Суперинтендент с сомнением посмотрел на него:
– Не знаю, рискнем ли мы оттащить вас, сэр.
Фигура в тоге воздела обе руки к лавровому венку и крепче натянула его на голову.
– Лично меня ничего не восхищает более, чем морской пейзаж, – продолжал Г. М. – Признаю, что он великолепен. Но я не могу избавиться от ощущения, что через двое суток он понемногу начнет приедаться. К тому же как быть, если мне понадобится в уборную? Черт побери, почему вы не можете оттащить меня?
Мы подошли к увязшему креслу. Г. М. не мог дотянуться до рычага, который, будучи направлен вперед, торчал над обрывом.
– Ну, сэр, – сказал Крафт, – вы увязли в земле почти по самые оси. Мы не в состоянии просто оттащить коляску – сначала нужно ее выдернуть. Но если мы это сделаем, вы можете свалиться с обрыва. – Он задумался. – Не могли бы вы как-нибудь изогнуться и вылезти сами?
– Изогнуться? – повторил Г. М. – Хороший совет, нечего сказать! Кто я, по-вашему, – чертова змея? Не могли бы вы оба перестать пороть чушь и придумать для разнообразия что-нибудь практичное?
– В конце концов, – утешил его Крафт, – даже если бы вы свалились, ничего страшного не произошло бы. Сейчас-высшая точка прилива, и вы бы просто упали в воду.
Затылок Г. М. начал багроветь.
– У меня есть предложение, – сказал Феррарс.
Медленно и осторожно Г. М. вытянул в сторону шею и часть туловища, чтобы видеть нас. Лавровый венок щеголевато съехал на ухо, в углу рта торчала сигара. Во взгляде, устремленном на художника, светилось глубочайшее подозрение.
Губы Феррарса подергивались – он с трудом удерживался от смеха. Ветер ерошил его светлые волосы, а зеленоватые глаза смотрели отнюдь не простодушно. Все еще держа за подтяжки брюки Г. М., он похлопывал ими по земле.
– Я скажу вам, что мы можем сделать, – продолжал Феррарс. – Нужно раздобыть веревку для сушки белья и привязать его к коляске.
– Неплохая идея, сэр! – одобрил Крафт.
– Тогда мы сможем дергать коляску сколько угодно. Он не обязательно упадет.
– Больше всего мне нравится слово «не обязательно», – заметил Г. М. – Оно так утешает. Но, хотя вам это может показаться странным, я предпочитаю плавать не привязанным к инвалидной коляске с мотором весом в двести фунтов. Вы, ребята, способны изобретать трюки, которые могут посрамить самого Гудини.
– Мы не позволим вам упасть, – заверил его Крафт. – Если вы отказываетесь, то что еще вы можете предложить?
– Не знаю! – огрызнулся благородный римлянин, стуча кулаком по подлокотнику коляски. – Я только прошу вас хотя бы немного использовать качество, которое Господь даровал ассирийским обезьянам…
– Осторожно, сэр! – крикнул Крафт, когда коляска накренилась на два дюйма.
Г. М. выплюнул сигару с такой силой, что она взвилась в воздух, прежде чем полететь вниз. Потом, снова изогнув шею, он заметил меня.
– Если это доктор Кроксли, не могли бы вы объяснить старику, почему этот парень кидался в меня бутылками? Насколько я помню, вчера я дал ему десять шиллингов. Вот как бывает. Вы даете человеку десять шиллингов, он покупает на них виски, а потом кидает бутылку вам в физиономию. Очевидно, здесь такие понятия о благодарности.
– Должно быть, Джонсон принял вас за императора Нерона.
– За кого он меня принял?
– Вчера вечером он смотрел «Камо грядеши» или какой-то фильм вроде этого, и Нерон застрял у него в голове. Вы сами видели, как его почти парализовало, когда вы выехали из-за угла.
К моему удивлению, Г. М. выглядел умиротворенным.
– Ну что ж, возможно, между нами есть некоторое сходство, – согласился он. – Ведь я говорил вам, что Феррарс пишет мой портрет в виде римского сенатора?
– Да, – кивнул Феррарс. – И это еще одна проблема. Если мы вытащим вас отсюда…
– То есть как это «если»?
– Именно это я и сказал. Если мы вытащим вас отсюда, вы должны обещать облачиться в свою одежду, как цивилизованный человек, а также раз и навсегда вылезти из этой чертовой коляски. Иначе мы оставим вас торчать здесь, пока вы не превратитесь в статую.
– Как, во имя Саганы, я могу вылезти из коляски? Я же инвалид!
– Чепуха, – возразил Феррарс. – Утром доктор снял лубок и сказал, что вы вполне можете ходить, только осторожно ступая правой ногой.
Г. М. снова воздел руки к лавровому венку.
– Некоторые люди, – заметил он, – считают, что можно поддерживать элегантную и остроумную беседу, наполовину вися над обрывом. Вероятно, вы или Джордж Бернард Шоу на это способны, но только не я. Говорю вам прямо, сынок: я чувствую себя как в третьем эпизоде «Опасностей Полины» и теряю самообладание. Вы собираетесь вытащить меня отсюда или нет?
– А вы обещаете надеть ваш костюм?
– Хорошо, обещаю! Только…
– Осторожно, сэр! – снова крикнул Крафт.
– Нам не хватает только хорошего эффектного оползня, – продолжал Г. М. – Говорю вам, я чувствую, как эта штука движется подо мной! Люди, способные поступать так, как поступаете со мной вы, могли бы отравить молоко для младенца и украсть пенни у слепого.
Феррарс удовлетворенно кивнул. Хлопнув последний раз по земле брюками Г. М., откуда посыпались монеты и выпала связка ключей, он положил всю одежду на землю и повернулся ко мне:
– Пошли, доктор. В кухне должна быть веревка для сушки белья.
Хотя Марты в кухне не оказалось, мы нашли веревку в одном из нижних ящиков шкафа. Привязав тело Г. М. к спинке коляски, мы начали тянуть ее под аккомпанемент сыпавшейся на нас отборной ругани. В один скверный момент коляска сильно накренилась, но нам удалось ее выпрямить. Отвязывая Г. М., мы ощущали легкую тошноту.
Лучше всех чувствовал себя сам благородный римлянин. Величественно поднявшись с коляски и преувеличенно хромая на правую ногу, он повернулся в разные стороны. Являя собой весьма выразительное зрелище на фоне горизонта, в колыхаемой ветром тоге. Г. М. произвел неотразимое впечатление на двух рыбаков, проплывающих в лодке внизу. Бросив полный ненависти взгляд на Феррарса, он начал подбирать свою одежду, когда из задней двери вышла Марта.
Мне казалось, старую служанку ничто не способно удивить. Но, передавая сообщение, она с испугом посматривала на Г. М.
– Скотленд-Ярд просит к телефону суперинтендента Крафта.
На залитом солнцем утесе воцарилась мертвая тишина.
– Значит, телефон исправили? – спросил я наконец.
– О да, – проворчал Г. М. – И теперь мы, возможно, услышим новости о шутнике, который перерезал провода. Пошли!
Феррарс протянул ему костыль, и мы направились к дому, где прошли в гостиную через кухню и столовую. Недалеко от радиоприемника, по которому в субботу вечером четыре человека слушали «Ромео и Джульетту», стоял телефон. Солнце освещало противоположную сторону бунгало, и комната выглядела мрачно. Пока мы садились, Крафт взял трубку.
– Да, – сказал он. – Говорите. – Телефон, казалось, давился от смеха. Здоровый глаз Крафта устремился на Г. М. – Да, он сейчас здесь. Сидит рядом со мной.
Г. М. с трудом выпрямился.
– Кто это? – осведомился он.
– Старший инспектор Мастерс. – Крафт прикрыл рукой микрофон. – У вас есть для него какое-нибудь сообщение?
– Да. Скажите этому грязному псу: я надеюсь, что он подавится.
– Сэр Генри передает вам свои наилучшие пожелания, старший инспектор… Что-что? Разумеется, я трезв!.. Да, его палец гораздо лучше… Нет, не могу сказать, что он наслаждается отдыхом.
– Два дня подряд меня чуть не убивают, а он спрашивает, наслаждаюсь ли я отдыхом! Дайте мне поговорить с этим занудой!
Крафт снова прикрыл микрофон.
– Вы слишком взбудоражены, сэр. А кроме того… они нашли это.
По телефону говорили долго, хотя мы не могли разобрать ни слова. Остальные молчали. Феррарс откинулся на спинку кресла, скрестив ноги в грязных фланелевых брюках и сунув руки в карманы серого свитера. Ворот его рубашки был расстегнут, демонстрируя вздрагивающий кадык. Он смотрел на висящий над камином портрет Риты, и в его взгляде светилась жалость. Потом он закрыл глаза.
Лицо суперинтендента Крафта стало неподвижным, как его стеклянный глаз. Достав из внутреннего кармана записную книжку и карандаш, он положил книжку на телефонный столик и начал быстро писать. Наконец Крафт вздохнул, произнес слова благодарности и положил трубку. Когда он повернулся, его лицо было мрачнее обычного.
– Ну, сэр, – со вздохом признался суперинтендент, – похоже, вы были правы.
– Конечно прав, сынок.
– И может быть… – Крафт посмотрел на меня, – доктор тоже был прав.
– Прав насчет чего? – спросил Феррарс, открыв глаза.
– Говорите, сынок! – нетерпеливо сказал Г. М. – Я гощу в доме этого парня и знаю его. Он не станет болтать.
Крафт заглянул в записную книжку.
– Вы когда-нибудь слышали о театральном буклете под названием «Спотлайт»?
– Разумеется. Это рекламное издание для актеров.
– Полиция нигде не могла найти фотографию Барри Салливана, но в офисе «Спотлайта» обнаружился старый снимок. Этим утром они отнесли его в американское консульство на Гроувнор-сквер. – Крафт смотрел на наконечник своего карандаша. – В консульстве нет сведений ни о каком Барри Салливане. Но одна из девушек в американском паспортном отделе сразу его узнала. У них имеются его фотография и отпечаток правого большого пальца – это новая военная мера, – так что мы достаточно легко можем это проверить. Настоящее имя «Барри Салливана» – Джейкоб Мак-Натт. Он родился в 1915 году в Литл-Роке, штат Арканзас. Я записал все данные. – Крафт постучал по записной книжке. – Может быть, вы читали в газетах, что американский лайнер «Вашингтон» прибывает в Голуэй на этой неделе?
– Да, – ответил я. – Алек Уэйнрайт упоминал об этом.
– Чтобы забрать американцев и их семьи, которые хотят вернуться в Соединенные Штаты?
– Да.
– Джейкоб Мак-Натт, он же Барри Салливан, – медленно произнес Крафт, – вместе с женой зарезервировал место на «Вашингтоне» некоторое время назад.
В голове у меня начали складываться смутные очертания истинной картины событий.
– С женой? – переспросил Феррарс. Крафт кивнул.
– Мы не смогли раздобыть фотографию миссис Уэйнрайт, – объяснил он. – Но один из джентльменов в американском консульстве узнал ее по описанию. «Женой» была Рита Уэйнрайт. Он должен был это знать, так как выдавал ей визу в Штаты.
Я поднялся со стула, но снова сел.
– У нее был британский паспорт, выданный на имя Риты Дюлейн Мак-Натт. А внизу стояло официальное примечание: «Жена американского гражданина». Согласно американскому закону, англичанка, которая выходит замуж за американца, не принимает гражданство мужа. Она сохраняет собственный паспорт.
– Но Рита не вышла замуж за Салливана! – возразил я. Крафт фыркнул.
– Она заключила с ним брак, так как должна была получить этот паспорт.
– У Риты был другой паспорт! Я видел его в ящике туалетного столика наверху!
– Он был для нее бесполезен. Понимаете, доктор, корабль должен забрать только американцев и их семьи. К тому же, если Рита намеревалась исчезнуть и начать новую жизнь, она должна была обзавестись и новой личностью. Поэтому ей пришлось под фальшивым предлогом получить новый паспорт.
– Послушайте, доктор, – терпеливо заговорил Г. М. – Все происходило у вас на глазах, но вы этого не замечали. Эти двое, Рита Уэйнрайт и Барри Салливан, никогда не намеревались убивать себя. «Самоубийство по сговору» было тщательно спланированной фальшивкой, разыгранной так ловко, что, по-своему, вызывает у меня восхищение! Оно должно было обмануть не только Алека Уэйнрайта, но и всю Англию.
Рита считала это единственным выходом. Она любила мужа и не хотела причинить ему боль, но отказаться от любовника тоже не могла. Поэтому ее истеричная романтическая натура приняла план, который, как ей казалось, решал все проблемы. Она не могла просто убежать с Салливаном. Но если бы муж и весь мир считали их мертвыми, им было бы не о чем беспокоиться. Очаровательная и весьма характерная идея, как увернуться от ответственности. Неужели вы еще не поняли?
Глава 14
– А если не поняли, – добавил Г. М., – то постарайтесь вспомнить. – Машинально он стал нащупывать карман с портсигаром, но обнаружил только тогу и с отвращением посмотрел на нее. – Рита Уэйнрайт 22 мая пришла в вашу приемную в крайнем возбуждении. Она хотела, чтобы вы что-то для нее сделали. Каковы были ее первые слова, обращенные к вам? «Я поссорилась с моим солиситором. Естественно, ни один священник никогда этого не сделает. И я не знаю ни одного мирового судью. Вы должны…» И она оборвала фразу. Это правда?
– Да, – кивнул я.
– А для чего требуется рекомендация лично знакомого врача, юриста, священника или мирового судьи?
– Для паспорта, – ответил Феррарс, выпрямившись в кресле.
Передо мной живо предстал образ Риты в моем кабинете, с алыми ногтями и испуганными глазами, пытающейся сказать мне что-то. «Все так запуталось, – слышал я ее голос. – Вот если бы Алек умер…» А потом беглый взгляд на меня, проверяющий, как я воспринял ее реплику.
Тем не менее я продолжал протестовать:
– Говорю вам, это фантастично! Чем бы они зарабатывали на жизнь? У Салливана не было практически ничего, да и у Риты не было своих денег.
– Если помните, – сказал Г. М., – вы задали ей тот же вопрос. И это ее нисколько не обеспокоило, сынок. Потому что у нее имелся ответ. Как насчет бриллиантов?
Его взгляд устремился к портрету Риты над камином. Впервые я перестал сосредотачиваться на ее улыбающемся лице, вспомнив, что, как я указывал в этих записках, Феррарс рисовал ее в бриллиантовом ожерелье на шее и бриллиантовых браслетах на запястьях. Теперь нарисованные бриллианты словно подмигивали мне.
– Вы сами, – продолжал Г. М., – рассказывали мне, как профессор Уэйнрайт любил увешивать жену бриллиантами. Скоро драгоценности запретят вывозить из страны, но пока что они служат выгодным товаром для продажи.
– Но Алек Уэйнрайт практически разорен, – возразил я. – Очевидно, эти бриллианты – все, что у него оставалось. Рита никогда бы не забрала их без…
– Практически разорен, – пробормотал Г. М. – Угу. А она об этом знала?
Правда – беспощадная штука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23