В этих условиях я не мог даже защищаться, мне оставалось только
ждать. Я вспомнил про руку, которая проникла в комнату через лаз в двери: о
на не спряталась. Когда я снова увидел ее, у меня едва не сдали нервы. Я брос
ился на эту отвратительную лапу с яростью, на какую никогда раньше не счи
тал себя способным, и в этом прыжке выплеснулось все накопившееся во мне
напряжение. Я колотил по ней сначала плашмя, словно черенок лопаты был ду
биной, потом стал наносить удары острым лезвием, но, несмотря на все мои у
силия, чудовище не спешило спрятать ее. Наконец мне, видимо, удалось перер
убить какую-то крупную вену, потому что кровь полилась ручьем, и рука скр
ылась в отверстии с проворством ящерицы.
Послышались стоны раненого чудовища. Его товарищи также взвыли. Стук в о
кно прекратился. Наступила тишина. Это была самая страшная тишина, какую
я когда-либо слышал. Я знал, что они находились там, снаружи, никакого сомн
ения в этом не было. Они вдруг хором стали издавать жалобные звуки. Это на
поминало мяуканье слепых котят, когда те зовут мать. Их мяу-мяу-мяу были к
ороткими и тихими, исполненными грусти и беззащитности. Они как будто го
ворили: выйди, выйди из дома, ты нас неправильно понял, мы не хотим тебе ни
какого зла. Они не хотели убедить меня в своих добрых намерениях, им было
нужно лишь посеять ужас. Они испускали свои меланхоличные «мя-я-я-у», соп
ровождая их время от времени лицемерным стуком в дверь или в запертые ок
на. Не слушать их, ради всего святого, не слушать. Я укрепил дверь сундукам
и и положил побольше поленьев в очаг на тот случай, если им придет в голов
у спуститься в дом по трубе. Я с беспокойством взглянул на потолок. Крыша
была покрыта черепицей. Если им вздумается разобрать ее, они спокойно пр
оникнут в дом. Однако они ничего не предприняли. Всю ночь луч маяка, моното
нно вращаясь, проникал в дом через щели спустя равные промежутки времени
. Тонкие длинные лучи появлялись и исчезали с точностью часового механи
зма. Всю ночь чудовища пытались открыть то дверь, то одно из окон, и во врем
я каждого нового нападения я с ужасом думал, что засовы не выдержат. Пото
м наступило долгое молчание.
Маяк потух. С величайшей предосторожностью я приоткрыл одно окно. Никого
не было. На горизонте загоралась тонкая полоска Ц фиолетово-оранжевая
. Я тяжело осел на пол, как мешок с мукой, продолжая сжимать в руках черено
к лопаты. Во мне зарождались какие-то новые и незнакомые чувства. Спустя н
екоторое время над морем появился маленький шарик солнца. От горящей в т
емноте свечки было бы больше тепла, чем от этого светила, укутанного обла
ками. Но все же это было солнце. В этих южных широтах летние ночи были чрез
вычайно коротки. Это была самая короткая ночь в моей жизни. Мне же она пока
залась самой длинной.

4

Годы подпольной деятельности научили меня, что лучший способ борьбы с ун
ынием и сентиментальной мутью Ц это подойти к проблеме с чисто техниче
ской стороны. Я пришел к следующему заключению: «Тебя нет, ты мертв. Ты сид
ишь на этом холодном, забытом богом и людьми островке; никто, на многие де
сятки миль вокруг, не может тебе помочь. Ты мертв, ты мертв, Ц повторял я се
бе вслух, скручивая сигарету. Ц Твое положение на сегодняшний день тако
во: ты мертв. Следовательно, если тебе не удастся выкрутиться, ты ничего н
е потеряешь. Но если сможешь спастись, в награду получишь все Ц жизнь».
Нам не следует пренебрегать силой, таящейся в размышлениях наедине с са
мим собой. Сигарета, которую я курил в эту минуту, чудесным образом превра
тилась в самый изысканный в мире табак. И дым, извергаемый моими легкими, б
ыл росчерком человека, которому не остается ничего другого, как принять
бой в Фермопилах
Фермопилы Ц горный проход в Греции, где в 480 г. до н.э. малочисленный
отряд спартанского царя Леонида два дня противостоял натиску персидск
их войск. Все бойцы отряда погибли.
. Я был изнурен, вне всякого сомнения, но ощущение бессилия отступи
ло. Я не испытывал усталости Ц усталость испытывала меня. Пока я мог ощущ
ать изнеможение, пока чувствовал, что мои веки свинцово тяжелеют, я был ж
ив. Причины, которые привели меня в эту даль, казались теперь несуществен
ными. У меня не было ни прошлого, ни будущего. Я был на краю света, вдали от
всего мира, и меня окружало ничто. Когда я выкурил сигарету, я был бесконе
чно далеко от самого себя.
Что же касается объективного положения вещей, то я не строил в этом отнош
ении никаких иллюзий. Для начала, я ничего не знал об этих чудовищах. Исхо
дя из этого и учитывая инструкции учебников по военному делу, я мог рассч
итывать на самые неблагоприятные условия ведения борьбы. Они будут напа
дать и днем, и ночью? Все время? Организовываясь в группы? Беспорядочно, но
настойчиво? Сколько времени я мог им противостоять Ц в одиночку против
толпы? Естественно, очень недолго. Батису, правда, удалось выжить. Но у нег
о за плечами опыт, которым я не располагал. А еще у него был маяк Ц настоящ
ая крепость: чем больше я рассматривал свой дом, тем более ничтожным он мн
е казался. Одно можно было заключить без тени сомнения: о судьбе моего пр
едшественника я никогда ничего не узнаю.
Как бы то ни было, мне оставалось только придумать систему обороны. И если
маяк Батиса представлял собой укрепление по направлению к небу, то я мог
создать заграждение на земле. Идея заключалась в том, чтобы окружить дом
рвом, наполненным острыми кольями. Тогда чудовища не смогут приблизитьс
я. Но откуда мне было взять время и энергию? Чтобы вырыть такую траншею, тр
ебовались титанические усилия. С другой стороны, чудовища были проворн
ее пантер Ц я в этом смог убедиться, Ц и ров надо было сделать широким и г
лубоким. Я же испытывал крайнее изнеможение: с момента приезда на остров
я не сомкнул глаз. Кроме того, если я буду постоянно работать и защищать св
ой дом, у меня не останется ни одной минуты отдыха. Передо мной со всей ясн
остью вырисовывалось два выхода: погибнуть от лап чудовищ или сойти с ум
а от физического и умственного истощения. Не надо быть гением, чтобы поня
ть, что оба пути заканчивались в одной точке. Я решил максимально упрости
ть работу. Для начала надо вырыть ямы перед окнами и дверью. Я надеялся, чт
о этого будет достаточно. Выкопав полукруглые траншеи, я принялся заостр
ять ножом концы веток и вкапывать их остриями вверх. Многие из них я прине
с с берега моря. Пока я собирал их у самой воды, мне пришло в голову весьма
логичное заключение. Все Ц и формы тел чудовищ, и перепончатые лапы Ц у
казывало на то, что они выходцы из океанских глубин. В таком случае, сказал
я себе, огонь будет примитивным, но весьма действенным оружием. Теория п
ротивостояния стихий, вот именно. Всем известно, что любые звери инстинк
тивно боятся огня. Каково же должно быть его воздействие на амфибий?
Чтобы укрепить свою линию обороны, я сложил поленницы бревен, добавив ту
да свои книги. Бумага горит быстрее, но пламя от нее ярче. Быть может, так мн
е удастся сильнее напугать их. Прощай, Шатобриан!
Шатобриан, Рене (1768 Ц 1848), фра
нцузский писатель и государственный деятель, которого называют «отцом
романтизма» во французской литературе.
Прощайте, Гете, Аристотель, Рильке и Стивенсон! Прощайте, Маркс, Лаф
орг Лафорг,
Жюль (1860 Ц 1887), французский поэт, оказавший большое влияние на школу символи
зма.
и Сен-Симон! Прощайте, Мильтон, Вольтер, Руссо, Гонгора и Сервантес!
Дорогие друзья, мое величайшее вам почтение, но восхищение перед вашим д
арованием не имеет ничего общего с исключительными обстоятельствами, п
оймите меня правильно. Я улыбнулся в первый раз с начала драмы, потому чт
о, пока складывал поленницы, поливал их бензином и рыл углубление в земле,
чтобы соединить их с будущим костром, я пришел к выводу, что одна жизнь, в д
анном случае как раз моя, стоила творений всех гениев человечества, фило
софов и писателей.
И наконец, дверь. Если я вырою яму перед входом и заполню ее кольями, перед
о мной возникнет совершенно очевидная проблема, а именно: я закрою ход са
мому себе. Поэтому прежде всего я занялся изготовлением деревянного по
моста, который мог бы служить в качестве съемного перехода. Силы мои были
на исходе, я чувствовал себя на грани изнеможения. Я выкопал ямы под всем
и окнами, собрал ветки на берегу, сделал из них колья и вкопал их в землю. На
второй линии обороны, чуть дальше от дома, сложил кучи бревен и книги, сое
динив их шнуром, пропитанным бензином. Солнце садилось. Меня можно осуди
ть за недостаток идей, но вряд ли можно обвинить в отсутствии инстинктов;
наступала ночь, и чутье моих далеких предков подсказывало мне, что это по
ра царствования кровожадных существ. «Не спи, не спи, Ц говорил я себе вс
лух, Ц только не засыпай». Запасы воды были невелики, поэтому я плеснул с
ебе в лицо холодного джина. Теперь оставалось только ждать. Ничего не про
исходило. Я залечил пузыри, которые вздулись у меня на руках, когда я хват
ал горящие бревна, и царапины на шее от когтей этих чудовищ. Яма перед двер
ью не была закончена. Но это меня волновало меньше всего. Сдвинув ящики с в
ещами, я устроил прочную баррикаду. Мои воспоминания устремились в Ирла
ндию, в дни уличных боев, когда над булыжными мостовыми взвились знамена.
Но в тот момент я, вне всякого сомнения, предпочел бы морским чудовищам в
се королевские войска вместе взятые.
Я уже говорил, что письмо моих бывших начальников едва не убило меня. Мож
но сказать и так. Из-за этого письма я не распаковал два последних ящика. Я
сделал это сейчас, просто из боязни расслабиться и потерять контроль на
д собой. Совершенно ясно, что никто и нигде не испытывал такой радости, рас
крыв какую-нибудь коробку. Я поднял крышку, разорвал картон и увидел вну
три переложенные соломой две винтовки ремингтон. Во втором ящике было дв
е тысячи пуль. Я опустился на колени и заплакал, как ребенок. Разумеется, э
то был подарок капитана. Во время плавания мы не раз обменивались мнения
ми по разным вопросам, и ему было известно, что я ненавидел войну и военных
. «Это неизбежное зло», Ц говорил он мне. «Но хуже всего то, Ц отвечал ему
я, Ц что военные как дети: воинская слава, обретенная в боях, служит им тол
ько для того, чтобы рассказывать о них». Мы много раз разговаривали об это
м долгими вечерами, и он прекрасно знал, что я отверг бы его предложение ос
тавить мне огнестрельное оружие. Поэтому в последнюю минуту он молча доб
авил эти два ящика к моему багажу. Одним словом, если бы в моем распоряжен
ии было пятьдесят человек, таких как этот капитан, я бы основал новую стра
ну, родину для всех, и дал бы ей имя Ц Надежда.
Наступили сумерки. Зажегся маяк. Я послал проклятие Батису, Батису Каффу
. Человеческая низость для меня будет носить его имя во веки веков. Даже ес
ли он сумасшедший, это не умаляет его вины. Самым главным для меня было то,
что он знал о существовании чудовищ и оставил меня в неведении; я ненавид
ел его со всей яростью бессилия. Мне хватило времени просверлить в ставн
ях маленькие отверстия, которые позволяли высунуть наружу ствол винтов
ки. Над ними я прорезал длинные и узкие щели, чтобы наблюдать за чудовища
ми, не открывая ставен. Однако снаружи ничего не происходило: никакого дв
ижения, никакого подозрительного шороха. Через окно, которое выходило на
море, я мог видеть песчаный берег. Водная гладь была спокойна, и волны не
бились яростно о берег, а тихо ласкали песок. Странное нетерпение охвати
ло меня. Если уж им суждено прийти, пусть бы приходили скорее. Я сгорал от ж
елания увидеть сотни чудовищ, атакующих дом. Мне хотелось расстреливат
ь их одного за другим. Любое сражение было лучше, чем это томительное ожи
дание. Карманы моего бушлата были набиты пулями. Их тяжесть придавала мн
е сил и успокаивала. Блестящие пули цвета меди в правом кармане, пули в ле
вом, пули в нагрудных карманах. Даже в рот я положил пару пуль. Я сжимал вин
товку с такой силой, что вены вздулись на руках голубыми ручейками. За по
ясом, которым я подпоясал бушлат, были нож и топор. Наконец, как того следо
вало ожидать, они явились.
Сначала на морской глади показались головы, плывущие к берегу. Их можно б
ыло принять за буйки. Они двигались плавно, со скоростью акульих плавник
ов. Их было десять, двадцать Ц не знаю точно: скопище здесь, скопище там. В
ыходя из воды, они превращались в рептилий. Их мокрая кожа наводила на мыс
ль о литых чугунных фигурах, облитых растительным маслом. Они проползал
и несколько метров, а потом вставали в полный рост и становились прямохо
дящими существами. Однако при движении они слегка наклонялись вперед, ка
к это делает человек, идущий против сильного ветра. Я вспомнил о шуме дожд
я прошлой ночью. Их перепончатые утиные лапы оказались вне родной стихии
. Они вдавливали в песок крупную гальку, разбросанную волнами по берегу,
оставляя за собой глубокие следы, словно шли по свежему снегу. Из их паст
ей вырывался шепот заговорщиков. Я не выдержал. Открыв окно, я бросил нару
жу горящее полено, от которого зажегся бензин, дрова и горы книг, потом зак
рыл ставни. И стал стрелять через бойницу, не целясь. Существа бросились в
рассыпную; они прыгали, как обезумевшая саранча в преисподней, и яростно
стрекотали. Ничего нельзя было различить за языками огня, которые снача
ла вздымались очень высоко. За границей пламени иногда вырисовывались и
х тела: чудовища прыгали в своей бесовской пляске; я тоже вопил. Они то под
скакивали, то пригибались, то собирались вместе, то рассыпались в. разные
стороны, пытались подобраться к окнам и отступали. Чудища, множество чуд
ищ, и еще, и еще. Здесь и там, там и здесь. Я перебегал от одного окна к другом
у, высовывал ствол ружья и стрелял не целясь, Ц один выстрел, два, три, чет
ыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28