Позднее он уже безусловно утверждал, что именно артиллерия будет решать судьбу сражений на море. И это подтвердилось боевой практикой ближайших десятилетий, вплоть до второй мировой войны, когда авиация внесла здесь существенные коррективы. Тогда же Макаров успел классически сформулировать, что представляет собой таранный удар среди прочих видов морского оружия: «Тараны надо... считать, как холодное оружие, лишь второстепенным средством, ибо для нанесения удара необходимо сойтись с неприятелем вплотную, тогда как этому в значительной мере будет препятствовать артиллерийская и минная стрельба». Оценка абсолютно верная, хотя в ту пору, когда писались эти строки, военные корабли не строились без таранного устройства.
Артиллерийские конструкторы тоже не зря хлеб ели. Вскоре появились стальные бронебойные снаряды. Поначалу они были несовершенны, но прогресс здесь шел стремительно, и артиллерия начала восстанавливать утраченный было престиж. Не дремали и создатели брони: росла толщина, а главное – прочность броневой стали, металл подвергали особо сильной закалке и т. д. Словом, соревнование между снарядом и броней продолжалось, не утихая.
И вот в это самое время Макаров становится главным инспектором морской артиллерии, такое назначение он получил 8 октября 1891 года. До сих пор Степан Осипович никогда специально не занимался вопросами артиллерии.
В этой связи его новый пост выглядел несколько неожиданным. Биографы Макарова высказывали предположение, что новый пост его объяснялся чисто бюрократическими обстоятельствами: другой вакантной должности не имелось, а здесь чиновники морского ведомства надеялись похоронить этого беспокойного человека в ворохе канцелярской переписки. Все опять-таки получилось иначе: бюрократы из Адмиралтейства не получили ожидаемого покоя, а сам Макаров, с блеском освоив новое для него дело, приобрел еще один неофициальный, хотя и вполне заслуженный им титул – «покоритель брони».
...Когда Макаров сдал командование корветом «Витязь» и вернулся к службе после полугодового отпуска, он опять получил назначение довольно эфемерное. Официально оно звучало вполне солидно: младший флагман Балтийского моря. Да, слово «флагман» (то есть командующий эскадрой) звучит очень эффектно, если бы не это маленькое добавление – «младший». А фактически Макаров опять ни за что определенное не отвечал и, следовательно, ничем конкретным не руководил. В течение 1890 и большую часть 1891 года он был, что называется, «на подхвате». Он успел побывать председателем комиссии по испытанию броненосца «Император Александр II» и председателем комиссии для производства экзаменов обучающихся в учебно-артиллерийской команде, заняться изготовлением предохранителей для таранных устройств и т. д. и т. п. Все это были второстепенные (или третьестепенные?) вопросы в тогдашней флотской жизни. Но выполнял свои задания Макаров на совесть и, как обычно, «с походом».
В феврале – марте 1891 года Макарову довелось производить инспекторский смотр двум флотским экипажам. Дело обычное, рутинное, сплошь и рядом исполняемое формально. Любопытно посмотреть на макаровский отчет о смотре. Отчет обстоятельный – 16 страниц большого формата. Впрочем, дело тут не только (и не столько) в обстоятельности изложения. Помимо обычных в подобных случаях разделов (строевое ученье, артиллерийское ученье, обмундирование и т. п.), отчет Макарова свидетельствует, что он дотошно входил во все мелочи казарменного быта. Тут высказаны соображения об устройстве квасоварни и о способах натирания полов, о контроле за качеством мяса, о гимнастических упражнениях для матросов и даже (прошу прощения!) есть раздел, без обиняков озаглавленный: «Дурной запах в казармах».
Сейчас этот документ листаешь с некоторой грустью. Боевой офицер, заслуженный адмирал, автор многочисленных ученых трудов и изобретений, награжденный двумя премиями Российской Академии наук, – и вот «запах в казармах»... Ну что ж, черновой работы не следует чураться никогда и никому.
* * *
В новой должности круг обязанностей Макарова был широк чрезвычайно. Чем ему только не приходилось заниматься! С обычной для него энергией он ринулся в область, где ранее не был специалистом, стремясь как можно скорее стать им. Да, артиллерия – главное оружие корабля, и это оружие решает судьбу войн на море, а порой и судьбу государств. Тонкие стволы орудий малозаметны в сравнении с огромной массой боевого корабля, они куда короче высоких мачт и куда тоньше дымовых труб. Но ради них, ради этих тонких стальных стволов, тяжело пыхтят в недрах корабля паровые машины, смотрят вдаль сигнальщики на мачтах, колдуют у приборов офицеры в боевой рубке. Все – ради того, чтобы когда-то, в неизвестной широте и долготе, эти тонкие стволы выбросили в небо, в сторону еле видимого противника, свои смертоносные снаряды. Все на корабле служит, в сущности, им, орудийным стволам. Какой же военный моряк может не любить артиллерию?
Итак, должность Макарова была хлопотной, и хлопоты отличались весьма большим разнообразием. Он составлял программы и пособия для обучения артиллерийских офицеров. По его инициативе были внесены изменения в таблицы стрельбы; дело это становилось крайне важным, ибо резко выросла мощь заряда и дальнобойность орудий. Он предложил главному медицинскому инспектору флота провести исследования о влиянии стрельбы из дальнобойных орудий на здоровье людей; были проведены опыты с животными, а потом издан специальный циркуляр по флоту, предусматривающий соблюдение определенных мер предосторожности.
В здание на берегу Невы, украшенное золотым шпилем, стекались донесения со всех морских берегов необъятной России. И Макарову, как главе артиллерийского ведомства флота, приходилось принимать решения по самым разнообразным вопросам. Много довелось ему заниматься и своей второй родиной – Дальним Востоком. Русские морские границы в тех краях охранялись тогда слабо. Этим пользовались японские, американские и канадские браконьеры, которые вели хищническую добычу пушнины и ценной рыбы в наших водах. Макаров занялся и этой проблемой. По его указаниям русские сторожевые суда вооружались артиллерией. «Орудия чтоб были со щитками», – наказывал Макаров. Педантичность эта была весьма целесообразной. Лихие браконьеры были вооружены, оружие применяли очень свободно, стреляли метко. Пожалуй, стоило в этих условиях укрывать орудийную прислугу за стальным щитом.
Пост, занимаемый Макаровым, приобщал его уже к делам общенационального масштаба. Так, в 1892 году ему предложено было высказаться по поводу проекта правил о таможенных пошлинах. Тема имела важное государственное значение, так как основная масса русской внешней торговли производилась на иностранных судах, а на тех, что плавали под русским флагом, экипажи порой набирались из иностранных моряков: своих не хватало, и никто не заботился об их подготовке в нужном количестве, Торговый флот был малочислен, и к тому же корабли в значительной части строились за границей. Все это ставило экономику страны в определенную зависимость от иностранных судовладельцев.
Макаров впервые официально высказывался по государственному вопросу такой важности. И он сразу же показал себя человеком, мыслящим широко и государственно (что подтвердила впоследствии вся его деятельность). В короткой записке Макаров указал на корень зла: слабость отечественного торгового флота. Однако простое форсирование судостроения не может решить проблему, предупреждал он, ибо нет никакой уверенности, «что выстроенные корабли будут иметь русские экипажи». И Макаров предлагал комплексные меры (в том числе увеличение пошлин и субсидирование отечественного судостроения), и суть его предложений сводилась к необходимости оказывать предпочтение «судам, построенным в России, плавающим с русскими командами».
С течением времени для Макарова постепенно обрисовались контуры главнейших проблем, которые ему надлежало разрешить. И прежде всего – внедрение на флоте бездымного пороха. Здесь ему пришлось работать с Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Вообще-то познакомились они уже несколько лет назад, когда Макаров начал работать над книгой «Витязь» и Тихий океан». И сразу почувствовали симпатию друг к другу. Оба они были во многом схожи в главном: оба вышли из самой гущи народа. Оба были необычайно талантливы и разносторонни. (Уместно сделать маленькое отступление: обыденное представление связывает имя Менделеева с его периодической системой, и только; это, однако, чрезвычайно узкая точка зрения. Ныне подсчитано, что работы по химии составляют лишь 9 процентов всех его трудов; он занимался социологией, экономикой, нефтяным делом, метрологией, техникой и многим, многим иным, причем во всех областях высказал ряд глубоких и смелых идей, которые, думается, и по сей день еще порой не получили должного признания.)
Характером они тоже были схожи. Нередко в России случалось так, что даровитые люди отличались робостью, застенчивостью, мягкосердечием, переходящим порой в слабость. Нет, Менделеев и Макаров были не из таких. Они могли произнести громовую речь в защиту своих идей, где надо – постучать кулаком по столу, где надо – умело написать письмо по начальству, а если требовалось, то и поставить ультиматум (и ставили неоднократно) или обратиться через голову бюрократов к общественности (и обращались). Оба были в общежитейском смысле люди суровые, крутые, упрямые. В конечном счете это и привело их к разрыву. Но о том в свое время.
Благодаря таланту Менделеева и при энергичной поддержке Макарова производство бездымного пороха было освоено в России чрезвычайно быстро и столь же быстро внедрено в практику. История эта поразительно интересна и отличается прямо-таки детективным сюжетом. К сожалению, здесь нет места для подробного рассказа на эту тему. Тем более что главным действующим лицом в деле создания русского бездымного пороха был все же не Макаров, а Менделеев.
Макарову много пришлось заниматься изучением взрывчатых веществ. И здесь далеко не все шло гладко. В конце XIX и вплоть до начала XX столетия в русском военном флоте снаряды начинялись пироксилином. Между тем еще в 1885 году во Франции было изобретено гораздо более сильное взрывчатое вещество – мелинит (в разных странах его называли по-разному, в Японии это знаменитая шимоза). 8 июля 1893 года Макаров подал записку в Артиллерийский комитет о производимых под его руководством испытаниях снарядов с мелинитом. Сомнений не было – новое «взрывчатое вещество действует сильнее, чем пироксилин». Впоследствии Макаров неоднократно напоминал о необходимости дать русской артиллерии эти более мощные взрывчатые вещества, принятые уже на других флотах. Но тщетно. Русский флот вступил в войну с Японией с теми же пироксилиновыми снарядами, которые в несколько раз уступали по взрывной силе японской шимозе. Увы, это был не первый и далеко не последний случай, когда плодотворные идеи и предложения Макарова бесследно исчезали в канцелярской пучине, не подвергнувшись даже практическому испытанию...
В начале 90-х годов в сталелитейном производстве были достигнуты существенные успехи. К сожалению, Россия в ту пору несколько отставала в этом деле от развитых стран Запада. Вот почему для нужд русского флота приходилось ввозить из-за границы значительное количество броневых плит. Основными поставщиками служили фабриканты Англии и Германии. В ту пору особенных успехов добились британские сталелитейщики. В Англии фирмой «Гарвей» был изготовлен новый тип брони с очень сильно закаленной поверхностью. Прочность металла при этом настолько возросла, что снаряды разбивались в куски и отскакивали от броневого листа, как горошины.
Осенью 1892 года на одном из русских полигонов под Петербургом Макаров присутствовал на испытаниях английских плит такого типа. Все шло как обычно: снаряды, пробивавшие обыкновенную броню, оказывались бессильными перед броней с сильно закаленным поверхностным слоем. И вдруг... Один за другим снаряды начали пробивать английские плиты с поразительной легкостью. Впрочем, сенсации не произошло. Вскоре выяснилось, что служащие полигона просто-напросто поставили броневой лист по отношению к орудию другой стороной, незакаленной. Ошибку исправили, и снаряды вновь стала постигать та же участь, а плита оставалась цела. Для всех присутствовавших на полигоне этот эпизод остался просто забавным курьезом, поводом для веселого рассказа за ужином. Для всех, кроме одного. Кроме Макарова. Он думал, сопоставлял. Почему же закаленный слой так легко был пробит с изнанки? Случайность это или закономерность? И если закономерность, то как использовать ее для того, чтобы одержать победу над мощной броней?..
Вскоре у Макарова сложилось ясное представление о том, каковы пути к этой победе. 15 февраля 1893 года он впервые сформулировал свою идею в обычной для него ясной и лаконичной форме: «Так как... деформация снаряда происходит главным образом в первый момент соприкосновения вершины снаряда с весьма закаленным слоем плиты, то есть основание полагать, что если бы поверх закаленного слоя имелся бы хотя небольшой толщины слой из более вязкой массы, то снаряды не будут столь сильно деформироваться, так как головная часть будет работать, уже будучи как бы сжатой в вязком металлическом обруче, который и удержит снаряд от разрушения». Но поскольку на броне неприятельского корабля установить слой из мягкого металла, разумеется, невозможно, то Макарову пришла смелая мысль: насадить на головку снаряда колпачок из мягкой стали. Вскоре такие насадки были изготовлены по его проекту на Обуховском сталелитейном заводе.
Колпачок этот и в самом деле точно соответствовал своему названию. Его насаживали, как бы надевали, на головку самого обыкновенного снаряда. Физический эффект действия был таков: со страшной скоростью ударяясь о броню, колпачок деформировался, в месте удара создавалась чрезвычайно высокая температура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42