– Есть в этом нечто легендарное, ибо нет документов. Легендарное, но отнюдь не фантазерское. Если проанализировать весь путь художника, то невольно приходится констатировать, что нечто произошло после «Ночного дозора». Неспроста же родилась легенда. Она имеет под собой основу, подобно тому, как Троя была легендарной, пока ее не раскопал Шлиман.
Из разговоров с писателем Диком Валда у скульптуры. Рембрандт изображен рисующим пейзаж. Берег реки Амстел.Амстердам. Апрель, 1984 год.
– Вот сюда часто приходил художник, гуляя с больной Саскией, и рисовал пейзажи Амстердама. Посмотрите на ту мельницу. Ее реставрировали, в ней сейчас ресторан. Узнаете ее по гравюрам Рембрандта? А даль реки? Взгляните на тот берег. Что он напоминает? Десятки гравюр и рисунков Рембрандта.
– Скажите откровенно, нравится вам эта скульптура?
– Я, признаться, не задумывался…
– Она, конечно, огромна, в ней много камня и цемента. Много тонн. А где огонь?
– Какой огонь?
– Который пылал у него в груди.
– Сюда ездят туристы со всех стран. Вроде бы им нравится. Впрочем, есть в этой глыбе что-то ремесленное.
– А памятник на площади Рембрандта?
– Дайте подумать… Это тот, который во весь рост?
– Да, он стоит один.
– Что-нибудь смущает вас?
– Не кажется ли вам, что памятник мог бы изображать любого чиновника ратуши той эпохи? Даже не бургомистра, господин Валда, но рядового чиновника.
– Вам так кажется?
– Только так.
– Свежее впечатление, свежий глаз… С этим надо считаться.
– Но это – между прочим. Главное – есть дом Рембранда, есть площадь Рембрандта, есть прекрасный кинотеатр имени Рембрандта, есть, наконец, Рейксмузеум с «Ночным дозором» и «Синдиками» Рембрандта…
– Корнелия, скажи Ребекке, чтобы пожарче затопила камин. Проклятый октябрь! В этом году он какой-то особенный. Колючий. Обжигающий. Не так ли, Корнелия?
Корнелия с грустью смотрит на отца.
– Ты чем-то удручена, Корнелия?
– Нет, меня тоже донимает эта осень.
Она, конечно, солгала. Октябрь как октябрь, месяц осенний, ветер, дождь, прохлада и сырость. Обычное дело. Очень плохо, когда к осени прибавляется и старость. Уж очень постарел отец. Дело не в том, что лицо покрылось глубокими морщинами. Подбородок стал обвисать, щеки обмякли.
Ребекка тоже должна почувствовать этот пронизывающий холод и вовремя затопить камин. Что за сырость?
– Корнелия, а как на дворе?
– Противно.
– Так почему же медлит Ребекка?
Корнелия, которой только недавно исполнилось пятнадцать, вышла в коридор.
– Чего он? – спросила Ребекка.
– Ему холодно. Приказывает затопить.
– Холодно? Разве холодно?
– Мне – нет, – сказала Корнелия, – но холодно отцу.
– Может, дать ему горячий отвар из трав?
– Отвар само собой, Ребекка. Но камин затопить надо.
– А как насчет доктора? Может, сходить мне к господину Тюлпу?
– Не знаю, Ребекка, не знаю… Давай сначала затопим.
Когда запылало пламя в камине, художник подсел поближе. Чуть не влез в него.
– Ты обгоришь, отец.
– Я? – Рембрандт смеется и уголками глаз видит свое лицо на стене. – Корнелия, похож?
Корнелия сравнивает того, который на стене, с тем, который у камина.
– Ты выглядишь значительно моложе, – солгала Корнелия.
«Вылитая мать, – думает про себя Рембрандт. – Но ростом будет повыше и постройнее. Это и понятно – росла в холе, не то что несчастная Хендрикье. И бедного Титуса немного напоминает».
Корнелия шепчется на кухне с Ребеккой Виллемс:
– Ему плохо, Ребекка.
– Схожу-ка к доктору. Он посерел, и голос стал сиплым. Я дам ему отвара. – И понесла к хозяину небольшую миску.
– Что это? – поморщился Рембрандт.
– Отвар. Вам будет легче.
– Легче умереть, что ли? Скапутиться легче, что ли?
– Какие слова говорите, ваша милость? Да поглядите на себя – о смерти ли думать?
– Ребекка, где Корнелия?
– На кухне.
– Приблизьтесь ко мне. Поближе. Еще ближе… Чтобы она не слышала.
– Здесь никого нет.
– Ребекка, я, наверно, помираю.
Служанка махнула рукой.
– Послушайте меня, Ребекка. Вокруг – никого. Я один. И Корнелия с вами. В этой церкви орган. Понимаете? Орган. Я хочу, чтобы туда перенесли прах Саскии. Пусть она будет недалеко от Титуса. И от Хендрикье тоже. Слышите, Ребекка Виллемс?
– Я слышу, ваша милость. Но к чему все эти досужие речи? Вы будете еще долго, долго жить.
Рембрандт вытянул руки. Их чуть не касалось пламя. А они были холодные.
– Нынче просто морозно, Ребекка.
– Да, ваша милость…
Он поморщился и еще ближе подвинулся к огню.
– Горит! – крикнула Ребекка.
Это задымился рукав старого, засаленного халата. С трудом погасила Ребекка запылавший рукав.
Вбежала Корнелия.
– Что такое? – И застыла. Ей все стало ясно: отец улыбался кривой улыбкой юродивого.
– Отец, тебе надо лечь.
– Нет, – заупрямился старик. – Нет. Дайте мне лучше немного вина. Знаете, какого? Красного.
Ребекка переглянулась с Корнелией.
– А что, ваша милость, ежели за доктором схожу?
– Это почему же?
– Просто так…
– Нет. Мне теперь лучше. Это проклятая осень.
Старичок на стене похихикивал. Его плечи противно подрагивали. Глаза превратились в щелочки.
– Итак, господин ван Рейн, – голос у старика скрипучий, – пора подводить итоги. Или, может, рановато еще? Скажи спасибо богу, что еще дышишь. Это после Титуса. Другой бы на твоем месте непременно умер…
– Скапутился?
– Вот именно. Самое подходящее слово.
– А ты уверен, что я живу?
– Уверен. Пока уверен… Послушай, ты хорошо должен знать Библию. Ты столько написал сюжетов из нее! Тогда вспомни Книгу Иисуса, сына Сирахова. Вспомни, вспомни… В ней есть такое место: «И когда все твое дело исполнишь…» Понимаешь? Когда исполнишь…
– Вспомнил. Что же дальше? Намекаешь? На что?
– Я спрашиваю: все ли свое дело исполнил? Только честно. Без скромности. Но и без излишнего преувеличения.
– О каком деле спрашиваешь, противный старичок?
– О твоем. О деле своей жизни.
Рембрандт пытается пробежать вспять от Амстердама до Лейдена и снова от Лейдена, от мельницы, до Амстердама. Потом обводит глазами стены. Картины, картины, картины…
– Так что же, господин ван Рейн, исполнил свое дело?
– Да! – твердо проговорил художник.
Вот тут старичок посерьезнел и сказал загробным голосом:
– «…тогда займи твое место».
– Где оно? Там? – Рембрандт глазами показал наверх,
Михаил Алпатов, известный искусствовед, писал:
«При жизни Рембрандта не признавали. В наши дни в Голландии каждый школьник знает и чтит своего великого соотечественника. Это очень отрадное явление».
Из разговора в Национальном музее. Стокгольм. Март, 1970 год.
– Стал ли с годами хуже писать Рембрандт? Иногда можно услышать споры на эту тему. Но вот факты: вспомните, когда были написаны «Синдики» и эта вот картина – «Заговор Клавдия Цивилиса»? Обе картины создавались после того, как возраст художника перевалил за шестьдесят. Обе картины мы причисляем к шедеврам. Обратите внимание на размеры «Цивилиса»: почти два на три метра. А была гораздо больше, примерно шесть метров на шесть. Предназначалась она для Амстердамской ратуши. Когда отцы города отказались от картины, художник вырезал этот холст, а на остальных кусках написал новые картины. Представляете себе картину размером шесть на шесть? Это сколько же надо иметь силы и фантазии! Рембрандт посвятил картину сцене борьбы древних батавов – предков нидерландцев. Батавы дают клятву своему предводителю Клавдию Цивилису не щадить своих сил в битве с римскими поработителями. Картина имеет еще одно название: «Заговор батавов». А в каталоге музея читаем: «Клятва батавов в верности Клавдию Цивилису». Сло?ва «Юлиусу», которое в некоторых книгах присовокупляется к имени Клавдий Цивилис, здесь нет…
Рано утром Ребекка Виллемс бросилась к Корнелии:
– Девочка моя!.. Девочка моя!..
Спросонья Корнелия ничего не понимает. Но, увидев заплаканные глаза Ребекки, отшатнулась от нее:
– Он… умер?
А прощание состоялось утром восьмого октября 1669 года.
В беспокойный осенний день художника повезли к Западной церкви, в которой орган. Положили в землю у колонны. Городские власти великого города Амстердама выдали на погребение некоего Рембрандта двадцать гульденов.
Плакали Корнелия и Ребекка. А больше было и некому…
А еще позже, много позже, – может, лет через десять, когда ремонтировали Западную церковь, – прах Рембрандта перенесли на какое-то кладбище. Захоронили в какой-то могиле. Уж никто не помнил его имени…
«И когда все твое дело исполнишь, тогда займи твое место».
Амстердам – Москва – Агудзера
1983 – 1984

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21