— Не стоит, — возразил Коул. — Там уже много народу.
— Я. пойду.
Не успел Оро отойти, как грянули выстрелы. Антония увидела, как он упал, и у нее застыла кровь в жилах. Какое-то мгновение Оро лежал неподвижно, но потом она увидела то, чего так напряженно ждала. Они давно договорились об этом условном знаке, и вот сейчас Оро поднял большой палец, давая понять, что жив. Антония не могла приблизиться к нему, и ей оставалось только надеяться, что у него не слишком серьезная рана.
Патриция попыталась броситься к Оро, но Антония прижала ее к земле.
— Ложись!
— Оро… — прошептала Патриция, однако Антония прижала ее к земле так сильно, что та не могла пошевельнуться.
— Видишь его большой палец? Это значит, что он жив. Прижмись к земле. А теперь ползи под фургон с провизией. И не выставляй задницу. Смотри, чтоб тебя не подстрелили!
И Антония легонько шлепнула Патрицию, когда та поползла.
Этого нападения они ожидали, и Ройал проверил, опекает ли Антония Патрицию. Выстрелив всего один раз, она «сняла» высунувшегося бандита. Теперь Антония держала револьвер наготове, но больше не стреляла, не желая привлекать внимание к себе и к безоружной девушке. Ройал радовался, что дал Антонии такое поручение: оно вынуждало ее оставаться под прикрытием.
Рауль явно рассчитывал воспользоваться внезапностью нападения, но ему это не удалось. Видя, как падают его люди, а команда Бенкрофтов несет лишь небольшие потери, Рауль, вероятно, не станет продолжать открытую атаку. Поэтому Ройал и его люди ничуть не удивились, что после короткой, но жестокой перестрелки Рауль скрылся в ночи, оставив на поле боя восьмерых убитых или тяжелораненых.
Как только стрельба закончилась, Антония вскочила на ноги.
— Оставайся здесь, — сказала она Патриции. Быстро взглянув на Ройала и Томаса и убедившись, что с ними все в порядке, Антония подбежала к Оро и опустилась около него на колени. Приподняв его голову, она вытерла кровь с неглубокой раны на лбу: Заметив, что Патриция тоже опустилась на колени и взяла руку Оро, Антония бросила на нее недовольный взгляд.
— Бога ради, уйдите, вы мне не нужны, — проговорил Оро.
Когда побледневшая Патриция удалилась, Оро с трудом поднялся и пошел прочь. Дав понять Ройалу и Томасу, что с Оро все в порядке, Антония последовала за ним. Она беспокоилась за Оро.
Ройал видел то, что произошло между Оро и Патрицией. Он объяснил это тем, что сестра надоела Оро со своей страстной влюбленностью. Но, услышав слова Оро, когда тот прогнал Патрицию, Ройал понял, что здесь что-то более серьезное. Еще не зная, как ему поступить, он направился вслед за Оро и Антонией.
Оро упал на колени, как только удалился от лагеря. Антония догадалась, что он страдает не от раны, а от глубокой и неизлечимой боли. Наверное, его мучило то, что он прогнал девушку, которую хотел бы схватить в объятия и крепко прижать к себе. Ему было стыдно, что он обидел Патрицию, так грубо оттолкнув ее. Антония склонилась над ним, и Оро протянул к ней руки.
— Болит. Боже, как болит!
Она знала, что Оро говорит не о боли в голове, и обняла его.
Увидев эту интимную сцену, Ройал отвернулся и медленно пошел к лагерю. Ответственность, которая лежала на нем, вдруг показалась ему слишком тяжкой. Оро Дегас, конечно, не тот мужчина, которого он выбрал бы для Патриции, но кто, кроме нее, имеет право решать? Убедившись, что в лагере все в порядке, Ройал отпустил Коула и Джастина. Он хотел поскорее улечься в палатке и привести в порядок свои мысли.
Увидев, что Томас направился к Патриции, Ройал решил присоединиться к братьям чуть позже. Затаившись, он слушал их разговор.
— На вот, выпей.
Томас протянул Патриции бутылку текилы и ухмыльнулся, когда та отпила немного и поморщилась.
— Какая гадость! — выдохнула она. — Просто, обдирает глотку.
— Это мексиканская текила. У нее особый вкус. Ни одному гринго она не нравится.
Сделав глоток, Томас снова предложил ей бутылку.
— Хочешь, чтобы я распробовала ее? Считаешь, что второй; раз пройдет лучше? Или думаешь, что я уже ободрала глотку и больше ничего не почувствую?
— Да, теперь пойдет лучше. Но вот что я скажу, чика. Гринго может весело болтать с мексиканцем, пить с ним, шляться по девкам и драться бок о бок. Он может похлопывать его по спине и называть своим другом. Все это прекрасно, но гринго не хочет, чтобы мы прикасались к его дочери или сестре! Теперь глотни побольше. Как тебе мои слова?
— Ройал не такой.
— Не такой? А ты спрашивала его?
— Нет. Из-за вас троих я сомневаюсь в нем и боюсь открыть рот.
— А что он может сделать? Прогнать Оро или отослать тебя, пока Оро не вернется в Мексику? Так, что ли?
— Хуже всего, что ты прав. А это значит, что мне больше не увидеть Оро.
— И что, ты от этого, будешь несчастлива? — удивился Томас. — Бог мой, вы оба потеряли голову. Это плохо.
— А ты был когда-нибудь влюблен, Томас?
— Я любил, но никогда не был влюблен. Я люблю Оро. Люблю Антонию. Любил отца, Хуана и Хулио. Старался никогда не доставлять им неприятностей. Этой есть любовь. Я сам готов был погибнуть или дать погибнуть им, но без мучений.
— Надеюсь, мне удалось бы изменить представления Оро, г— задумчиво проговорила Патриция.
— Но это не сделает Оро счастливее. Да и тебе не принесет счастья.
— Это все из-за его гордости.
— Мужчина должен иметь гордость, иначе он не мужчина. Гордость — это чувство, которым нельзя управлять, чика. Он тоже мечтает о тебе. Но готова ли ты из-за Орр потерять братьев, которых так любишь?
Настроить их против себя и доставить неприятности любимому человеку? Ты тоже отказалась бы от всего этого. Когда мужчины восстают друг против друга и входят в раж, кто-то из них обязательно погибает. А ты как раз посередине. Какое уж тут может быть счастье!
— Я поговорю с Ройалом, и, если он действительно такой, как ты утверждаешь, я поеду навестить своего кузена. По крайней мере не буду видеть, как он ходит в салун или увивается вокруг Антонии. У меня какой-то странный вкус во рту, — добавила она, высунув язык.
— Очень мило! — Томас улыбнулся. — Можешь достать им до кончика носа?
Так ничего и не поняв, Ройал решил, что Патриция немного выпила и ей придется помочь добраться до кровати.
До Ройала постепенно доходило то, что все пытались скрыть от него. Он надеялся, что сможет разрешить эту проблему ко всеобщему удовлетворению.
Расположившись рядом с Коулом и Джастином, Ройал налил себе чашку крепкого кофе. Он не знал, как начать разговор. Ему трудно было признать, что его сестра, почти ребенок, стала женщиной, способной любить. Однако ведь ей уже восемнадцать.
— Как там Оро? — спросил Джастин.
— Легкая рана, всего только дурнота. — Ройал вспомнил сцену, которую только что видел, и вздохнул. — Коул, что ты думаешь об Оро Дегасе?
— Он спокойный и умеет держать себя. Много повидал, и это немного огрубило его, но Оро честный и незлой парень. Он человек слова. Черт возьми, я не знаю, что ты еще хочешь от меня услышать!
— Ты не сказал того, что мне интереснее всего. Не упомянул о том, что Оро мексиканец, и о том, кем был его отец.
— Незачем думать об этом. Я не имею ничего против мексиканцев, а Оро не пошел по стопам своего отца. Держится на расстоянии от девушки. По его словам, их отец не хотел, чтобы они с братом пошли по его пути, но и не отпускал их от себя. Это вполне объяснимо. Да, единственный недостаток Оро, по-моему, грубость и, возможно, цинизм.
— Этот грубый и циничный парень умеет быть очень ласковым, — заметил Ройал.
— Да, он очень дружен с Томасом и Антонией, — согласился с ним Джастин.
— В этом нет сомнений, Джастин. Мне даже казалось, что он близок с Антонией, хотя на самом деле это просто абсурдно. Оро использует ее как прикрытие, а вообще он очень чувствительный человек.
— Объясни, что ты имеешь в виду? — попросил Джастин.
— Ну ладно, а что бы вы сказали, если бы Оро Дегас стал мужем вашей сестры? — Ройал криво улыбнулся, увидев, что его братья побледнели. — По крайней мере это вполне возможно.
— А ты уверен, что именно приданое интересует его? Патти у нас хорошенькая. Вполне могла ему понравиться, возбудить желание.
— Нет, Коул. Желание, или, скорее, невозможность удовлетворить его, не может заставить такого» как Дегас, плакать. Я случайно слышал, как он говорил обезумевшей Патти, чтобы она шла прочь от него, что она ему не нужна. И потом смотрел ей вслед как человек, обреченный на смерть. Наверное, мне следует поговорить с ним, но будь я проклят, если знаю, что ему сказать.
— Как же я не заметил всего этого? — удивился Коул.
— Но и мне казалось, что это лишь детская влюбленность. Я совсем забыл, что Патти уже восемнадцать. Дьявол, не знаю, что делать! Боюсь причинить боль Патти, но и Дегас мне нравится, и я не хочу доставлять ему неприятности. Хотя он совсем не тот, кого я представлял себе мужем Патти.
— Но он не хуже тех, кто крутился вокруг Патти в последнее время, — твердо заявил Джастин. — По крайней мере ты знаешь, кто такой Оро.
— Это верно. А ты уверен, что закон не преследует этих братьев-близнецов, Коул?
— Об этом незачем беспокоиться. Нет никаких распоряжений об их судебном преследовании. Ни в чем дурном они не были замечены и никого не убили. Если станет известно, что Хуан и его главные сообщники мертвы, полиция займется кем-то другим. Нельзя арестовать человека только за то, что его отец был преступником, или за то, что он водит компанию с подозрительными типами. Против Оро и Томаса у полиции ничего нет.
— Главное, чтобы Патти была счастлива, — заметил Джастин.
— Ты прав, — отозвался Ройал. — Это ее будущее, а не наше.
— Поговоришь с ней сегодня? — спросил Коул.
— Едва ли сейчас она в состоянии говорить, — сказал Ройал и кивнул в ту сторону, где Томас помогал подвыпившей Патриции подняться в фургон.
— Проклятие, и где он только достает эту дрянь? — Коул встал, чтобы перехватить Томаса. — Томас!
— Вот он я, — обреченно вздохнул Томас, увидев за спиной Коула его братьев.
— Где, черт подери, ты берешь эту дрянь?
— Вот эту? — Томас невинно посмотрел на почти опорожненную бутылку текилы.
— Да, эту.
— Ангел мне послал, вот как, — ответил Томас, рассмешив братьев. — Он увидел с неба, что я мучаюсь от жажды, и послал мне бутылку, чтобы я промочил горло. Думаю, надо рассказать в церкви об этом чуде.
Шум и споры, которые последовали за этим, не позволили Ройалу поговорить с Оро в тот вечер, и он отправился спать, решив, что любовные проблемы сестры могут подождать до утра. Оставив Коула и Томаса вести спор о том, можно ли пить во время перегона скота, Ройал улегся в спальный мешок и впервые за многие недели понял, что уснет спокойно.
Проснувшись, Патриция увидела, что Антония внимательно смотрит на нее, и простонала:
— Я умираю. Томас отравил меня.
Помогая побледневшей девушке выйти из фургона, Антония поучала ее:
— Ты должна знать, что текила — напиток не для тех, кто пробовал только шерри, да и то чуть-чуть. Теперь ты расплачиваешься за свою глупость!
Дойдя до бочки с водой, Антония погрузила лицо Патриции в холодную воду. Та воспротивилась, но Антония быстро справилась с ней. Вскоре появились братья Патриции, и Антония, решив, что с девушки довольно, отпустила ее.
— Что здесь происходит? — спросил Ройал с деланной небрежностью.
— Она пыталась утопить меня, — с трудом вымолвила Патриция, опускаясь на землю.
— Я очищала ее голову от текилы, — объяснила Антония, глядя на свою жертву. — Но едва ли это ей помогло.
— Не помогло, — пробормотала Патриция, опустив голову на руки. — Я умираю, а теперь еще и промокла. — Она посмотрела воспаленными глазами на хохочущих братьев. — Ничего смешного. Уверена, Томас отравил меня.
— А где он? — спросила Антония.
— Не знаю, — ответил Ройал. — Хочешь кофе, Патти?
— Я принесу, — вызвался Джастин.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — предложила Антония.
— Как я могу есть, когда от одного только упоминания о пище меня мутит! — Патриция потерла пальцами виски.
— Это пройдет. Потом поешь. А теперь ложись в фургоне на спину, а я возьму вожжи. Тебе полегчает. — Она покачала головой, наблюдая, как Патриция неверной походкой поплелась к фургону.
— Пусть сегодня фургоном правит Оро, — сказал Ройал, сделав вид, будто не заметил, что молодой человек оцепенел от этих слов. — Он ранен в голову, и ему будет трудно скакать верхом. А ты, Антония, можешь поехать со мной.
— Но моя обязанность — быть рядом с твоей сестрой, — возразила Антония, стараясь выручить Оро.
— Не сегодня.
Ройал взял ее за руку и задержался возле Оро, надеясь, что тот поймет его правильно.
— В фургоне ему будет лучше.
— Вы уверены, что хотите этого? — изумился Оро.
— Мои желания не имеют значения, но я доверяю тебе как брату. Пойдем, Тони.
— В чем дело? — спросила Антония, когда они отошли от фургона. — Почему ты не дал править фургоном мне?
— А что, Оро не справится с упряжкой? — Ройал подмигнул Коулу.
— Ты же знаешь, о чем я говорю, гринго. Не валяй со мной дурака! — рассердилась Антония.
— Я даю каждому то, что ему нужно. Седлай же лошадь, дорогая.
— Я тебе не «дорогая». — Антония начала седлать лошадь. — Но Оро же мексиканец.
— Я это заметил, но ничего не имею против мексиканцев.
— И еще у него в жилах течет кровь индейцев племени яки. — Украдкой взглянув на Ройала, Антония не заметила на его лице ни тени сомнения.
— Если он не писает мне на ковер или в сапоги, мне совершенно безразлично, какая в нем течет кровь. Но при одном условии: если у Оро благородные намерения.
— Если бы у него были другие намерения, он давно бы овладел ею, гринго. — Пришпорив лошадь, Антония поехала к стаду.
— Пожалуй, она права, — сказал Коул, когда Антония удалилась. — Девушки в салуне так и не успокоили его.
— В салуне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40