21
— Ле Васо надо было подождать, — сказал Толливер, — скоро должно было стемнеть…
— Ему не хватило сообразительности, — сказал Флаш.
— Что вы имеете в виду? — сухо спросил Грин. — Его могло спасти разве что какое-нибудь чудо.
Он бросил спорившим их табак и отвернулся.
Возле фермы Поттс спокойно собрал доллары и сунул в карман. Он улыбнулся Прюитту.
— Все обернулось, Колченогий, не так, как тебе хотелось, но в конце концов… Ты был вправе хоть немного развлечься. Однако за это надо платить… Это кой-чего стоит…
— Двадцать долларов! Ничего себе — кой-чего! Я так не считаю, и у меня ощущение, что вы с самого начала знали, что этот Банше намерен делать!
Поттс повернулся и сказал миролюбиво:
— Ну я бы не сказал, что ты всецело прав, Колченогий. Но надо быть кровожадным идиотом, чтобы подумать, что я буду платить хорошие деньги стрелку, которых убивает мне моих работников!
Хозяин, посмеиваясь, направился к конторе.
— И заметь, я не говорю, что ты кровожадный идиот… — добавил он.
Прюитт глядел ему вслед. Он скрипнул зубами, и, схватив бутылку, поднес к губам. В ней Не было ни капли. Отбросив бутыль подальше, Прюитт поплелся, волоча ногу.
22
Ночь, желтый свет лампы в палатке.
Ле Васо лежал, распростертый на спине, со вспухшими глазами, сломанным носом, весь в синяках. Губы его с трудом раздвинулись:
— Знаете, Поттс не так уж жесток.
— Ах, вот как? — иронически сказал Ля Трим. — Тогда как же тебе удалось так разделать себе морду?
Ле Васо потрогал лицо:
— Колченогий… Он должен был увести меня после головомойки, которую мне задал Поттс. Но он повел меня за амбары. Я уверен, этот подонок хотел меня убить!
— В любом случае тебе еще крупно повезло, — мягко сказал Флаш. — Т. С. Банше мог бы всадить тебе дюжину пуль в череп.
— Ну… Тем не менее, если б его там не было, я бы утек цел и невредим.
— Тем не менее ты здесь! — печально сказал Болт.
Ле Васо, корчась от боли, медленно повернулся набок, ища поддержки у Толливера.
— Ты не веришь, что мне бы удалось, Толли?
Толливер с мрачным видом осматривал полотно палатки над своей головой.
— Какая тебе разница, верю я или нет. Болт прав, ты здесь, вот и все.
— Но…
— Спи же ты, Васо! — рявкнул Толливер. Затем его голос смягчился. — Ты ведь так намучился.
— Спокойной ночи, Толли, — вздохнул Васо. — Спокойной ночи, ребята.
Они перебросились еще парой слов, погасили лампу и погрузились в тяжелый сон. Один -Грин бодрствовал, куря сигарету. Широко открытые глаза в упор смотрели на ткань палатки, он размышлял. Потом он принял решение.

Часть третья
1
Рассвет.
Красные ядра лежат в палатке. Ле Васо и Ля Трим тяжело храпят. Болт спит спокойным сном, мерно и глубоко дыша, вытянув руки и ноги. Флаш скрючился, во сне он потерял свою стройность. Сейчас это всего лишь комок черного тела, подергивающегося в забытьи. Толливер едва дремлет. Грин спит на животе, голова на сложенных руках.
Раздался звук колокола, стража начала выкрикивать приказы.
Прикованные к ядрам просыпались.
Только Грин и Флаш оставались без движения. Остальные же, раскрыв покрасневшие глаза, ругались, чертыхались вполголоса, ворчали, начинали подниматься, массируя затекшие мускулы, грязными руками ероша волосы и гримасничая.
Болт наклонился к Флашу.
— Эй, человек из Гальвестона… Эй! — прошептал он с нежностью.
Флаш вытянул свое гибкое тело и заворчал. Он вытаращил глаза и мгновенно вскочил.
— Я и в самом деле поверил, что выбрался отсюда! — простонал он.
— Не тут-то было, — ответил Болт. — Давай, пижон, поднимайся, выходи…
— Скажешь тоже, пижон, — беззлобно сказал Флаш. — Сам-то разгильдяй никуда не годный…
Он не договорил, зевнул, потянулся. Красные ядра вылезали из палатки. Флаш направился к Грину, который все еще спал в своем углу.
— Эй, мы идем, Грин! Ты слышишь?
Чернокожий вышел. Грин остался в палатке один.
2
Сидя за конторкой в нарукавниках, Поттс склонился над своими счетами, тщательно отмечая все изменения своего капитала. Настроение у него было добродушное, хотя подсчеты не всегда приносили ему удовлетворение.
Тем временем в конторе появились стражники во главе с Прюиттом. Они ввели Грина и швырнули его на пол.
— Видишь ли, Грин, — спокойно сказал Поттс, — я, как говорится, уже привык, что ты доставляешь мне хлопоты. Ну что на этот раз?
Грин медленно поднялся.
— Я больше не работаю на ваших полях, — заявил он.
Прюитт ударил его. Грин упал на колени, согнувшись вдвое от боли. Поттс нахмурил брови.
— Тебе что, Колченогий, больше нечего делать?
Прюитт насупился:
— Я полагал, что вы предпочли бы, чтоб я остался, раз такой случай…
— Ты попал пальцем в небо, — отрезал Поттс.
Прюитт еще больше насупился и вышел из конторы.
— Нечего унижать меня перед Грином! — бросил он в дверях.
— Проваливай, — сказал Поттс, — или между нами все кончено.
Прюитт скрылся. Поттс и Грин остались один на один.
— Иногда этот тип действует мне на нервы. Но я полагаю, от него есть своя польза.
— Ну да, особенно за амбарами, с дубинкой, — сказал Грин.
— Так оно и есть! Я не то чтобы одобрял то, что он делает, но согласись, Ле Васо изворачивался изо всех сил, чтобы избавиться от него. Надеюсь, ты понимаешь, что он не пользуется моим особым расположением?
Грин холодно улыбнулся:
— Он всего лишь каторжник, не так ли, Поттс?
— А за кого ты его принимаешь, малыш? За святого?
— Никогда в жизни ноги моей в церкви не было, — усмехнулся Грин.
— Тем лучше, что ты не сдвинут на этой почве. Тем не менее ты воображаешь, что мог бы устроить все куда лучше, чем все мы, остальные, да, Грин?
— Что это значит?
— Это значит, ты считаешь себя лучше всех в мире! А это не так! Так что оставь меня в покое и иди ишачить вместе с другими. Ты больше ни к чему не пригоден.
— Я уже сказал, что больше на работаю. Я больше не собираю хлопок, Поттс.
Хозяин откинулся в кресле. Злобно глядя на Грина, он сказал:
— Мне не следовало бы тебе говорить, Грин, но я знаю, что ты и в самом деле задумал недоброе. Это мой Длиннорукий!
Поттс перестал улыбаться.
— И сейчас ты знаешь, что не можешь убежать. Я полагаю, ты замыслил какое-нибудь другое свинство. Но это не пройдет, потому что сейчас я отправлю тебя в карцер. Я больше не буду рисковать с тобой. Грин, кончай!
Хозяин повернулся к двери.
— Колченогий! — позвал он.
Послышалось шарканье Прюитта. Поттс и Грин молча глядели друг на друга.
3
Прикованные к ядрам работали, не хватало Грина, и так продолжалось уже много дней.
Чуть поодаль Прюитт ехал верхом на муле через поле, направляясь к ферме. Болт хмуро смотрел на него:
— Этот хромой точен как часы.
Ле Васо и Толливер следили за продвижением Прюитта. Потом вновь принялись за работу.
— Ты представляешь себе, — пробормотал Толливер с завистью, — как Грин вот так, хладнокровно, отказывается работать…
— Да, но он и расплачивается за это.
Прюитт уже почти достиг лачуги величиной с большую собачью конуру, которая служила карцером.
— Грин, наверное, уже сыт этим по горло.
— Это должно быть не хуже, чем собирать хлопок на солнце, — задумчиво пробормотал Толливер.
Теперь Прюитт был у входа в карцер. Грин лежал на земле, всклокоченный, грязный, бородатый. Прюитт бил его сапогом то в пах, то в живот. Удары дубинкой сыпались на голову, на колени. Грин не реагировал. Втянув голову и свернувшись в комок, он стойко переносил все удары.
Прюитт выпрямился. Он вспотел и тяжело дышал. Скорчив гримасу, он со злостью стянул перчатки и засунул их в задний карман штанов.
Грин чуть приподнялся и улыбнулся Прюитту.
Надсмотрщик стиснул зубы и ударил Грина ногой в бок. Грин сморщился и осел. Прюитт отошел. У него было острое желание убить Грина.
Заперев дверь конуры, он сел на мула и двинулся в поле. Красные ядра, собравшись вокруг цистерны, смотрели, как он проехал мимо. Толливер был задумчив.
— Что вы скажете, — вдруг спросил он, — если мы бросим все это? Все!
— Дурак!
Толливер покачал головой:
— Я начинаю понимать, что задумал Грин.
— Вот оно как? И что же?
Толливер улыбнулся Ле Васо:
— Покончить с этой плантацией.
— Что означает эта чушь?
— Поразмысли! — сказал дрожащим голосом Толливер. — Подумай! Если никто не будет работать, они вернут нас за решетку. Все же это лучше, чем собирать целый день хлопок, не так ли?
Ле Васо медленно покачал своей большой головой:
— Из этого ничего не выйдет…
— Может, и нет. Но мы не должны действовать в одиночку.
4
Спустя несколько часов Флаш зашел в палатку, где сидели каторжники без ядер, чтобы поговорить с Русским и Вье-Чесном. Они здесь были главарями (и разносчиками виски). Заключенные поболтали и о чем-то договорились.
5
Прюитт сидел на задке повозки и смотрел на людей, носивших хлопок.
— Эй, месье Прюитт… Что вы скажете на это?
Прюитт повернулся. Возница указывал ему на тот участок поля, где должны были работать красные ядра. Удобно устроившись, они сидели, болтали и курили. Прюитт, скорчив страшную гримасу, спрыгнул с повозки. Проковыляв к своему мулу, он вскочил верхом и галопом помчался через плантацию. Покалеченная нога раскачивалась в стремени из стороны в сторону. Въехав в центр группы красных ядер, он со злостью дернул уздечку. Мул резко остановился.
— Банда курильщиков! — рявкнул надсмотрщик. — Вам еще надо заслужить право на это!
Толливер спокойно посмотрел на него:
— Мы больше не работаем.
Прюитт хлестнул его хлыстом по голове. Толливер сморщился от боли.
— Заткни свою глотку! — заорал Прюитт. — За работу!
— Вы можете колотить нас сколько влезет, — заметил Толливер.
Прюитт в ярости закусил губу и подъехал к Ля Триму. У старика бегали глаза.
— Месье Прюитт… Я не…
— Что ты «не»?
— Я больше не собираю хлопка, — пробормотал Ля Трим.
— Если ты хочешь, чтоб с тобой обращались так же, как с твоим приятелем Грином, можешь продолжать сидеть!
— Грин не мой приятель! — запротестовал старик. — Во-первых, это нечестно… Эта свинья бездельничает, в то время как мы здесь вкалываем как негры!
Едва разжимая губы, Прюитт сухо и холодно приказал:
— Подбери мешок, старая вонючка.
Сидевший около Ля Трима Флаш спокойно зажег сигарету и катал спичку между пальцев.
— Проваливай, — сказал он Прюитту. — Убирайся к чертовой матери, пьяница.
На какое-то мгновение Прюитт словно оцепенел, кровь прилила ему к лицу. Внезапно он дернулся и с безумным воплем пришпорил мула. Животное скакнуло в самую середину группы красных ядер. Резко поворачиваясь, Прюитт стал наносить удары хлыстом. Он хлестал людей с уханьем лесоруба.
Каторжники не шевелились, пока по ним гуляла кожа хлыста.
6
Нещадно палит солнце.
Ля Трим, Ле Васо, Толливер, Флаш и Болт привязаны за руки и за шею к деревянной раме, служившей позорным столбом. Они могут стоять только на кончиках пальцев. Их грубая одежда, их плоть разодраны ударами хлыста, мускулы сводят судороги. Пот медленно капает с лиц и тел в красную пыль, где тут же высыхает. Цепи их раскалены. По лицам видно, что они отупели от страданий и ударов.
На небольшом расстоянии от провинившихся собраны арестанты без цепей, которых должны вести в поля. Выстроившись, люди пускаются в путь, Русский и Вье-Чесн посередине. Поравнявшись с красными ядрами, главари на них даже не взглянули.
— Мы победим? — устало спросил Болт. Однако в его голосе звучало сомнение.
Флаш вздохнул:
— Сколько раз тебе говорить!
— Когда же наконец прекратят работать все остальные?
— Какой сегодня день?
— Что ты меня спрашиваешь? — с укоризной произнес Болт. — Ты же знаешь, я никогда этого не знаю…
— Ну какой хотя бы месяц? — настаивал Флаш.
— Дай подумать.
Болт начал размышлять:
— Так… Сейчас месяц хлопка. Июль, вот!
— Теперь ты задашь мне свой вопрос в октябре.
Глаза Болта от ужаса расширились.
— Октябрь! Черт возьми, я не собираюсь здесь оставаться так долго. Значит, тем хуже для всей этой затеи.
— Болт, — сказал недовольным тоном Флаш, — ты меня очень разочаровываешь…
Он облизал пересохшие губы. Появился Прюитт и остановил мула перед красными ядрами:
— У вас еще есть силы болтать?
— Нет, месье Прюитт, — ответил Флаш, — мы двое бедных негров, измученные, как все.
— Не ломай комедию! — крикнул Прюитт. — Мерзкий сутенер! Двоеженство, ты говоришь… Я видел твое досье!
Разъяренный Прюитт, пришпорив животное, удалился. Солнце, совершив свой путь по небу, опустилось к горизонту. Заключенные не двигались. Они были так измучены, что даже не могли разговаривать. Они совершенно отключились и уже не знали, спят или бодрствуют.
Наступил рассвет, но пятеро привязанных к позорному столбу не сразу это осознали. Жаркое солнце нещадно пекло. Языки их распухли. Они судорожно пытались лизнуть каплю пота с растрескавшихся губ.
Колокол возвестил о начале рабочего дня. Люди выходили из палаток и вставали в очередь перед амбаром, где повар выдавал горьковатый кофе и куски каштанового хлеба.
Красные ядра смотрели на них голодными глазами.
Потом охранники отдали команды на построение, но люди продолжали толкаться. Раздались первые удары хлыста. Вмешались Русский и Вье-Чесн. Они начали уговаривать людей, на некоторых пытались воздействовать угрозами.
Хлыст еще чаще загулял по спинам, стражники ругались. Однако люди по-прежнему не строились.
7
Поттс с Колченогим стояли возле фермы. К ним подъехал верхом на муле охранник Кобб.
— Они не хотят работать!
— К дьяволу! — прорычал хозяин. — Только этого не хватало! Один сумасшедший в карцере, пятеро у позорного столба, и вот теперь остальные отказываются собирать мой хлопок. Они меня пустят по миру, это дерьмо!
— Вы хотите, чтоб я ими занялся? — спросил Прюитт.
Поттс со злостью взглянул на своего надсмотрщика.
— Чтоб ты мне их поубивал наполовину!
Поттс отвернулся, ему было тошно. Он нервно поскреб плохо выбритую щеку. Его распирала ярость, но он не знал, что делать. В голове не было никаких идей.
Каторжники немного успокоились. Теперь они стояли, тесно прижавшись друг к другу. Стражники больше к ним не приставали и будто замерли верхом на мулах с ружьями наперевес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12