Во всяком случае, Данила уже дважды помогал Константину - и из неволи князя выручал, когда он попал [31]в полон к родному брату Глебу, и даже своего соседа, хана Юрия Кончаковича, всячески уговаривал прошлым летом не идти на Рязань.
Правда, в среднем течении Дона владычествовали другие орды, но Константин потому и решил отправиться так рано. Расчет его был прост: пока паводок не спадет, ни один степняк к раздувшимся от половодья рекам ни за что не сунется. Да и потом, после того как вода спадет, тоже не сразу пойдут, а выждут немного. Половец без коня - это не воин и даже не совсем человек, а лошадь по непролазной весенней грязи гонять глупо. Вот подсохнет малость, тогда можно будет и поближе подойти.
Так что на обратном пути такой встречи, как ни крути, не избежать. Но рязанский князь с дружинниками - это тебе не гость торговый. На такого и сами половцы лишний раз поостерегутся нападать - себе дороже выйдет. Так что и тут бояться было нечего.
Имелись, конечно, у Константина некоторые опасения относительно недобрых намерений черниговцев и новгород-северцев, чьих князей он зимой за разбой по дубам развесил. Но и тут, по здравому размышлению, лучше времени не придумать, чтобы успеть съездить, все организовать и быстренько обратно метнуться.
Сейчас-то военных действий в любом случае ожидать не приходилось. Пока паводок сойдет, пока реки в свои прежние берега вернутся да земля просохнет как следует - вот тебе и конец апреля. А тут вновь не до битв. Как можно ополчение собирать, когда все смерды в поле с утра до вечера. Сев - дело святое. Сам-то он недолог, зато перед ним столько наломаешься, что о-го-го.
С одной дружиной на Рязань идти? Глупо. Это уже не война, а так, набег какой-то. Его отбить несложно, тем более что на границе с Черниговским княжеством сторожа надежная поставлена, а в условленных местах - если что - гонцов скорых лошадки сменные ждут. Так что никак не успеть соседям шибко много напакостить.
Ну а пока все спокойно, надо народ скликать да в путь собираться. Из дружинников Константин взял только две сотни, причем с таким расчетом, чтобы четвертую часть, не меньше, оставить в тех краях навсегда. Потому и старался подобрать побольше молодых да неженатых. Их дома семья не держит, им себя показать да мир повидать охота. Самое то.
Еще сотня таких же юных холостяков была набрана из числа вчерашних ополченцев. С этими уж как получится. Останутся - хорошо, а нет, так к осени назад вернутся, но не раньше. Уж больно работы там много. Просто непочатый край.
Конечно, сами стены возводить, башни ставить, дома с амбарами и овинами для поселенцев рубить - тут народ мастеровой нужен, который топором побриться может, не говоря уж о прочем. Их чуть побольше трех десятков набралось. Должно хватить. А вот на черных работах, с той же землей, к примеру, да и лес подготовить - тут как раз ополченцы с дружинниками и помогут.
За себя князь, в затылке почесав, решил пока оставить боярина Хвоща. Не было у него в запасе почти никого из старых служак, а Вячеславу сидеть в Рязани никак нельзя. Ему, как воеводе, нынче на границе с Черниговом самое место. Конечно, Константин вроде бы все рассчитал и предусмотрел, но ведь и опаску нужно иметь на всякий непредвиденный случай. Опять же, мало ли что с ним самим произойти может. Обстоятельства разные бывают, в том числе и такие, что уж никак не предусмотреть, а после сева за теми же черниговцами глаз да глаз нужен будет.
И вскоре семь набойных [32] ладей весело взрезали своими высокими носами мутную речную гладь Прони, держа путь по направлению к ее верховьям. Кое-где в воде еще поблескивали не только не успевшие растаять льдинки, но и глыбы посолиднев. Такие осторожно отталкивали веслами, не давая сблизиться с ладьями на опасное расстояние.
В целом же река была почти чистой. Матерый лед прошел, а верховой не страшен. Больше опасений вызывали увесистые бревна, которые у неосторожного хозяина смыло в паводок, да куски плетней, унесенные с собой жадной рекой. Но если быть внимательными, так и их бояться нечего - они для ротозеев страшны, с князем же плыл народ бывалый.
Речные суда могли вместить в себя и намного больше народу, но Константин посчитал, что трех с лишним сотен должно хватить за глаза. Особенно учитывая то, что в их число входили два десятка спецназовцев воеводы Вячеслава. Их князь прихватил, учитывая все то же мудрое, хоть и не совсем определенное выражение: «Мало ли…». Как там все обернется - совершенно неизвестно, и Константин предпочитал перестраховаться.
Кроме того, благодаря невеликому числу людей на каждую ладью удалось захватить немало припаса, чтобы хватило не только на дорогу, но и на первые пару недель пребывания.
Дело в том, что Константин совершенно не помнил, как обстояли дела в устье Дона с древним Азовом. Так, витало в голове что-то смутное про первое славянское поселение, которое вроде бы возникло там после походов князя Святослава на хазар. Что с ним сталось после, как теперь его жители воспримут визит рязанского князя и его желание взять их под свою руку, а главное - славянским ли оно осталось до сих пор, или ныне чье-то иное, было совершенно не понятно.
Для того и плыли воины, которым предстояло выполнять сразу несколько задач - возможный штурм имеющихся укреплений, если все-таки дело дойдет до вооруженного столкновения, охрана и оборона захваченного города, опять же, если он имеется, ну и кропотливый тяжкий труд по возведению стен и прочих крепостных сооружений.
Да и потом бросать город на одних только прибывших переселенцев было негоже. Лихого народа в тех местах всегда хватало и помимо половцев. Те же касоги [33], например, с которыми происходили регулярные вооруженные столкновения у русских князей, правивших в Тмутаракани.
Правда, особой вражды не существовало, временами ссорились, потом мирились. Да и в дружинах княжеских касожских витязей тоже хватало. Но их бедные поселения в основном располагались на левом берегу Кубани, хотя удальцы в поисках легкой поживы могли забрести и к устью Дона.
Плыли хорошо, ходко. Получилось у Константина что-то типа маленького туристического похода. Кругом простор, а воздух такой, что дыши - не надышишься. Хотя с природой, конечно, не очень. Не только листьев на деревьях не было, но и почки лишь набухать стали.
Неприятный осадок на душе у Константина появился лишь тогда, когда их небольшой караван миновал Ранову, прошел по Хунте, минуя Ряжск, и остановился на Рясском волоке - заброшенном и позабытом всеми. Видать, изрядно сумели напакостить половцы в своем неуемном желании отнимать и грабить, коли единственный волок, соединяющий путь, издревле именуемый «из варяг в греки», равно как и тот, второй, что по Днепру, оказался в таком запустении.
А ведь некогда это была самая короткая дорожка, по которой купцы Византии и всего Средиземноморья плыли в русские княжества.
Не виднелось на нем теперь ни одной бригады артельщиков, которая подсобила бы переправить ладьи из реки в реку. Да что там бригады, когда и сами катки для спуска на воду почти сгнили, и все остальное оказалось столь же заброшенным. Но все равно к исходу второго дня все семь ладей уже закачались на Становой Рясе.
Прощай, Ока, здравствуй, Дон-батюшка!
Теперь было и вовсе легко. Даже грести особой нужды не было, все вниз да вниз по течению. Не заметили, как уже и в Воронеж-реку вошли, а та, столь же неприметно, привела к Дону.
Дальше все тоже было легко и просто. Знай плыви себе, пока не покажется на одном из берегов - на каком именно, Константин, правда, тоже не помнил - древний Азов.
Но вначале путешественники чуть не заплутали. Дон, как известно, впадает в Азовское море двумя широкими рукавами. Какой из них к Азову ведет - бог весть. Константин рискнул поставить на правый, действуя по методу тыка, и, конечно же, промахнулся. Пришлось возвращаться назад, и лишь со второй попытки на левом берегу левого рукава обнаружилось то, что искали.
Зато дальше все пошло хорошо. Поселение здесь, как выяснилось, все еще существовало, и проживал в нем преимущественно славянский народ. Это один плюс. То, что хватало пришлых, - второй. При случае, если необходимость появится, намного легче будет с соседями-кавказцами договориться.
Третий заключался в том, что у местных жителей проблем тоже хватало. Генуэзцы, осевшие и укрепившиеся в Крыму, оказались не очень-то добрыми соседями, а потому жители Азова под руку рязанского князя согласились идти не просто безропотно, а даже охотно, почти радостно, будто только об этом и мечтали всю жизнь.
Четвертый и тоже положительный нюанс заключался в том, что основные земляные работы здесь и так уже были сделаны. Имелись в поселении и валы добрые, причем не такие уж низкие - метров пять высотой, и рвы перед этими валами. Частокол, огораживающий небольшие полуземлянки, стоял не ахти какой прочный, но это уже поправимое.
– У нас, конечно, нынче со степняком замирье уже годков пять, а то и более, однако же сторожиться нужно. Чай, не дурни какие, понимаем, - степенно отвечал князю старшина поселения с самым что ни на есть подходящим к месту жительства имечком Лещ.
А уж когда Константин и угощение выставил к вечеру поближе, то тут и вовсе чуть ли не до братания дошло. Причем коренные азовцы не столько по хмельному меду соскучились, сколько по свежему душистому хлебушку - свои-то запасы давно подъедены были, еще в январе кончились.
Да вдобавок ко всему образовался еще один плюс, уж вовсе непредвиденный. У Леща, вишь, баба тяжко рожала. К тому времени, когда Константин приехал, пятый день пошел, как она мучилась. А в этих краях слушок такой ходил, что, мол, стоит князю хотя бы легонько рукой роженицы коснуться, как у нее все хорошо будет.
Откуда такое поверье пошло - Константин не вникал. Зато когда Лещ ему все это рассказал и, замявшись, попросил с ним до баньки пройтись, тут-то оторопь его и взяла. Может, в старину князья какие-то особые слова знали или, скажем, какие-то сверхъестественные способности имели, но он-то точно знал, что не суметь ему подсобить женщине.
Однако делать нечего. Ближе к вечеру, еще перед застольем, заглянул он в баньку и все сделал точно так, как просили. А буквально через несколько минут - за столом едва только одну чашу опрокинули - прибежал сияющий малец и прямо с порога Лещу выпалил:
– Батька, а матка там разродилась. Сестренка у меня ныне, да не одна, а две сразу.
Народ уважительно покосился на князя, причем половина, не меньше, решила, что он не только подсобил с родами. Как знать… Может, на самом-то деле всего одна девка должна была родиться, а не две, но о подозрениях этих дружно умолчали.
Тут-то веселье и началось. Вот только некоторые дружинники, прибывшие с Константином, вновь начали как-то опасливо на князя своего коситься и между собой перешептываться. Уже в конце застолья один из них не утерпел и, улучив удобный момент, когда никто не прислушивался, тихонько шепнул Константину:
– Слышь, княже, ты бы того… малость поостерегся, - и, видя, что тот ничего не понимает, уже прямым текстом и безо всяких намеков влепил: - Сила-то у тебя могутная, тока в ход ее пускать с оглядкой надобно. Не выказывать ее всю-то сразу, - и пояснил, хмурясь: - Не мое енто дело, конечно, тока народ здесь уж больно дикой, могут и не понять.
Константин в ответ лишь молча кивнул и устало вздохнул, не зная, что и сказать-то по такому поводу. Мол, понял он все, а за предупреждение спасибо. Сам же невесело задумался, за кого теперь его дружинники своего князя принимают. Хорошо, если за какого-нибудь ведуна доброго, а если чего похлеще?
Впрочем, много думать да гадать не пришлось. Времени на это не было. Уже на другое утро примерять пошли - где да что ставить. Весь день, почитай, ухлопали, но зато разметку сделали везде и всюду. Теперь можно и в путь собираться, но не обратный, а к главному становищу половецкой орды.
Не побывать в гостях у своего шурина было никак нельзя - обидится смертельно, да и лошадок прикупить необходимо, причем не меньше трех-четырех сотен. Половина для дружинников, им не впервой диких коней объезжать да себе под седло ставить, а еще половину - для будущих поселенцев.
Мысль о том, что ни одна живая душа может вообще не согласиться переехать из благодатных краев южной Франции в неведомую Русь, Константин старательно от себя отгонял.
Это когда-то они благодатными были, лет двадцать-тридцать назад. Но в то время и он сам даже не подумал людей оттуда на новые земли звать. Ныне же там война идет. Когда твою жену с дочкой в любой момент могут изнасиловать, когда залетные молодчики, почему-то именующие себя рыцарями, походя грабят все твое хозяйство, а если свезло и они к тебе не заглянули, то просто поля вытаптывают без жалости - тут поневоле убежишь куда глаза глядят. Крестьянин, конечно, человек по своей натуре весьма терпеливый, но если такое из года в год происходит, то тут уж ни у кого терпения не хватит.
«Хоть сколько-то, хоть десяток-другой человек, а должны приехать», - убеждал он себя. И до тех пор это твердил, пока, сам твердо не уверился в том, что да, будут люди. Должны первые ласточки прилететь, а уж за ними и прочие перелетные птички потянутся.
Перед отъездом Константин еще успел побывать на крестинах новорожденных девчонок и даже, чуя невысказанное, пусть уж очень наглое, но весьма горячее желание счастливого отца, самолично одну из них окрестил в местной ветхой и тесной церквушке, заметно покосившейся набок. Вместе со всеми посидел, не чинясь, на застолье, где ему отвели самое почетное место, отведал заветного крестильного блюда, щедро выкупив [34]свою ложку за целую гривну, да и остальных яств гнушаться не стал. Были они преимущественно рыбные, но некоторое однообразие угощения с лихвой восполнялось непревзойденным искусством местных кулинаров.
Данило Кобякович встретил Константина как самого дорогого гостя. Был он поначалу улыбчив, без конца балагурил, а вот к концу третьего дня время от времени стал хмуриться. То все ничего, а то забудется, задумается, и сразу лицо половца покрывается какой-то тенью, а на лбу четко вырисовываются тоненькие морщинки.
1 2 3 4 5 6 7 8