гарнитур для ванной комнаты фото и цены 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— У меня есть возможность? И в чем же она состоит?
Поттс раздвинул губы в улыбке. У него не хватало зубов, а те, что оставались, были грязные и желтые.
— Возможность дать мне смыться, — заявил Грин.
Улыбка Поттса перешла в конвульсивный смех. Шестидесятилетний человек стонал и трясся. Он даже слегка поперхнулся. Грин оставался невозмутимым. Поттс наконец перестал смеяться.
— Ты ненормальный.
— У меня есть золото.
— А я — незаконный сын Авраама Линкольна. Слушай, парень…
— Вы помните ограбление Фловердаля? — живо прервал его Грин.
Поттс посмотрел на него с подозрением:
— Ты был в том деле? Как, ты сказал, тебя зовут?
— Грин.
Поттс перелистал кипу официальных бумаг, громоздившихся на столе и на полу. Он не нашел того, что искал, и отбросил бумаги.
— Черт побери, в конце концов! — выругался он. — Я же говорил Прюитту, чтобы мне поступали все дела в порядке, но…
— Я забрал около трех тысяч долларов, — вмешался Грин.
— Ах, вот как? — сказал Поттс, продолжая листать бумаги.
— Когда я говорю — около трех тысяч, — настаивал Грин, — это значит, так оно и есть.
Поттс с раздражением отбросил дела. Сунув сигару в желтые зубы, он перегнулся через стол к Грину:
— Ты зря пришел мне все это рассказывать. Потому как, я думаю, ты врешь.
Грин не смутился.
— У меня есть золото, — подтвердил он. — Надо быть идиотом, чтобы пытаться вас надуть.
— Ты воображаешь, что можешь внушать мне доверие? — задумчиво спросил Поттс.
— В такой же мере, в какой внушаете вы мне, — сказал Грин.
Хозяин и каторжник долго смотрели друг на друга. У Поттса созрел план наказать его.
5
Итак, Грина приковали к позорному столбу, который быстро и ловко соорудили. Голова его была зажата в деревянной раме, а кисти рук (причем сами руки оставались неподвижными) растянуты самым мучительным образом. Пот струился по его глазам, вокруг кружились насекомые. Он совершенно не мог двигаться. Солнце жгло ему глаза, и он сильно сжал веки.
Прямо под боком у Грина два каторжника водружали позорные столбы для тех, кто надумает бедокурить.
Поодаль арестанты ставили палатки. Стражники били хлыстом по спинам тех, кто плохо пошевеливался.
6
Вторая ночь на плантации. Грин все еще был подвешен за голову и за руки на деревянной раме. Покрытое пылью, его лицо с пересохшими губами приобрело в полутьме белый оттенок, эту маску пересекали струйки пота. Спутанные волосы слиплись от грязи и висели темными прядями.
Прюитт верхом на лошади подъехал к наказанному и наклонился к нему. От волнения у него подрагивал уголок тонкого рта. Тяжело дыша, он тихо спросил:
— У тебя на самом деле есть золото?
— Я тебе уже сказал, — пробормотал Грин.
— Поттс в это не верит.
— Ты приехал, чтобы мне об этом сообщить? — спросил Грин.
Прюитт колебался. Он огляделся, потом чуть пришпорил лошадь и совсем приблизился к Грину:
— Сколько, ты сказал, у тебя есть?
— Три тысячи. — Маска на его лице дрогнула, как будто он улыбнулся. — Президент банка обливался слезами.
— Над этим стоит подумать, — пробормотал Прюитт. — В любом случае, если этот тип решил выбраться отсюда, у него должны быть на то свои причины.
— Три тысячи причин, — презрительно сказал Грин.
Прюитт не ответил и опять пришпорил лошадь. Грин видел, как он удаляется, но не стал подзывать его. Грин знал, что он скоро вернется.
7
Должен был идти второй день пребывания Грина под палящим солнцем. Однако молодой человек сидел, развалясь в повозке, удалявшейся от плантации. И вот она уже довольно далеко.
Прюитт держал поводья. Он явно нервничал, кусал губы.
— Ты вполне уверен? — спросил он, беспокойно оглядывая краснеющую долину.
— Абсолютно, — холодно ответил Грин. — Я уже приехал, не так ли?
Прюитт скорчил гримасу, взъерошил волосы. Повозка продолжала катиться по равнине. Грин старался найти удобную позу, так как кисти его рук были прикованы к железной раме сиденья. Шапка, надвинутая на глаза, защищала их от солнца, но не от пыли.
Равнина была однообразной, казалось, на ней почти невозможно ориентироваться. Однако Грину это, видимо, удавалось. Он четко определял направление, говорил Прюитту, где свернуть. Они ехали уже несколько часов.
Прюитту стало невмоготу. Остановив повозку на пригорке, он стал осматривать унылый пейзаж. Затем повернулся к Грину, лица которого под шляпой не было видно. Прюитт был в ярости, пот выступил на его лице.
— Ты знаешь, куда мы едем, похоже, не лучше моего! — раздраженно бросил он, в душе надеясь, что ошибается.
Грин приподнял шляпу и оглядел равнину.
— Я никогда не грабил банка, — спокойно заявил он.
Прюитт не мог поверить. Он вытаращил глаза, каждый мускул на его лице дергался.
— Ты обманом заставил меня переться в такую даль!
От крика он побагровел. Ему не хотелось, чтобы Грин отвечал. С тремя тысячами долларов человек сам себе хозяин, можно вылезти из дерьма. Прюитту представился такой случай, и он не хотел проиграть. Но Грин, очевидно, забавлялся.
— Да, примерно так, — пробормотал каторжник.
Прюитт в ярости схватился за голову. Он с удовольствием убил бы Грина на месте.
— Ты мне скажешь, как отсюда выбираться! — закричал он.
— Конечно, — сказал Грин, — но только нам в разные стороны, тебе и мне.
— Ты веселишься! — зарычал Прюитт.
Ему хотелось плакать. Он вытащил заряженный револьвер и направил его в лицо Грину.
— Подожди чуток, — бесился он, — подожди чуток…
Ударом большого пальца он взвел курок. Но он находился слишком близко от Грина, и тот бросился на него. Револьвер выскользнул из глубоко оцарапанной руки Прюитта. Он попытался схватить его, но оружие упало на дно повозки. От удара хорошо смазанная пружина выпрямилась, собачка опустилась. Мощный выстрел разнесся по равнине. Прюитт издал изумленный рев, свалился с сиденья, не выпуская поводьев, и кувырнулся в пыль. Лошади дернули, обезумев от выстрела, и заржали. Прюитт судорожно натягивал поводья, чувствуя, что не может удержаться на ногах. Боль пришла почти сразу же, охватывая ногу и поднимаясь до горла. Прюитт корчился в пыли, закрыв глаза и кусая губы. Его лицо исказила гримаса.
Грин тем временем суетился в повозке. Ему удалось ногой пододвинуть к себе револьвер и схватить его. Его глаза сузились от ненависти. Он смотрел на корчившегося надсмотрщика, который держал ключ от наручников.
Прюитт действовал быстро. Он вытянул нож из кармана, разрезал кожу сапога, со звериным криком стащил его с ноги. От страха он икал. Пуля раздробила ему подъем ноги, мелкие кости и клочья мяса образовали кровавое месиво.
— Плохи дела, а?
Морщась от боли, Прюитт бросил яростный взгляд на Грина.
— Ну что ж. Но поводья-то держу я. Твоя пушка тебе не поможет.
— Ты изойдешь кровью до смерти, — заметил Грин.
— От одной-то раны в ногу? — усмехнулся Прюитт.
Грин вновь выпрямился на сиденье, удобно оперся, поместив заряженный «ремингтон» на бедре.
— Как угодно, — сказал он. — Это не моя нога…
Стиснув зубы, Прюитт оторвал полотнище от сомнительной чистоты рубахи и обмотал им раздробленную ногу. Кровь тут же пропитала полотно.
— Если ты снимешь мне наручники, — мягко сказал Грин, — будет лучше для нас обоих.
Прюитт не отвечал. Похожий на взбешенного ребенка, он пытался оторвать еще кусок от своей рубашки. Со стонами сменил повязку. Кровь продолжала течь, пунцовая, липкая.
— Ядро к щиколоткам, вот что тебе приделают, — бормотал Прюитт. — Красное ядро, слышишь? Ядро на ногу!
Он плакал. Грин всадил ему вторую пулю в ногу. Берцовая кость была раздроблена до колена и даже выше. Прюитт свалился в пыль. Грин ждал, сдвинув брови.
— Ты псих! — воскликнул Прюитт.
— Никто не прикует меня к ядру, жалкий ублюдок, — заявил Грин. — А сейчас ты откроешь наручники, или я займусь тобой как следует.
Прюитт не двигался. Грин снова зарядил «ремингтон» и спустил курок. Пуля подняла между ляжками надсмотрщика фонтанчик песка, хлестнувший его в пах. Он застонал.
— Как я могу знать, что ты не убьешь меня потом?
— Никак, — усмехнулся Грин.
Прюитт опустил голову и стиснул зубы. Он подполз к повозке и, поднявшись с помощью рук на здоровой ноге к Грину, открыл наручники. Отбросив их подальше, Грин поднялся и положил револьвер в карман своих штанов. Прюитт тяжело дышал, цепляясь за повозку, кровь из его ноги продолжала капать на землю.
Грин спустился с повозки, быстро выпряг одну из лошадей и сел верхом. Жестом показал надсмотрщику дорогу, по которой тот сможет вернуться. Прюитт покачал головой, давая понять, что вряд ли останется живым.
— А ты меня не обманываешь в очередной раз?
Грин пожал плечами:
— Зачем мне это?
Покуда Прюитт, испытывая неимоверные муки, устраивался на сиденье, его лошадь с каторжником уже неслась галопом. Прюитт смотрел им вслед, пытаясь разгадать, за какое преступление был осужден Грин. Должно быть, что-то серьезное.
8
У крутого склона, в который упиралось ущелье, примостилась бревенчатая хижина. Деревья и кустарник скрывали ее со всех сторон. В густой листве щебетали птицы.
Возле хижины отдохнувшая лошадь Грина щипала траву. Над деревьями поднималась струйка дыма от небольшого костерка. Возле него лежала полотняная сумка, а над огнем висел привязанный к ветке кролик. Его жир с шипением капал в огонь.
Из чащи с топором на плече вышел Грин, таща за собой только что срубленное длинное деревце. Выражение его лица говорило о душевном покое. Грин был чистым, кожа была гладкой и загорелой, волосы вились, а не свисали грязными лохмами. Судя по всему, неподалеку была вода, об этом говорила и сочная зелень пышной растительности.
Возле хижины молодой человек сбросил дерево и с явным удовольствием всадил в него топор. Его мускулы легко играли. Гибкой походкой он подошел к огню. Оглядев жарившегося кролика, он наклонился к полотняной сумке и, порывшись в ней, достал кожаные мешочки с солью и перцем. Однако они были почти пусты. Он их тщательно вытряс над кроликом, который постепенно покрывался румяной корочкой. Грин проглотил слюну, но решил не торопиться есть. Теперь он вновь стал хозяином своего времени. Он забыл Прюитта, удары хлыста, проклятые цепи и это чертово государство. Лежа у огня и блаженно потягиваясь в ожидании, пока мясо как следует поджарится, он думал о том, как бы подобраться поближе к цивилизации.
Отдохнув и наевшись досыта, Грин потушил костер. Затем распилил дерево на дрова и сложил их в аккуратную поленницу у стены хижины. Взяв седло, он вышел из дома, прикрыв за собой дверь. Замка на ней не было, его заменяло небольшое приспособление, состоявшее из шнурка и задвижки. Этот запор мог скорее противостоять сильному ветру и животным, чем людям. Ударом ноги его можно было легко разбить. Но люди сюда не доходили, по крайней мере цивилизованные.
Грин оседлал лошадь и поправил ремни. Порывшись в седельной кобуре, вытащил револьвер и проверил патроны барабана. Остался всего один. Грин сунул оружие за пояс и легонько натянул поводья. Лошадь пошла. Он углубился в чащу, направившись к выходу из ущелья. Прекрасная девственная природа создавала хорошее настроение. Грин был счастлив.
Он проехал несколько километров. Местность он знал давно, легко в ней ориентировался.
В долине раскинулся маленький городок. В верхней его части, возле довольно крутого склона, стоял грязно-серый барак, вроде салуна. Он был построен из деревянных бревен без единого гвоздя. Сооруженный еще перед войной, он хорошо выдержал испытание, но дерево начало гнить.
Грин приехал в городок запастись солью, перцем, боеприпасами. Сейчас он сидел за бараком, стреляя по пустым пивным бутылкам. В долине царило оживление — шла стройка, поднимались новые срубы. Дерево было еще сырым, полным соков, поэтому гвозди входили со скрипом, а срубы уже начинали кривиться.
Грин был увлечен своим занятием и не смотрел на долину. За его спиной хриплый старческий голос пел непристойную песенку. Из салуна показался человек лет семидесяти. Держался он прямо, хотя был пьян в стельку. Седые волосы падали ему на плечи, густая борода почти целиком закрывала лицо. Выделялись лишь глаза — голубые, блестящие, игривые. Перед собой он держал несколько бутылей с вином. Старик уселся возле Грина, но тот почти не обратил на это внимания. В то время как молодой человек пулями разбил несколько пустых бутылок, старик щелчком пальца откупорил полную и с удовольствием сделал долгий глоток. Потом вытер губы тыльной стороной руки и громко рыгнул.
— Очень рад тебя видеть, — сказал он Грину. — Раз ты все время хлопаешь бутылки, надо, чтобы кто-то их опустошал еще быстрей!
Грин улыбнулся.
— А что, тебе надоело?
Старик расхохотался, стукнув Грина по плечу. Зубов ему сильно не хватало, но смех не был противным.
— Черт возьми, нет! Но я побьюсь об заклад, что это надоест пивной компании «Миссури энд Грейт Вестерн»!
Он кивнул, продолжая беззвучно смеяться, опять выпил и рыгнул.
— Эта свинья директор, — усмехнулся он, — теперь достает меня, потому что я им написал, что индейцы растащили все их пиво.
Старик опустошил бутылку и бросил ее. Ударом пальца Грин взвел курок. Бутылка описала дугу, Грин спустил курок, и она разлетелась, не коснувшись земли. Старик откупорил другую и принялся за нее. Немного пива запузырилось на бородатом подбородке, он тряхнул головой и заявил:
— Придурок. Он все время называл их «аборигенами». Черт возьми!
Старик был пьян и продолжал напиваться. Прикончив бутыль, бросил. Грин выстрелил снизу, она разбилась. Посмеиваясь, старик уже открыл новую, а Грин перезарядил оружие. Молодой человек бросил взгляд в глубину долины. Лицо его ничего не выражало, но он внезапно разрядил свой револьвер, и шесть бутылей разлетелись на тысячу кусков под его пулями. Стрельба была очень быстрой и очень точной. Старик одобрительно зарычал, сделал новый глоток и бросил презрительный взгляд в долину.
— Они нам строят здесь чертову столицу! — злобно сказал он. — С пожарной колесницей, мэрией и даже начальником полиции с толстым задом!»
Он потряс головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12


А-П

П-Я