Тебе это понятно?
— Конечно, — тихо ответил он, поднося ее руки к губам и нежно их целуя. — Поверь мне.
Находясь один в библиотеке Воллингхерстов, Кристиан вспомнил совет, который однажды дал ему отец: самый верный путь пожалеть о том, что ты сказал, это написать свои слова на бумаге. Вот почему Кристиан никогда не изливал свое сердце в любовных посланиях. До сих пор.
Он решил, что напишет письмо Далиле, письмо достаточно страстное, чтобы у нее запылали глаза. Но только не глаза Далилы прочитают те обжигающие строки. На этот раз он будет действовать по своему плану. Послание, врученное не тому адресату, возбудит сплетни, в которых в недостойном поведении будут обвинять его одного. К черту бутылочку, он не собирается порочить репутацию Далилы такой ценой.
Единственная загвоздка в его плане состояла в том, что многолетнее отсутствие практики излагать свои чувства на бумаге, сделали для него эту задачу очень трудной. «Соберись», — приказал он себе, обнаружив, что не так просто написать хоть два слова, когда за дверью библиотеки раздаются шум, болтовня и игривый смех.
Чем больше он напрягался, тем меньше слов приходило ему в голову. Что, черт возьми, пишут друг другу любовники?
«Уважаемая Далила».
Слишком официально.
«Моя дорогая Далила».
«Моя дорогая, любимая Далила».
«Моя дорогая, любимая Далила», — прочитал он медленнее, но этих слов было явно недостаточно. Внезапно он понял, что имела в виду Далила, когда говорила, что пыталась передать на бумаге чувства к своему мужу. В отчаянии он прекратил выдумывать фразы и подумал о том, что действительно чувствует в своем сердце. К его удивлению, слова пришли сами.
Потекли.
Хлынули потоком.
Он мог бы исписать несколько страниц, но шум, означавший, что гости ринулись в обеденную залу, заставил его остановиться. Кристиан отложил перо, раздумывая, стоит ли перечитать написанное, и решил этого не делать. Он не мог тратить время, к тому же письмо должна была прочитать не Далила. Леди Диана Гановер, на которой в этот вечер было почти такое же платье, как и на Далиле, удостоится этого удовольствия.
Любая женщина умерла бы от любопытства в подобной ситуации. Кристиан полагал, что леди Гановер воспользуется первой же возможностью, чтобы украдкой прочитать письмо. Как только она это сделает, он окажется рядом, чтобы громко извиниться за ошибку. У нее останутся только воспоминания о наполненных чувствами словах и история о том, как блэкмурский дьявол написал страстное письмо леди Мун накануне ее свадьбы с самым важным человеком в Англии.
Он поспешно запечатал письмо, вышел из библиотеки и поманил парадно одетого лакея, попавшегося ему на глаза.
— Пожалуйста, передайте записку леди в лиловом платье, — сказал он, кивая в сторону леди Гановер, которая в этот момент выходила из комнаты. — И не болтайте об этом.
Лакей поклонился и сунул письмо в рукав, а Кристиан поспешил за дамой, которую ему предстояло сопроводить наверх в обеденную залу. Он еле усидел за столом, когда увидел, как в залу вошел лакей и оглядел сидящих гостей. На лице слуги все отчетливее проступала растерянность. Озадаченный Кристиан проследил за его взглядом и увидел сначала леди Гановер, затем леди Рамплеско, затем тут же леди Биллингли, Бэбсон и Диллинджер — одетых в лиловые платья.
«Подойдет любая из них, — подумал он. — Любая, кроме Далилы. Иначе весь мой план рухнет, не говоря о том унижении, которое я испытаю, если она прочитает то, что я написал».
От одной мысли об этом Кристиана бросило в жар, и он чуть ослабил ворот рубашки, пытаясь незаметно следить за лакеем. Наконец их взгляды встретились, и Кристиан скосил глаза в сторону леди Гановер. «Ей, — мысленно приказывал он, боясь сделать знак рукой. Ради Бога, передай ей записку».
Наконец остолоп в ливрее сделал выбор. Еле заметно подмигнув Кристиану, он подошел к леди Гановер, остановился, поклонился и, к безмолвному ужасу Кристиана, положил письмо на колени женщине в лиловом платье слева от нее.
Далиле.
Глава 8
«Я храню поцелуй, тот, что сорвал с твоих губ. Это печать, рана, сокровище».
Рука Далилы, сжимающая письмо, упала на колено.
Она хотела ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не спит.
Нет.
Если это сон, то ей не хотелось просыпаться, — пока не хотелось. Но слишком скоро ей придется столкнуться с реальностью. Придется отбросить все чувства, которые пробудили в ней слова Кристиана. Придется забыть Кристиана и его волшебные чары, которыми он окутал ее сердце за прошедшие несколько дней.
«Но не сейчас», — подумала Далила, снова скользя взглядом по листу бумаги, чуть смятому от прикосновения ее влажных пальцев. Она не могла расстаться с письмом с того момента, как лакей положил его ей на колени, даже когда Кристиан задержал ее в углу, чтобы объяснить свой неудавшийся план и потребовал послание назад. Особенно тогда. Искренне оно или нет, но Далила хотела примерить на себя то, что он написал в любовном письме.
«Если бы я был достаточно порядочен, то просто любви было бы достаточно. Было бы достаточно видеть тебя, прикасаться, ощущать тебя. Но я непорядочен, и мы оба знаем это».
Она улыбнулась, наслаждаясь теплой волной удовольствия, которая медленно заполняла ее. Да, он не был порядочным, во всяком случае, в обычном смысле. Он был наглый и требовательный, и, как ни странно, до безумия дорог ей.
«Я хочу любить тебя так, как мужчина может любить женщину… как надо, как не надо, напористо, бесконечно, дико, нежно. Как дьявол, как ангел, как я».
«Как я». Эти слова особенно глубоко взволновали ее. В них была уязвимость, которая проступала между строк его умного, страстного письма. Они вернули ей человека, о котором помнило ее сердце, Кристиана, которого она знала в ту весну, когда они проводили время в непринужденных разговорах, а иногда в еще более непринужденном молчании.
«Как я». Эти два слова выдавали его с головой, показывая, что письмо написано не просто ради выполнения ее поручения. «Неужели это возможно? — думала она. — Неужели эти слова, идущие от самого сердца, написаны мужчиной женщине, которую он любит? Неужели Кристиан любит меня? И не означает ли волнение, от которого захватывает дух, что я тоже люблю его?»
Далила внезапно сложила письмо.
«Нет. Это невозможно. Даже в малейшей степени. Если только… Если только Блэкмур не переменился. Если я не единственная, кто повзрослел за эти семь лет. В конце концов люди меняются. Вот как я».
Какая сладостная надежда. Горько-сладкая. Было время, когда любовь Кристиана отвечала всем ее чаяниям и наполняла ее мечты. Но то были мечты молоденькой девушки. Она уже давно не импульсивный беззаботный подросток с бурей чувств в душе. Она женщина. Женщина, которая должна сдержать свои обещания и на которую другие смотрят в надежде, что она поможет им.
А Кристиан — мужчина, которому она не рискнет доверить сердце, не говоря уже о душе.
Если только… нет, слишком поздно… Слова гонялись друг за другом у нее в голове, а в сердце сражались надежда и безнадежность.
Слишком поздно. Для них обоих. Рано или поздно Кристиану придется приступить к обязанностям, которые перешли к нему вместе с титулом графа Блэкмура, и не последняя из них — обзавестись наследником. Он будет искать себе пару по расчету. Его жена должна родить ему сыновей и остаться в сторонке, когда он будет развлекаться с половиной женского общества Англии. Она не такая.
Шум за окном заставил ее вскочить со стула. Легкий ветер зашевелил занавески, и Далила с испугом посмотрела на них. Это был один из тех моментов, когда она сожалела, что заменила всех слуг-мужчин на женщин. Женская прислуга имела свои недостатки.
Далила замерла и прислушалась, надеясь, что звуки были лишь плодом ее воображения, но быстро поняла, что ей не послышалось. Письмо выпало у нее из рук. Она бесшумно подошла к окну и встала так, чтобы ее не было видно. Звуки приближались. В отчаянии она схватила со стола пресс-папье, и в это мгновение над подоконником появилась тень.
— Далила? — прошептал знакомый голос.
— Кристиан. — Она с облегчением опустила пресс-папье. — Ты напугал меня…
Она не договорила, потому что он впрыгнул в комнату и одновременно раздался треск разламывающейся деревяшки. Затем откуда-то снизу донесся звук удара от падения и приглушенное проклятие.
Кристиан поморщился и сел на полу, энергично потирая ребра.
— Ты ушибся? — Далила наклонилась над ним.
— Нет, черт возьми. Просто я люблю эффектные появления.
— Тогда, могу тебя уверить, все получилось. Что произошло?
— Решетка сломалась. Я знал, что-нибудь…
— Сломалась? — спросила она, пока он пытался встать. Она выглянула в окно и снова повернулась к нему. — Как же ты теперь собираешься спускаться?
— Хороший вопрос.
— У меня есть еще лучше. Зачем ты залез сюда, когда на дворе уже ночь?
Он пожал плечами.
— Я находился по соседству.
— Очень смешно. Жаль, что ты не был так же ловок сегодня вечером.
— Я был бы, если бы ты вовремя вернула мне письмо, чтобы я передал его нужному адресату.
— Ненужному адресату, ты хотел сказать. Я просто пыталась помешать тебе окончательно все испортить. Похоже, у тебя к этому призвание. Кроме того, — добавила Далила, не обращая внимания на мрачный блеск в глазах Кристиана, — письмо доставили мне, и это означает, что я могу делать с ним, что пожелаю.
— Черт тебя подери, — огрызнулся он и, увидев письмо на полу, мгновенно вскочил на ноги.
Хоть он и был ловок, но Далила оказалась проворнее.
— Отдай его мне.
— Нет, — сказала она, пряча письмо за спину и медленно пятясь назад. — Я думаю, тебе нужно уйти.
— Я пришел за письмом и без него не уйду.
— Тогда приготовься к осаде.
Кристиан рассмеялся.
— К осаде? Скорее к бегству противника. А теперь сделай, как я говорю и… — Его крупная фигура вдруг замерла, потому что он загнал ее в ловушку, прижав к стене. Нетерпение в его глазах внезапно сменилось чем-то еще, гораздо более опасным…
«Таким же опасным, — с ужасом подумала Далила, — как и чувства, которые возникли во мне. Чувства сильные и незнакомые».
Кристиан не взял письма. Он уперся ладонями в стену с двух сторон от ее головы, делая бегство, если бы Далила и захотела, невозможным. К своему стыду, она осознала, что и не хочет этого. Она желала совершенно другого.
— Ты читала письмо? — глухо спросил Кристиан, и от его голоса дрожь пробежала у Далилы по спине.
— Каждое слово. Ты именно это и хотел мне сказать?
— Каждое слово.
Далила вдруг почувствовала себя счастливой. Она ощущала на лице его теплое дыхание, от которого жаркие волны нервной энергии захлестнули ее. «Безумие, — говорила она себе. — Безумие немыслимое и невозможное». Но она не могла перестать думать о нем, о том, что это не только возможно, а реально существует. У нее перехватило дыхание, и она провела языком по пересохшим губам.
Кристиан застонал и наклонил голову.
— Мы не можем, — прошептала она.
— Можем.
И они смогли.
Для Далилы это во многом было в первый раз. Впервые она стояла при свете свечей, позволяя мужчине снимать с нее одежду… всю одежду.
Впервые мужчина щедро дарил ей прикосновения и поцелуи в чувствительные укромные места ее тела, которые до сих пор были неизвестны даже ей самой. Нежная кожа под грудью, внутренняя сторона бедер, ложбинка ягодиц — все узнало силу прикосновений Кристиана.
Впервые мужчина разговаривал с ней в постели — она внимала словам желания, словам любви, голода, страсти, безумным словам, от которых у нее неистово колотилось сердце. Звук его голоса, до боли знакомый, но с новой грубой силой, погружал ее в странное состояние.
Это Кристиан… целует ее, гладит, сжимает в объятиях, накрывает своим возбужденным телом.
Кристиан… говорит ей, что она прекрасна, прекрасна донельзя и так нежна и горяча, что он не может ждать. «Не могу ждать», — бормотал он, касаясь губами ее шеи, затем груди. Он повторял это снова и снова, сдерживая свое желание и ожидая, когда разгорится ее страсть навстречу его.
Кристиан… единственный мужчина, которого она когда-либо любила, любил ее… обвивал своим телом среди скомканных простыней… заставлял плакать от нескрываемого удовольствия в безумии наивысшего возбуждений, и, наконец, своего собственного.
— О Боже, — прошептала Далила, все еще тяжело дыша, когда Кристиан лег на бок рядом с ней. Это было самое красноречивое высказывание, на которое она была способна в такой момент.
— Я чувствую то же самое, — ответил он.
Их взгляды встретились и тут же разбежались. Они одновременно перевернулись на спину.
Кристиан смотрел в потолок и гадал, о чем она сейчас думает. Может быть, о том же, о чем и он? О том, что случившееся сейчас между ними было невозможно… невероятно… неизбежно. Судьба. Он не часто произносил это слово, но будь он проклят, если эти звуки вдруг не стали ему приятны.
«О чем он думает? — гадала Далила. — Если он сейчас, конечно, способен думать». А она определенно испытывала трудности, пытаясь собраться с мыслями. Каждая фраза, каждое слово, казалось, обращались к Кристиану. И даже когда его тело уже не прижимало ее к кровати, он все еще наполнял ее. Она чувствовала себя ошеломленной, возрожденной. Перепуганной.
«Я мог встать и спросить ее, о чем она думает. Но Далила всегда быстро находила, что сказать, слишком быстро. Она могла запросто перевернуть вопрос и спросить меня, и что тогда мне делать? Что говорить?» Нет, он не будет ее спрашивать, так лучше.
Она ждала, чтобы он сказал что-нибудь. Что угодно. Нет, не что угодно. То, что нужно. То, что она больше всего хотела услышать. То, что эта ночь для него так же прекрасна, как и для нее. И что если она отдаст ему свое сердце, как сейчас отдала ему свое тело, он обойдется с ним с такой же нежностью. «Скажи что-нибудь», — мысленно молила она.
Кристиан скосил на нее взгляд, загипнотизированный ее профилем в свете свечей.
— Я никогда…
— И я, — тихо сказала она.
— То есть не часто, по крайней мере…
— И я имела в виду то же самое.
— Конечно.
— Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10