Но жизнь иногда преподносит и такие сюрпризы. Сейчас, перебирая в памяти все эпизоды моей курортной жизни, я задаю себе один и тот же вопрос: что же тогда произошло и куда подевалось мое хорошее воспитание? Что это было? Это было безумие!
Это были десять безумных и упоительных дней и ночей. Утром мы проходили курс лечения, после обеда спускались к морю, лежали на пляже, купались, рассказывали друг другу о себе, затем гуляли по городу, ужинали в ресторане и до беспамятства занимались любовью. Когда я была рядом с Жаном, я ничего не видела, не слышала, не замечала. Жан брал мою руку, и сердце мое трепетало, я хотела говорить, но поцелуй француза тут же заглушал мои слова. К этому почти незнакомому мне человеку тянулись все мои помыслы и желания. В его объятиях я теряла всю свою волю и весь свой рассудок. Я слепо верила в то, что наш курортный роман не закончится никогда и нас свяжет опьяняющая нить любви, которая не даст нам расстаться после Туниса и позволит встречаться снова и снова.
Я часто вспоминаю наш последний вечер, который мы провели в баре отеля. Жан пил свой коктейль и смотрел на веселящихся на сцене людей грустными глазами. А я... Мне не было никакого дела до других отдыхающих. Все смотрела и смотрела на своего француза открыв рот, запоминая каждую черточку на его лице, каждый жест и каждый брошенный на меня взгляд. Я хотела выпить его до дна. Не хотелось думать о будущем, о том, что в далекой Франции его ждет семья, что у него есть родные и близкие люди. Я хотела видеть его вновь и вновь, неважно где - в Тунисе, во Франции или в России.
Я чувствовала жуткую эмоциональную зависимость от человека, который стал мне слишком дорог, и мечтала, чтобы Жан чувствовал то же самое не один день, а всю оставшуюся жизнь. Вернувшись домой, я попыталась жить прежней жизнью, но не переставала ждать от Жана телефонного звонка. И он позвонил. Господи, как хорошо я помню тот день, когда он наконец позвонил. Я мыла полы. Зазвонил телефон, наспех вытерев руки, я сняла телефонную трубку и, услышав родной голос Жана, подскользнулась, пролила тазик с водой, растянулась на полу и взвыла от боли.
Жан не на шутку перепугался, стал спрашивать, что у меня случилась, но я, улыбаясь сквозь слезы, вытирая разбитое колено и не обращая внимания на острую боль, говорила ему о том, что у меня все хорошо и что я счастлива оттого, что он позвонил. Несколько раз мы встречались в Москве. Один раз я летала в Париж и провела удивительную неделю, упиваясь красотой города и любимым мужчиной, который подарил мне эту сказку и смотрел на меня так, как смотрят на божество. Он всегда говорил: «Моя Тома», а я кивала головой, соглашаясь: «Конечно твоя, а больше мне никто и не нужен».
Париж сразил меня наповал и покорил своим величием и красотой. Мы катались на кораблике по Сене, смотрели собор Парижской Богоматери, ходили в Латинский квартал, гуляли в Люксембургском саду, посетили Гранд-опера и гуляли по кварталу Пале-Рояль с его знаменитыми и потрясающими театрами. Париж сблизил нас с Жаном еще больше и сделал еще роднее.
Я никогда не спрашивала его о будущем и не хотела думать о том, что у нас нет будущего. Я жила этими встречами и ловила себя на мысли о том, что для того, чтобы быть счастливой, необязательно жить с любимым мужчиной, важно знать, что он есть и что ему сейчас хорошо. В Тунисе я не только прошла потрясающую реабилитацию и поборола синдром хронической усталости, но и излечила свою душу, с удивлением обнаружив, что она еще может быть открыта для внезапной любви.
Я как могла берегла наши с Жаном отношения и принимала его таким, какой он есть, даже не пытаясь его изменить, потому что знала: единственный человек, которого я могла изменить, была я сама. И вот теперь новая встреча. Жан позвонил и сказал, что хочет приехать ко мне в Казань. Признаться честно, я растерялась и предложила ему приехать на тысячелетие нашего города, но он сказал, что может не дотерпеть и что на празднике будет слишком много людей, а он не любит быть в толпе. Он из тех, кто любит находиться над нею. Я не смогла ему возразить и стала ждать его приезда.
До прихода поезда осталось всего пять минут. Сунув мобильный в сумочку, я вышла из машины. Встав на перроне, я стала прислушиваться к отчетливым ударам своего сердца и ждать того момента, когда я смогу попасть в жаркие объятия своего любимого. Поезд прибыл строго по расписанию. В сотый раз поправив свою прическу и увидев выходящего из вагона Жана с причудливым букетом цветов, я чуть было не потеряла сознание.
- Господи, Жан...
- Тома! Тома! Моя Тома!
Его губы коснулись моих, перед глазами все поплыло...
- Жан, как ты доехал?
Очень хорошо! У меня было отличное купе с собственным туалетом, душем, свежей постелью, плазменным телевизором и целой кучей видеокассет.
- Ты всю ночь смотрел телевизор?
- Всю ночь. Я не спал.
- Почему?
- Волновался и ждал нашей встречи. Как я мог уснуть, зная, что скоро тебя увижу?!
- Ты представляешь, я тоже не сомкнула глаз. Не получилось. Видишь, даже черные круги под глазами. Мы выспимся вместе. Я люблю тебя. Если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю!
Жан тяжело задышал и вновь притянул меня к себе:
- Моя Тома, ты послана мне самой судьбой. Еще там, в Тунисе, я понял, что не могу сопротивляться року. Ты несешь в себе какую-то тайну. Ты поразила меня своим колдовским взглядом.
- Жан... - только и смогла сказать я и уткнулась в лацканы его пиджака.
Глава 2
Сев в машину, я посмотрела на пристегивающегося ремнем безопасности Жана и улыбнулась:
- Жан, ты знаешь, а у нас уже давно никто не пристегивается.
- Почему? - искренне удивился Жан.
- Не принято как-то. Гаишникам это по барабану. Я очень аккуратно вожу машину. Не бойся, не разобьемся.
- Тома, может быть, ты и хорошо водишь машину, но ты же не можешь отвечать за других водителей. Не обижайся, но я поеду пристегнутым.
- Конечно, - улыбнулась я своему французу милой улыбкой и, наклонившись, одарила его страстным поцелуем. - Как я могу на тебя обижаться. Знаешь, будь я француженкой, приехав в Россию, тоже не смогла бы сесть в машину не пристегнутой. Увы, но действительность такова, что российские дороги оставляют желать лучшего, а наши горе-водители побили все рекорды по количеству аварий на дорогах.
- Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь, - Жан взял меня за руку и, поднеся ее к своим губам, нежно поцеловал. - У тебя хорошие духи.
- Конечно, хорошие, потому что они французские, - я улыбнулась и завела мотор.
Я старалась не показывать внутреннюю дрожь и с каждой минутой все больше и больше ощущала, как сильно колотило меня изнутри. Подсознательно я чувствовала, что визит Жана должен что-то поменять в наших отношениях, только я не могла понять, что именно. Мне казалось, что с его приездом должно произойти что-то важное, знаменательное и незабываемое. Хотя каждый приезд Жана и так был незабываем. Я могла рассказать о наших встречах с подробностью до минуты, смакуя все яркие события и факты и возвращаясь к своим воспоминаниям снова и снова.
Как только мы отъехали от вокзала, Жан стал смотреть в окно и озвучивать свои мысли:
- Тысяча лет. Целая тысяча лет... Это же такое событие. Даже не верится. Не двести, не триста, а именно тысяча лет. Это же так много.
- Вот если бы ты приехал на тысячелетие города, то наверняка запомнил бы это знаменательное событие на всю жизнь. Конечно, Казань - это не Париж, но у нас тоже есть много чего посмотреть, - с патриотизмом произнесла я.
- Я смотрю, - насмешливо согласился со мной Жан и просто прилип к окну. - Тома, а почему ты не сказала мне о том, что у вас была бомбежка? - В голосе моего возлюбленного послышались испуганные и даже истеричные нотки. - Почему ты не предупредила меня о военных действиях?
- Ты о чем?
- О том, что я не знал, что в твоем городе полнейшая разруха. Тома, как ты здесь живешь?! Тома, как ты могла молчать?! - На лице Жана появился ужас.
Я посмотрела в окно и рассмеялась до слез.
- Не вижу ничего смешного, - еще больше занервничал мой француз и посмотрел в окно глазами, полными страха.
- Жан, сейчас мы проезжаем по улице Чернышевского, - давилась от смеха я. - Это далеко не единственная улица, которая так сильно тебя напугает. Это не бомбежка. Это просто тысячелетие Казани.
- Не понимаю никакой связи.
Ну как бы тебе объяснить. Ты просто приехал не вовремя. Сейчас все это безобразие снесут, и ты увидишь, красивые, сверкающие чистотой улицы, а может быть, даже и новые здания.
- Ты хочешь сказать, что никаких военных действий тут нет и что у вас сносят не просто дома, а целые улицы?
- Что-то типа того. Уверяю тебя, у нас очень спокойно. И дай бог, чтобы все жили в мире и согласии, так, как живут люди нашего города. Просто на тысячелетие приедет слишком много гостей, и они не должны видеть ни дома под снос, ни грязь, ни ветхие здания. Поэтому заранее хочу предупредить тебя об этом. И не пугайся больше. Тут кругом разруха и раскопки, но все это только для пользы дела. К празднику город будет лучше, чем на картинке.
- А почему все это нельзя было сделать раньше? Почему что-то начинают делать только к тысячелетию?
- Потому что ты приехал в самую удивительную страну мира, в которой свои порядки и законы. У нас к праздникам знаешь, как города преображаются!
- В Париже такого нет.
- Ты не в Париже, а в России. И чтобы чувствовать себя здесь комфортно, учись, пожалуйста, ничему не удивляться. У нас сносят не только отдельные дома, но и целые кварталы. Наша страна полна сюрпризов.
Это я понял, - кивнул Жан и после того, как мы проехали злосчастную улицу с несколькими домами под снос, немного расслабился.
Я вновь вспомнила то время, которое провела вместе с Жаном в Париже. Он снял восхитительный, с настоящим камином, номер в отеле. Вечерами мы, как завороженные, смотрели на пламя и наслаждались уютом и теплом, исходящим от огня. Это были самые романтические вечера в моей жизни, с ароматным лесным запахом потрескивающих в камине дров.
Остановившись у гостиницы «Мираж», я одарила Жана широкой улыбкой и немного смущенно пожала плечами:
- Тут, конечно, камина в номере нет, но все довольно прилично. Надеюсь, тебе все понравится.
- Мне все понравится, если ты будешь рядом, - Жан взял мою руку и трогательно заглянул в глаза.
- Ты это серьезно?
- Серьезнее не бывает.
- Тогда почему тебе не понравилась наша улица Чернышевского? - Я задала вопрос и, не ожидая сама от себя, принялась давиться от смеха. - Я же была рядом, когда мы ее проезжали.
- Я обожаю твою улицу Чернышевского. Она потрясла меня своей красотой, размахом и оригинальностью зданий, - Жан не мог скрыть своей улыбки. - Это самая красивая улица, которую я когда-либо видел. Поверь, в Париже нет улиц, которые бы смогли сравниться с улицей Чернышевского в Казани.
- Издеваешься, да?! Ну, издевайся. - Мы вышли из машины и направились в гостиницу.
- Вот приедешь в Казань еще раз, и издеваться тебе уже будет не над чем.
Жан покатил свой чемодан на колесах и обнял меня свободной рукой.
- Тома, ты на меня обиделась?
- Я на французов не обижаюсь, - совершенно спокойно заявила я и зашла внутрь отеля.
Поселив Жана в один из самых приличных номеров, мы спустились позавтракать в ресторан. Сидя рядом и попивая ароматный кофе и поедая яичницу с грибами, не могли оторвать друг от друга томных взглядов. Жан улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно:
- Красиво. На вашу мечеть можно смотреть часами.
- Это мечеть Кул-Шариф. Отсюда открывается действительно потрясающий вид.
- Я надеюсь сегодня там погулять. Хочется хоть немного прикоснуться к истории твоего родного города и посмотреть на кремль.
- Там сейчас все перекопано, но если тебе так сильно хочется, то, может, у нас, что-нибудь и выйдет. Если уж там совсем все будет крайне неприлично, то заедем в магазин и купим резиновые сапоги.
С сапогами ты здорово придумала, - лукаво подмигнул мой любимый француз. - Только перед тем как пойти бродить по раскопкам, мне бы хотелось остаться с тобой один на один в номере. Ты, надеюсь, не против?
- Еще бы, - задыхаясь от возбуждения, произнесла я. - Я думала, что это произойдет сразу, но ты так спокойно собрался на завтрак.
- Просто я не хотел, чтобы мы остались без завтрака. Я не люблю быть голодным.
- Я так и подумала. Французские мужчины отличаются рациональным подходом буквально ко всему, и даже к любви.
- Мне кажется, что рационализм еще никому не мешал.
- Наверное, ты прав. У тебя есть чему поучиться.
Когда мы вернулись в номер, я утонула в объятиях Жана, почувствовав себя нереально счастливой. Мы занимались любовью. Я боялась открыть глаза... Господи, как же я боялась, что это может когда-нибудь закончиться. Я прислушивалась к каждому вздоху и к каждому стону. Жан всегда был щедрым на ласки, любовные игры и на подарки. Он экономил только на одном: на словах, и редко говорил мне то, в чем я так нуждалась.
- Жан, я умру без тебя, - почти задыхаясь, произнесла я. - Ты понимаешь, что я больше так не могу?! Я не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но мне становится мало наших с тобой встреч. Иногда мне кажется, что я скорее потеряю рассудок, чем дождусь того момента, когда мы с тобой сможем увидеться. Я хочу быть с тобой постоянно и совершенно не важно где: в Париже, Москве или Казани. Я хочу просыпаться с тобой по утрам и будить тебя своими жадными поцелуями, постоянно чувствовать твой запах, ощущать твое сердцебиение и находиться с тобой на одной волне.
Неожиданно для самой себя, я всхлипнула и ощутила, как по моим щекам текут слезы.
- Я и сама не знаю, что со мной происходит. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Знаешь, когда-то я очень сильно любила одного человека. Мы учились на одном курсе института. Это была моя первая любовь. Понимаешь, еще совсем недавно мне было очень тяжело об этом вспоминать и уж тем более рассуждать вслух на эту тему, а теперь... Странно, но теперь я могу говорить об этом совершенно спокойно, не ощущая боли.
1 2 3 4 5