Соседка с козой перестала кричать. Тяжело дышала и пошатывалась. Коза двигалась костлявым задом вперед, пытаясь вытащить рогатую голову из ошейника.
— Поздно кричать, — обратился Тассилон к соседке. — Кто она? Ты ее знала?
Она молчала так долго, что Тассилон уже решил было, что не ответит. Но она в конце концов вымолвила:
— Да. Дочка соседская. Как ее матери сказать…
И крупные, как горох, слезы покатились по усталому немолодому лицу женщины.
— Ее убили совсем недавно. Часа за два до рассвета, — сказал Тассилон. — Позовите кого-нибудь из мужчин. Надо бы посмотреть, нет ли следов… Может быть, сумеем отыскать убийцу.
Он был не вполне уверен в том, что женщина его понимает, и слегка встряхнул ее за плечо. Она словно бы очнулась от сна и быстро побежала в сторону дома.
Спустя недолгое время возле оврага уже было полно народу. Мужчины переговаривались вполголоса. Кто-то, кто считал себя поумнее других, высматривал в траве следы и приметы. Женщины перешептывались и тихонько всхлипывали. В конце концов несчастную покойницу унесли, бережно переложив на носилки, сделанные из веток. В доме стали готовиться к погребению.
Кузнеца Ара вся эта, как он выразился, «возня» совершенно не занимала. Он пил свою любимую рисовую водку, которую некоторые местные умельцы в Феризе делали чрезвычайно хорошо.
Около полудня к нему заглянул заказчик и спросил, готов ли серп, оплаченный еще неделю назад. Ар отвечал, что серп готов и его вполне можно забрать.
— Слыхал? — спросил заказчик.
— О чем?
— Убита девушка. Полгорода только об этом и говорит. Священный Совет издал постановление, где сказано, будто бы все это дело рук скрытых колдунов. Мол, обряд у них там какой-то или ритуал для обретения силы… Я почти ничего не понял.
— Я тоже, — заметил Ар.
— Девчонку жалко.
— Скажи мне, — Ар отставил в сторону миниатюрную чашечку, где заманчиво поблескивал прозрачный напиток с тонким, едва уловимым запахом, — почему никто не задается вопросом: для чего бедная девчонка пошла куда-то ночью? Зачем она отправилась к оврагу в такой неурочный час?
— На свидание с молодцем? — догадался собеседник кузнеца.
— Я этого не говорил. — Ар взял в руки чашечку и задумчиво ее понюхал.
— Убийца — кто-то из нас, — горячо сказал горожанин и взмахнул серпом. — И мы даже не подозреваем, кто это!
Кузнец пожал плечами. Разговор зашел в тупик, и словоохотливый покупатель довольно быстро покинул кузницу.
В этот день заходило очень много народу. Всем хотелось почесать языками. Некоторые вспоминали покойницу — какая она была милая да хорошая, но большинству приятно щекотали нервы подробности страшного преступления. Упоминались лужи крови, сизые вены на горле.
К ночи произошло еще одно преступление: тело девушки бесследно пропало.
Каким образом его удалось выкрасть из дома, никто так и не понял. Старшая сестра покойной уверяла, что лишь на миг покинула дом, а когда вернулась с пучком зелени из огорода — в доме готовились к щедрому поминальному пиру, — тела уже не было.
— Не ушла же она ногами! — рассуждали досужие кумушки.
— Ее кто-то унес — но для чего?
Безутешная мать громко выла где-то в глубине дома, убиваясь по дочери. Отец убитой девушки безмолвствовал. Мужчины из числа соседей всю ночь бродили вокруг оврага с факелами, что-то высматривая и выслеживая.
И на рассвете — нашли! Прямо в бурой от крови траве, на месте преступления, лежал широкий медный браслет. Как не увидели его в первый раз? Здесь могло быть только одно объяснение: всех настолько потряс вид жертвы, что горе словно бы отвело глаза смотрящим. Такое случается. Да, случается. Многие тотчас припомнили десятки подобных случаев. Демоны только и ждут, чтобы одурачить людей. А уж там, где рассталась с молодой жизнью юная невинная девушка, этих самых демонов кишмя кишит. Они летят на злодейство, как мухи на мед.
Не об этом ли и святейший Фонэн, глава Священного Совета, сегодня говорил? Не об этом ли он предупреждал? И кажется, называл наиболее возможных преступников. Как там было сказано…
Нашелся умник, припомнил: «лица, чья профессиональная деятельность располагает к использованию скрытых магических чар». Или как-то в таком же роде. Предупреждал! Хоть Фонэн и жесток, хоть и сделался он пугалом не только для детей, но и для взрослых, но в чем ему нельзя отказать, так это в мудрости. О, нет! Фонэн отнюдь не глуп! И уж в чем-чем, а в злодействе и магии он действительно смыслит.
— А кто эти… «лица, чья профессиональная… располагает к колдовству»? — задал вполне уместный вопрос один из соседей погибшей девушки.
Стали перебирать в памяти и вдруг сообразили: те, кто ближе всего к духам! Ткачи, кузнецы, певцы… кого-то он еще называл, всего не упомнишь…
— Кузнец! — закричала мать девушки. — Кузнец! А ведь он поблизости живет! И единственный, кто не пришел посмотреть!
И ведь правду она сказала. Не пришел Ар поглазеть на тело убитой. Вообще никакой заинтересованности происшествием не выказал. Как будто и не касалось оно его вовсе. А почему? Поначалу-то сглупу думали, будто Ар поступает так по общей странности своего характера, однако теперь, когда и подозрение на него пало, и медный браслет обнаружен (похожий браслет был у кузнеца!) — совершенно по-иному повернулась эта странность. Не пошел смотреть — да потому что слишком хорошо знал, какую картину увидит. Боялся, небось, что покойница встанет, откроет глаза и обличит его, указав пальцем на своего убийцу. А такие случаи, чтобы покойники открывали близким, кто их убил, бывают куда чаще, чем принято думать.
— Кузнец!
Припомнились и другие его странности. Например, редко участвовал Ар в общих праздниках, избегал ходить на свадьбы и похороны к соседям, друзей не имел… зато имел долги. Словом, набралось немало,
Однако пока что хватать кузнеца и творить над ним суд избегали. Побаивались. Для начала написали на него донос Фонэну. И стали ждать — что будет.

* * *
В Вороньем Замке царил вечный полумрак. Даже в верхних покоях, где имелись довольно широкие окна. Словно темная дымчатая кисея заволакивала здесь самый воздух, окрашивая всю картину в сумеречные тона.
Глава Священного Совета Фонэн стоял у окна. Его тонкий изломанный силуэт хорошо вырисовывался на фоне светлого неба, но в саму комнату свет почти ни проникал. Кузнец Ар, недавно арестованный по подозрению в ритуальном убийстве, стоял у стены, прикованный цепью, и ждал.
Фонэн резко повернулся к арестованному.
— Тебя уже пытали? — отрывисто спросил он.
— Нет, но меня били, — хмуро ответил кузнец.
— Орудия пытки показывали?
— Да.
— Понравилось?
— Нет. Я сделал бы лучше. Изобретательнее. У вашего коваля, кем бы он ни был, мало фантазии. Изюминки в его работе нет, вот что, — дерзко заявил кузнец.
— Вот как? — протянул Фонэн. — А ты знаешь ли, кузнец… как там тебя… — Он заглянул в бумагу, которую держал в рукаве, чтобы свериться с именем. — Ар. Да, так вот, Ар, мой любезный, известно ли тебе, что всякая «изюминка», как ты говоришь, в любом ремесле — от нечистых духов, от грязных демонов, которым только того и надо, чтобы люди соперничали, тосковали, стремясь к чему-то лучшему — неведомому и недостижимому? Любой певец, умеющий исторгать у слушателей слезы, наверняка делает это не без помощи злых чар! Потому что не дано простому человеку, не пользующемуся магией, овладевать душой другого человека настолько, чтобы заставить того плакать.
— Да? — переспросил Ар, не то понимающе, не то издевательски. И поскребся спиной о стену — зачесалось. Цепь при этом неприятно брякнула.
— Именно! — горячо подтвердил Фонэн. — Я неоднократно, на личном опыте, убеждался в том, что исторгнуть слезы у другого можно лишь одним способом: физическим насилием. И никак иначе! А мне уже доносили, доносили, друг мой Ар, что тебе доводилось создавать кованые предметы, кои совершенством своих форм умели исторгать слезы у смотревших.
— Да? — в третий раз молвил Ар,
— Вот здесь, — Фонэн тряхнул доносом, — имена людей, которые припоминают подобные случаи.
Кузнец дернулся, цепь шевельнулась.
— Можно взглянуть — кому это я не угодил?
— Нет. Имена доносчиков — тайна.
— Да ладно, я и так знаю. Соседи и завистники. И еще, небось, этот толстый из мясной лавки, которому я задолжал.
— Тебя обвиняют в вещах куда более серьезных, нежели долг мяснику. Тебя обвиняют в убийстве! — Фонэн приблизился к заключенному и пристально посмотрел в его яростные черные глаза своими горящими запавшими глазками. — В убийстве с грязными магическими целями!
— Ну и что? — Кузнец Ар выглядел как будто совершенно равнодушным. Он всем своим видом показывал: «Меня тебе этими штучками не пронять». — Мало ли в чем можно обвинить неповинного человека!
— Ты отрицаешь?
— Разумеется.
— Ты не убивал ее?
— Нет, не убивал. У меня есть куда более интересный и выгодный способ проводить время, нежели резать девиц по оврагам.
— И тело не ты выкрал?
— Говорю тебе, нет! Я такими делами не занимаюсь! Я кузнец, а не мясник. Кстати, а почему мясника не арестовали? Я сам видел, как в его лавке плакал один нищий. Смотрел на порубленную говядину и плакал… Чем не искусство магии?
— Ты мне зубы не заговаривай. Просидишь здесь на цепи с недельку, а потом, если будешь по-прежнему все отрицать, подвергнешься допросу с пристрастием.
— С каким еще пристрастием?
— Ты дурак или притворяешься? Я велю пытать тебя! Пытать, пока ты не заговоришь! Пока не расскажешь мне все!
— Да я хоть сейчас готов рассказать тебе все, только это «все», как я погляжу, совершенно не то «все», которое ты жаждешь от меня услышать.
Фонэн отпрянул. Несколько мгновений он вглядывался в лицо заключенного, а затем повернулся и вышел, широко шагая в своем развевающемся плаще. Кузнец Ар остался один.
Теперь он вовсе не был таким неустрашимым и уверенным в собственной правоте. Теперь ему стало страшно. Потому что доказать свою невиновность он не мог. А это означало только одно: ему предстояло выдержать страшные пытки, которыми снискал себе недобрую славу Вороний Замок.

* * *
Тассилон ни мгновения не верил тому, что кузнец мог быть замешан в этом преступлении. Кровопийца Ар, при всех его странностях, был, по твердому убеждению его подмастерья, человеком хорошим, и отдавать его на расправу Тассилон не собирался. Пока еще оставалась надежда, пока кузнец не был публично казнен как колдун и убийца, следовало действовать. И как можно быстрее.
Правда, Тассилон понятия не имел, с какого конца хватать за хвост верткого дракона, как сказали бы кхитайцы по поводу этого запутанного дела.
Для начала он осмотрелся в овраге. Странно, что браслет заметили только спустя некоторое время. Демоны глаза отвели? Так ли? Не подложил ли браслет настоящий убийца? И как ловко придумано! Не потребовалось даже выкрадывать какую-либо вещь, принадлежащую кузнецу (а сделать это, кстати говоря, было почти невозможно — Ар редко покидал свой дом, был всегда начеку, поскольку знал, что пользуется дурной славой и ждал от сограждан одних только пакостей). Убийца рассчитал верно: достаточно оказалось лишь намекнуть на кузнеца… и все сразу решили — да, негодяй обнаружен! А в городе, где свирепствует Священный Совет, достаточно просто написать донос.
Браслет-то бдительные сограждане заметили. А вот след большой ступни, отпечатавшийся на противоположной стороне оврага, — нет. И судя по этому следу, некто — значительно крупнее Ара и выше его ростом — некто тяжелый и сильный — поспешно уходил из оврага. Сорвался, соскользнул по сырой глине, снова ступил — и выбрался.
Оставалось главное: каким образом этот неведомый злодей сумел выкрасть тело девушки из дома? И кто заходил в этот дом, погруженный в глубокую скорбь? Как он ухитрился вынести тело?
Над этой загадкой Тассилон долго ломал себе голову. Он бродил по улицам Феризы, он сидел в маленьких грязных харчевнях на окраине и беспощадно пропивал скудные гроши, заработанные в кузнице, спуская их на дрянное пойло. Иногда ему казалось, что стоит лишь напиться до полного бесчувствия или заснуть, погрузиться в тяжелый, бессмысленный сон, — и разгадка явится сама собою, отвратительная и примитивная, как освежеванная туша.
Он снова и снова перебирал в мыслях все, что ему удалось разузнать. Все? Почти ничего! Скудость фактов сводила его с ума. Но он, в конце концов, не вершитель правосудия, он всего лишь человек с большим жизненным опытом. Последняя мысль неизменно вызывала у Тассилона кривую ухмылку.
Харчевня, где он себя обнаружил, очнувшись от забытья, представляла собою грязнейшее заведение. Всю мебель составляли низенький столик и десяток очень засаленных и чрезвычайно рваных циновок, и там, несомненно, кишели насекомые. На циновках сидели и лежали люди самой отталкивающей наружности. Какие только рожи не попадались навстречу ошеломленному взгляду! И косоглазые, и с перебитыми носами, и исполосованные шрамами, и заросшие бородой до самых глаз. Мелькнуло одно миловидное личико юноши, обрамленное тонкими косами, но и оно производило отвратительное впечатление, поскольку юнец был очень пьян и, несомненно, порочен — это было заметно по складке его пухлых, искусанных губ.
Тассилон затряс головой, как пес, у которого в ухе застрял клещ. Кругом лениво переговаривались. Кое-кто втягивал в себя ядовитый дым, от которого глаза мутнели, а тело переставало слушаться рассудка, пока таковой еще теплился. Тассилон протянул руку и безошибочно обрел свой стакан. Там плескалось мутное беловатое пойло, безвкусное, но крепкое, как удар лошадиного копыта.
Так. Попробуем еще раз. В голове почему-то назойливо вертелся указ Фонэна. Обращать особенное внимание на лиц, чья профессия… Да, там были названы «подозрительные профессии». Люди, которые могут по роду своей деятельности общаться с демонами. Люди, которые вероятнее всего обращаются к различным духам в силу своего профессионального… э-э… Кто там был перечислен?
Пойло — гадостное. Лучше прикрыть глаза и не смотреть, каково оно на вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38