– В том сарае в заднем саду.
– Но минуту назад вы о них не вспомнили, не так ли?
– Да, не вспомнил. Это вполне естественно.
Оба опять ощетинились. Массивный нос и подбородок Флеминга торчали вперед, как у Панча.
– Давайте послушаем ваше экспертное мнение. Могла эта стрела быть выпущена из такого арбалета?
– Без особой меткости. Она слишком длинная и входила бы в паз слишком свободно. Вы бы промахнулись на расстоянии двадцати ярдов.
– Но ею могли выстрелить?
– Полагаю, да.
– Полагаете? Вы отлично это знаете, верно? Дайте мне стрелу, и я покажу вам…
Сэр Уолтер Сторм поднялся опять:
– В демонстрации нет необходимости, милорд. Мы принимаем заявление моего ученого друга. Мы также считаем, что свидетель честно пытается выразить свое мнение при весьма угнетающих обстоятельствах.
– Это я и имела в виду! – шепнула мне Эвелин. – Видишь? Они будут дразнить старого медведя, пока он от ярости не позабудет о кольце в носу.
Складывалось явное впечатление, что Г. М. плохо справился с задачей и вдобавок ничего не доказал. Последние два вопроса он задал почти жалобным тоном.
– Забудем о двадцати ярдах. Можно было бы попасть в цель с очень короткого расстояния – скажем, в несколько футов?
– Вероятно.
– Фактически промахнуться было бы нельзя?
– С двух или трех футов – нет.
– Это все.
Возобновив прямой допрос, генеральный прокурор отрубил это предположение на корню.
– Значит, чтобы убить покойного таким образом, как предположил мой ученый друг, лицо, использовавшее арбалет, должно было находиться на расстоянии двух-трех футов от жертвы?
– Да, – ответил Флеминг, слегка оттаяв.
– Иными словами, в той же комнате?
– Да.
– Вот именно. Мистер Флеминг, когда вы вошли в эту запертую и запечатанную комнату…
– Мы протестуем! – внезапно рявкнул Г. М., взмахнув бумагами.
Впервые сэр Уолтер казался слегка растерянным. Он повернулся к Г. М., и мы наконец смогли разглядеть его лицо. Оно было массивным и румяным, с темными бровями и чеканными чертами. Оба обращались к судье, словно разговаривая друг с другом через переводчика.
– Милорд, против чего возражает мой ученый друг?
– Против слова «запечатанная».
Судья с интересом посмотрел на Г. М., но сухо промолвил:
– Термин, возможно, излишне вольный, сэр Уолтер.
– Я охотно отказываюсь от него. Мистер Флеминг, когда вы вошли в эту незапечатанную комнату, где все возможные входы и выходы были заперты изнутри…
– Снова протестую, – прервал Г. М.
– Хорошо. – В голосе генерального прокурора невольно зазвучали отдаленные раскаты грома. – Когда вы вошли в эту комнату, чья дверь была крепко заперта на засов изнутри, а окна закрыты запертыми ставнями, вы нашли в ней похожий аппарат? – Он указал на арбалет.
– Нет, не нашел.
– Это не такая вещь, которую можно не заметить, не так ли?
– Безусловно, – весело отозвался свидетель.
– Благодарю вас. Вызовите доктора Спенсера Хьюма.
Глава 7
СТОЯТЬ ВОЗЛЕ ПОТОЛКА…
Спустя пять минут они все еще искали доктора Спенсера Хьюма, и мы поняли, что что-то не так. Я видел, как ручищи Г. М. сжались в кулаки, хотя он не проявлял других признаков гнева. Хантли Лотон поднялся с места:
– Милорд, свидетель, кажется… э-э… отсутствует. Мы… э-э…
– Я понял, мистер Лотон. Ну и какова ситуация? Вы ходатайствуете о перерыве до тех пор, пока свидетеля не найдут?
Последовало совещание, во время которого несколько взглядов было брошено на Г. М. Наконец сэр Уолтер встал:
– Милорд, сущность дела Короны такова, что, по нашему мнению, мы можем сэкономить время суду, обойдясь без показаний этого свидетеля и продолжив процедуру обычным курсом.
– Решать вам, сэр Уолтер. В то же время, если свидетель вызван повесткой, он обязан здесь присутствовать. Думаю, случившееся нуждается в расследовании, и я приму меры в этом направлении.
– Конечно, милорд… Вызовите Фредерика Джона Хардкасла.
Констебль Хардкасл дал показания, касающиеся обнаружения тела. Когда он дежурил на Гроувнор-сквер без четверти семь, к нему подошел человек, который теперь известен ему как Дайер, и сказал: «Пойдемте, констебль, – случилось нечто ужасное». Когда он входил в дом, подъехал автомобиль, где сидели доктор Хьюм и женщина (мисс Джордан), которая казалась потерявшей сознание. В кабинете он обнаружил подсудимого и человека, представившегося как мистер Флеминг. «Как это произошло?» – обратился Хардкасл к обвиняемому. Тот ответил: «Я ничего об этом не знаю» – и больше не сказал ни слова. Тогда констебль позвонил в свой участок и остался на страже до прибытия инспектора.
Перекрестного допроса не было. Обвинение вызвало доктора Филипа Маклейна Стокинга.
Доктор Стокинг был худощавым мужчиной с косматой шевелюрой, суровым узким ртом и при этом с сентиментальным выражением лица. Вцепившись в перила, он уже не отпускал их. Черный костюм и галстук-бабочка выглядели неопрятно, но руки были такими чистыми, что казались полированными.
– Ваше имя Филип Маклейн Стокинг, вы профессор судебной медицины Хайгейтского университета и хирург-консультант участка «С» столичной полиции?
– Да.
– 4 января вас вызвали в дом 12 на Гроувнор-сквер, и вы прибыли туда приблизительно без четверти восемь вечера?
– Да.
– Что вы обнаружили в кабинете?
– Мертвое тело мужчины, лежащее между окном и письменным столом лицом вверх и очень близко к столу. – Голос у свидетеля был невнятный. – Присутствовали доктор Хьюм, мистер Флеминг и обвиняемый. «Его передвигали?» – спросил я. Обвиняемый ответил: «Я перевернул его на спину. Он лежал на левом боку, почти прижимаясь лицом к столу». Кисти рук мертвеца были холодными, но предплечья и тело еще теплыми. Трупное окоченение начиналось в нижней части левой руки и в шее. Я пришел к выводу, что он мертв значительно больше часа.
– Вы не можете точнее назвать время смерти?
– Мне кажется, смерть наступила между шестью и половиной седьмого. Точнее сказать не могу.
– Вы произвели вскрытие тела?
– Да. Смерть причинило железное острие стрелы, проникшее на восемь дюймов в грудную клетку и пронзившее сердце.
– Смерть была мгновенной?
– Да, абсолютно. Вот такой. – Свидетель внезапно щелкнул пальцами с видом фокусника.
– Мог ли он двинуться или шагнуть назад? – настаивал сэр Уолтер. – Хватило бы ему сил после полученного удара запереть на засов дверь или окно?
– Это полностью исключается. Он умер немедленно.
– Какой вывод вы сделали из характера раны?
– Что стрелу использовали как кинжал, и что страшный удар был нанесен сильным мужчиной.
– Таким, как обвиняемый?
– Да, – ответил доктор Стокинг, бросив резкий взгляд на Ансуэлла.
– Каковы были причины для такого вывода?
– Направление раны. Стрела вошла высоко – здесь, – он проиллюстрировал на себе, – и скользнула вниз по диагонали, пронзив сердце.
– Вы имеете в виду – под острым углом? Удар сверху вниз?
– Да.
– Что вы думаете о предположении, будто стрелу выпустили из лука или другого оружия?
– Если вас интересует мое личное мнение, я бы сказал, что это почти невозможно.
– Почему?
– В случае выстрела, мне кажется, стрела вошла бы в тело более-менее по прямой линии и, безусловно, не под таким углом.
Сэр Уолтер поднял два пальца:
– Иными словами, доктор, если стрелой выстрелили, то стрелявший должен был стоять где-то возле потолка, целясь вниз?
Мне показалось, он с трудом удержался, чтобы не добавить «как Купидон». В его голосе явно слышались насмешливые нотки. Я мог бы поклясться, что на лице одного из присяжных, который сидел, словно аршин проглотил, мелькнула улыбка. Атмосфера заметно холодала.
– Да, что-то вроде. Или жертва должна была склониться почти вдвое, как если бы отвешивала убийце низкий поклон.
– Вы обнаружили какие-нибудь признаки борьбы?
– Да. Воротник и галстук покойного были скомканы, пиджак слегка смят на спине, руки грязные, а на правой ладони маленькая царапина.
– Что могло причинить эту царапину?
– Не знаю. Возможно, острие стрелы.
– Вы имеете в виду, что он мог вытянуть руку, защищаясь?
– Да.
– Кровь из царапины была на руке покойного?
– Да, царапина немного кровоточила.
– Во время осмотра вы нашли пятна крови на других предметах в комнате?
– Нет.
– Таким образом, весьма вероятно, что царапина нанесена стрелой?
– По-моему, да.
– Что произошло после произведенного вами первоначального осмотра тела в кабинете?
Косматый свидетель снова бросил взгляд на подсудимого, скривив рот от отвращения.
– Доктор Спенсер Хьюм, с которым я знаком, попросил меня взглянуть на обвиняемого.
– Взглянуть?
– Обследовать его. «Он рассказывает какие-то нелепые истории, – сказал доктор Хьюм, – что ему дали наркотик. Я только что его осмотрел и не нашел никаких признаков».
– Как вел себя все это время подсудимый?
– Он был слишком спокоен и сдержан – только иногда проводил рукой по волосам. Я был потрясен куда сильнее его.
– Вы обследовали обвиняемого?
– Поверхностно. Пульс был частым и неровным, а не замедленным, как после приема наркотика. Зрачки глаз были в норме.
– По вашему мнению, он принимал наркотик?
– По моему мнению, нет.
– Благодарю вас, это все.
Бледное лицо подсудимого выглядело озадаченным. Один раз он привстал со стула, словно желая выразить протест, и два надзирателя сразу напряглись. Я видел, как беззвучно шевелятся его губы. Если он был невиновен, то сейчас испытывал леденящий ужас. Г. М. неуклюже поднялся и добрые полминуты молча смотрел на свидетеля.
– Значит, вы обследовали его «поверхностно», не так ли? – Его голос заставил даже судью поднять взгляд. – Вы всех ваших пациентов осматриваете таким образом? По-вашему, человеческая жизнь должна зависеть от поверхностного осмотра?
– Нет.
– Или от него должны зависеть показания под присягой в суде?
Доктор Стокинг поджал губы.
– Моей обязанностью было обследовать тело, а не делать подсудимому анализ крови. Я считаю авторитет доктора Спенсера Хьюма достаточным, чтобы опираться на его просвещенное мнение.
– Понятно. Значит, все ваши показания основаны на просвещенном мнении доктора Хьюма, который, между прочим, здесь отсутствует?
– Милорд, я вынужден протестовать против подобных намеков! – воскликнул сэр Уолтер Сторм. – Пожалуйста, сэр Генри, ограничьтесь тем, что говорит свидетель.
– Прошу прощения у его лордства, – проворчал Г. М., – но я понял, что свидетель ограничивается тем, что сказал доктор Хьюм… Можете вы поклясться, опираясь на собственные знания, что подсудимый не принимал наркотик?
– Нет! – огрызнулся свидетель. – Я не собираюсь ни в чем клясться, кроме того, что честно выражаю свое мнение.
– Не понимаю, – вмешался судья. – Вы считаете невозможным, чтобы подсудимый принял наркотик?
– Нет, милорд, я не говорю, что это невозможно. Это было бы слишком.
– Почему?
– Милорд, обвиняемый сказал мне, что якобы принял этот наркотик около четверти седьмого. Я осматривал его без нескольких минут восемь. Если бы он даже принял наркотик, эффект был бы в значительной степени стертым. Однако доктор Хьюм обследовал его незадолго до семи…
– Мнение доктора Хьюма нам не было представлено, – сказал судья Рэнкин. – Я бы хотел выразиться ясно, так как это крайне важно. Если эффект этого таинственного наркотика в любом случае был бы стертым, мне кажется, вы едва ли в состоянии что-либо утверждать на этот счет.
– Я же говорил, милорд, что могу лишь выражать свое мнение.
– Хорошо. Продолжайте, сэр Генри.
Г. М., явно довольный, перешел к другим вопросам:
– Доктор Стокинг, есть еще один аспект дела, который вы назвали почти невозможным, – я имею в виду предположение, что стрела была выпущена из какого-то оружия. Давайте вернемся к вопросу о положении тела. Вы принимаете заявление обвиняемого, что вначале тело лежало на левом боку лицом к боковой стороне стола?
Доктор мрачно улыбнулся:
– По-моему, мы должны проверять, а не принимать заявления обвиняемого.
– Да, разумеется. Но могли бы вы согласиться с этим заявлением?
– Да, мог бы.
– Вам известно что-либо противоречащее ему?
– Нет, не известно.
– Предположим, покойный стоял с той стороны стола – взгляните на план – лицом к буфету у противоположной стены и наклонился, чтобы взглянуть на что-то на столе. Если бы, когда он склонился вперед, в него выпустили стрелу со стороны буфета, она могла бы войти в тело таким образом?
– В принципе могла бы.
– Спасибо, это все.
Г. М. плюхнулся на скамью.
Генеральный прокурор возобновил прямой допрос:
– Если события происходили бы так, как предполагает мой ученый друг, имели бы место следы борьбы?
– Не думаю.
– Вы бы вряд ли обнаружили скомканные воротник и галстук, смятость пиджака, грязные руки, порез на правой ладони?
– Да, конечно.
– Можем мы поверить в то, что этот порез вызван попыткой поймать в воздухе стрелу, которой выстрелили в покойного?
– Лично я назвал бы это нелепым.
– Вы считаете вероятным, что убийца, вооруженный большим арбалетом, прятался в буфете?
– Нет.
– И наконец, доктор, дабы подтвердить, что вы достаточно квалифицированны для определения того, принимал ли обвиняемый наркотик или нет, напомните нам – вы ведь уже двадцать лет состоите в персонале больницы Сент-Прейд на Прейд-стрит?
– Да.
Доктора отпустили, и обвинение вызвало своего самого важного свидетеля – Харри Эрнеста Моттрама. Инспектор Моттрам сидел за столом солиситоров. Я много раз обращал на него внимание, не зная, кто он. Инспектор выглядел человеком, тщательно следившим за своими манерами и речью. Он был сравнительно молод – не больше сорока лет, – но его спокойные и неторопливые ответы указывали на некоторый опыт в судебных делах. Все его поведение, казалось, говорило: «Мне не слишком нравится накидывать петлю на чью-либо шею, но убийство есть убийство, и чем скорее мы отправим преступника на тот свет, тем лучше будет для общества». У него было квадратное лицо с коротким носом и проницательными глазами, явно не нуждавшимися в очках. В целом он производил впечатление солидного семейного человека, стоящего на страже общественных интересов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27