В прошлый раз, когда Нед смотрел в окно, горела только настольная лампа. Теперь же поразившая обоих зрителей сцена освещалась безжалостным светом люстры.Через левое окно виден был большой секретер сэра Мориса Лоуза у левой стены. Через правое окно виден был белый мраморный камин у правой стены. А сзади, то есть в задней стене кабинета, прямо напротив окон, находилась дверь в холл второго этажа.Кто-то у них на глазах осторожно затворил за собой эту дверь. Кто-то выходил из кабинета. Ева так и не успела разглядеть лицо, которое стало бы мучить ее впоследствии. А Нед его увидел.Когда Ева подошла к окну, кто-то из-за уже прикрываемой двери протянул руку — рука с этого расстояния казалась маленькой — в темно-коричневой перчатке. Рука коснулась выключателя рядом с дверью. Ловкий палец нажал на выключатель, и люстра погасла. Массивная белая дверь с металлической ручкой мягко затворилась.Лишь настольная лампа, небольшая лампа под зеленым абажуром, какие бывают в учреждениях, бросала неяркий свет на секретер у левой стены и вращающийся стул подле него. Сэр Морис Лоуз, как всегда, сидел за секретером в профиль к окнам. Но лупы в руке он уже не держал; никогда больше не суждено было ему взять в руки лупу.Лупа валялась на промокательной бумаге, покрывавшей стол. По этой бумаге — по всей поверхности стола — были разбросаны какие-то осколки. Множество осколков. Странные осколки. Прозрачные, красноватые блестки, отражающие свет лампы, словно розовый снег. Кажется, было там и что-то золотое, и какое-то еще. Но цвет различить было трудно из-за крови, которая запятнала весь стол и даже стену.Ева Нил впоследствии не могла вспомнить, как долго простояла она так, завороженная, с подступающей к горлу тошнотой, отказываясь верить собственным глазам.— Нед, меня сейчас…— Тихо!Голову сэру Морису Лоузу разбили, нанеся ему множество ударов каким-то оружием, которого, по всей видимости, не осталось на месте происшествия. Колени, прижатые к столу, удержали тело от падения. Подбородок упал на грудь; руки бессильно свесились. Кровь красной маской одела все лицо до самых губ и шапкой покрыла голову. Глава 4 Так умер Морис Лоуз, баронет, проживавший в Вестминстере на улице Королевы Анны, а в последнее время на рю дез Анж в Ла Банделетте.В те далекие дни, когда газетам так не хватало новостей, зато с лихвой хватало бумаги, смерть эта взволновала английскую прессу. Надо признаться, мало кто знал о том, кто такой сэр Морис и за что он получил свое баронетство, до тех самых пор, пока его не убили при таинственных обстоятельствах. Но тут уж вспыхнул интерес ко всем подробностям его жизни. Баронетство, как выяснилось, он получил в награду за свою гуманную деятельность. Он ратовал за уничтожение трущоб, за послабление тюремного режима, за облегчение матросской службы.«Кто есть кто» в качестве главных его увлечений называл коллекционирование и исследование человеческих характеров. Он принадлежал к числу тех противоречивых натур, какие немного лет спустя чуть не довели Англию до гибели. Тратя солидные суммы на благотворительность, ратуя за повышение ассигнований на помощь бедным и тем постоянно докучая властям, он, однако, обосновался за границей, тем избавясь от уплаты несправедливых подоходных налогов. Низенький, толстый, с клочковатой бороденкой и усами, тугой на ухо, он жил очень обособленно. Но все его качества человека обаятельного, доброго и приятного получили полное признание в рамках семьи. И он заслужил это признание. Морис Лоуз ничего из себя не строил и какой был — такой был.И вот кто-то с обдуманной жестокостью размозжил ему череп. А у окна напротив, через улицу, как двое перепуганных детей, стояли в этот дурманящий предутренний час Ева Нил и Нед Этвуд.Особенно непереносимым Еве показался отблеск лампы в лужицах крови. Она отпрянула от окна, не в силах больше смотреть.— Нед, отойди оттуда.Он не ответил.— Нед, неужели его…— Кажется, да. Отсюда не разглядеть…— Может, только ранили.Он опять не ответил. Из этих двоих мужчина, пожалуй, был больше потрясен, чем женщина. Но это не удивительно. Ведь он видел то, чего не видела она. Он видел лицо человека в коричневых перчатках. Он все смотрел и смотрел на освещенную комнату. Сердце у него колотилось и в горле пересохло.— Я говорю, может, его только ранили…Нед откашлялся.— По-твоему, нам надо бы…— Нельзя, — шепнула Ева, окончательно поняв весь ужас своего положения. — При всем желании нельзя.— Да. Наверно.— А что с ним случилось?Нед начал говорить и осекся. Действительность превосходила фантазию. Словами не выразить. Вместо слов он прибегнул к пантомиме, изобразив, как кто-то замахивается каким-то оружием и бьет изо всех сил. Ко всему оба они с Евой почти потеряли голос. Да и как только они начинали говорить чуть громче, слова будто отдавались эхом в дымоходах, и оба испуганно умолкали. Нед снова откашлялся.— У тебя не найдется подзорной трубы? Или бинокля?— Зачем?— Неважно. Есть у тебя?Подзорная труба… Стоя у стены сбоку от окна, Ева старалась сосредоточиться. Подзорная труба, скачки. Скачки. Лонгшан. Она ездила туда с Лоузами всего несколько недель назад. Вспышками красок и звуков ей вспомнилось все: крики толпы, яркие рубашки жокеев, лавина коней за белым барьером в ослепительных лучах солнца. Морис Лоуз, в сером котелке, держал перед глазами бинокль. Дядя Бен, как всегда, делал одну ставку за другой и проигрался.Спотыкаясь, понятия не имея, да и не желая знать, зачем Неду подзорная труба, Ева во тьме пробралась к комоду. Из верхнего ящика она вынула бинокль в кожаном футляре и швырнула Неду.В кабинете сэра Мориса стало гораздо темней после того, как погасили верхний свет. Но когда Нед настроил бинокль на правое окно, часть комнаты отчетливо обозначилась и приблизилась к его взгляду.Он разглядывал правую стену и камин. Над камином, облицованным белым мрамором, висел на стене бронзовый медальон с изображением императора Наполеона. Этой августовской ночью в камине не разводили огня, и он был закрыт гобеленовым экраном. А над решеткой висели каминные приборы: совок, щипцы и кочерга.— Если, — начал он, — эта кочерга…— Что?— На, смотри.— Не могу!На какую-то ужасную секунду Еве показалось, что он вот-вот расхохочется ей в лицо. Но даже у Неда Этвуда не хватило на это чувства юмора. Он побледнел, как бумага, и руки у него тряслись, когда он засовывал бинокль обратно в футляр.— Такой нормальный дом, — заметил он, кивнув в сторону кабинета, где посреди своих диковинных сокровищ сидел окровавленный хозяин, — такой нормальный дом. Ты ведь так, кажется, выразилась?Ева почувствовала, что комок в горле вот-вот ее задушит.— Так, значит, ты видел, кто это был?— Вот именно.— Ты видел, как грабитель убил его?— Нет, убийцу за работой я не видел. Когда я выглянул из окна, коричневые перчатки уже кончили свою работу.— Что же ты видел?— Видел, как коричневые перчатки вешали на место кочергу, когда дело было сделано.— И ты мог бы опознать грабителя?— Зря ты это заладила. Насчет грабителя.В освещенном кабинете напротив снова отворилась дверь. Но на этот раз отнюдь не тихо и не осторожно. Дверь распахнули решительно, и на пороге появилась столь не страшная особа, как Елена Лоуз.Несмотря на слабое освещение, каждое движение Елены было отчетливо видно, как если бы она стояла рядом, потому что жесты ее вообще отличались выразительностью. Казалось, можно прочесть любую ее мысль. Когда она появилась на пороге, губы у нее шевелились. То ли по догадке, то ли по губам, то ли по тому и другому вместе, но Ева и Нед словно слышали каждое ее слово.— Морис, когда же ты, наконец, пойдешь спать?Елена, которую никто никогда не называл леди Лоуз, полноватая, среднего роста женщина с веселым круглым лицом в седеющих кудряшках, запахивалась в японское кимоно блестящего шелка с длинными широкими рукавами и решительно шлепала домашними туфлями. Остановившись в дверях, она снова заговорила. Она включила верхний свет. Потом плотней сложила на груди руки и пошла к мужу, обращенному к ней спиной.Близорукая Елена, ничего не замечая, подошла к нему почти вплотную. Ее колеблющаяся тень упала на улицу через первое окно, потом Елена исчезла, потом показалась в другом окне.За тридцать лет замужества Елену Лоуз редко видели даже расстроенной. Поэтому особенно жутко было смотреть на нее, когда она отпрянула от сэра Мориса и закричала. Пронзительные, долгие вопли прорезали ночную тишь и летели на улицу, словно с целью разбудить всех и вся.Ева Нил сказала спокойно:— Нед, а теперь иди. Живее!Он по-прежнему не двигался с места. Ева схватила его за руку.— Елена прибежит за мной! Вот увидишь. И потом — полиция. Через минуту они запрудят всю улицу. Если ты сейчас же не уйдешь — мы пропали.Голос ее срывался на отчаянный стон, и она не выпускала его руку.— Нед, правда, ведь ты не собирался, ну, кричать ему, чтоб выдать меня?Он поднял руки и прикрыл глаза длинными, сильными пальцами. Он как-то ссутулился.— Конечно. Я вовсе не хотел. Просто нервы сдали. Вот и все. Прости.— Так ты уходишь?— Да, Ева, честное слово, я не собирался…— Шляпа на кровати. Вот.Она бросилась к кровати и принялась шарить и хлопать по одеялу.— Дорогу найдешь в темноте. Я не буду зажигать свет.— Почему?— Из-за Иветы. Из-за новой служанки!Она представила себе Ивету — пожилую, неторопливую, но исполнительную и расторопную. Хотя Ивета никогда не произносила лишнего слова, в каждом ее жесте таилось особое суждение обо всем, что попадалось ей на глаза. Она как-то странно поглядывала даже на Тоби Лоуза. Вот уж чего никак не могла понять Ева. Для Евы ее служанка сделалась воплощением людской молвы, толков и пересудов. Вдруг Еве представилось, что ей придется явиться свидетельницей в суд и сказать: «Когда произошло убийство сэра Мориса Лоуза, в моей спальне находился мужчина. Все было совершенно невинно, разумеется». Разумеется, разумеется, разумеется: смешки — и наконец взрыв хохота.Вслух она сказала:— Ивета спит наверху. Конечно, она проснется. Эти крики кого угодно разбудят.Крики в самом деле не умолкали. Господи, когда же это кончится? Ева нашла наконец шляпу и швырнула Неду.— Скажи, Ева, неужели ты правда попалась на удочку этому ничтожеству?— Какому еще ничтожеству?— Тоби Лоузу.— Ох, нашел время спрашивать!— Пока человек жив, — отпарировал Нед, — у него всегда найдется время говорить о любви.Он и не думал уходить. Ева сама готова была вопить. Она отчаянно сжимала и разжимала руки, как будто сила внушения могла подтолкнуть его к двери вместо непосредственного физического воздействия.В доме напротив смолкли крики Елены. Внезапно разразившаяся тишина мучительно отозвалась в ушах; барабанные перепонки так и ждали суетливого шума шагов, которые возвестили бы появление agent de police. Но, бегло глянув в окно, Ева увидела совсем иное.К Елене Лоуз присоединилось двое других лиц, ее прехорошенькая дочь Дженис и ее брат Бен. Они неловко застряли в дверях, будто ослепленные светом. Ева увидела рыжие волосы Дженис и всполошенное лицо дяди Бена. Отдельные, особенно громко выговоренные слова, нарушая тишину ночи, летели через улицу.Вдруг до ее сознания дошел голос Неда.— Хватит! — крикнул он. — Еще секунда, и у тебя у самой будет истерика. Спокойно! Они меня не заметят. Я выйду черным ходом.— Только сперва верни мне ключ.Он невинно поднял брови, но она накинулась на него.— Нечего прикидываться. Я не оставлю тебе ключ от входной двери. Ну!— Нет, милая. Ключ останется у меня.— Ты ведь просил прощения, верно? Так если в тебе осталась хоть капля порядочности!… И неужели тебе еще мало, что ты поставил меня сегодня в такое положение!…Она почувствовала, что он заколебался. Он всегда испытывал раскаяние, причиняя людям боль.— Если отдашь, мы, может быть, еще увидимся.— Ты серьезно?— Отдай ключ!Уже через секунду она почти жалела о своем требовании. На то, чтобы снять ключ с кольца, у него ушла немыслимая, мучительная, неодолимая бездна времени — целая вечность. Ева вовсе не собиралась с ним больше видеться; но она дошла до такого состояния, что готова была пообещать все, что угодно. Она сунула ключ в нагрудный кармашек пижамы и стала теснить Неда к двери.Ивета у себя наверху, по-видимому, так и не проснулась. В холле второго этажа было тихо и почти совсем темно. Но через одно незанавешенное окно с улицы пробивался слабый свет, и Нед легко добрался до лестницы. Но Еве не терпелось задать ему еще один вопрос.Всю жизнь она боялась тяжелых ощущений. И сейчас ей хотелось избавиться от ужаса, который вызвала в ней голова сэра Мориса, размозженная кочергой в белостенном кабинете, уставленном субтильной золоченой мебелью. Но на этот раз избавиться от этого было невозможно. Тут уж многое слишком близко касалось ее лично. Ей представились большие башенные часы на ратуше, где помещалась префектура полиции. Ей представился и сам префект мосье Горон. Ей представились серое утро и гильотина.— Нед, это ведь был грабитель, правда?— Странно, — вдруг сказал он.— Что именно?— Когда я сюда пришел, в холле было темно, как у негра в желудке. Ей-богу, это окно было завешено, — он ткнул пальцем в незашторенное окно. По мере того как он говорил, предположение перерастало в уверенность. — Я ведь споткнулся. Об этот прутик. А если б тут было хоть чуть-чуть света, я б не споткнулся. Ну и дела творятся в этом доме!— Ты мне зубы не заговаривай. Скажи, это был грабитель, ведь правда?Он глубоко вздохнул.— Нет, старушка. И ты сама прекрасно это знаешь.— Не ври. Все равно не поверю!— Не глупи, моя радость. — Он говорил очень спокойно. Глаза у него блестели в полумраке. — В жизни не думал, что я заделаюсь защитником слабых. Но ты, моя красавица… ты…— Ну, что еще такое?— Не выходи-ка ты одна из дому.Лестница спускалась вниз черным колодцем. Нед положил руку на перила, будто намереваясь их расшатать.— Я вот все решал, сказать тебе или не говорить. — Он, видимо, обдумывал теперь каждое слово. — Я терпеть не могу мораль вообще и в сексуальных вопросах в частности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22