Так что готовность к диалогу воодушевленная Шеррон Уоткинс «прочитала между строк» (по выражению ее адвоката Хилдера).
22 августа состоялась очная встреча Шеррон Уоткинс с Кеннетом Леем. Однако за два дня до этого виджилантизм принципиальной сотрудницы подсказал ей еще один замечательный ход: она переговорила по телефону с одним из своих бывших коллег по совместной работе в аудиторской фирме Артур Андерсен и выложила все как на духу о своих сомнениях по поводу бухгалтерских махинаций в Энроне. Иными словами, Шеррон Уоткинс свистнула в свисток. Если угодно – проявила гражданскую сознательность. Или иначе – настучала на свою компанию.
В Андерсене забили тревогу. Еще бы! Ведь одобряющая виза аудиторов стояла на всех мало-мальски значительных договорах Энрона. На следующий день, 21 августа, в хьюстонском офисе Андерсена было созвано экстренное совещание, на котором обсуждался демарш Шеррон Уоткинс. На совещании присутствовал и Дэвид Данкан, старший аудитор, курирующий Энрон . Именно это событие, как только оно стало обнаружено в ходе расследования Конгресса, позволило Кену Джонсону, пресс-секретарю Комитета по Энергетике и Торговле, утверждать:»Теперь нам совершенно очевидно, что ключевые фигуры в Андерсене, как, впрочем, и в Энроне, знали о надвигающихся проблемах за месяцы до того, как компания развалилась».
Еще через день, 22 августа Шеррон была удостоена часовой аудиенции у патриарха Лея. На встречу она принесла шесть страничек, на которых перечисляла проблемные сделки, а также предлагала план действий. Мы еще вернемся к полному тексту меморандума Уоткинс, когда будем исследовать отношения Энрона с Раптором, Кондором и LJM – информация об этих целевых компаниях как раз и попала в руки Шеррон, заставив ударить в набат (или засвистеть в свисток). Сейчас же нас интересует лишь один нюанс: конструктивные предложения о выходе из создавшейся ситуации. В частности, в качестве первого шага Уоткинс предложила нанять юридическую контору для проведения расследования по сделкам с Кондором и Раптором, причем делала оговорку, что ни в коем случае нельзя поручать это расследование хьюстонской фирме Vinson & Elkins, поскольку та непосредственно участвовала в целом ряде сделок с этими SPE. А вот теперь, читатель, попробуй догадаться, кому поручил Кеннет Лей провести анализ транзакций с целевыми компаниями? Все-таки мой труд не прошел даром: правильно – Vinson & Elkins! Юристы переговорили с Энди Фастовым и Дэвидом Данканом и пришли к заключению, что сделки с Раптором и Кондором безупречны с юридической точки зрения. Правда, сделали оговорку, что на фоне падения рынка существует «серьезный риск негативной огласки и возможных судебных разбирательств». Всего ничего – эдакий пустячок! Ясное дело, что Vinson & Elkins в первую голову тревожил именно юридический, вернее – уголовный аспект транзакций. Не менее ясно, что такового и быть не могло: все-таки курировала Энрон фирма Артур Андерсен – одна из «Большой аудиторской шестерки». Однако, жизнь оказалась хитрее: в течение следующих двух месяцев именно «негативная огласка» стерла Энрон в буквальном смысле в порошок.
Символично, что заключение Vinson & Elkins было сделано 15 октября, ровно за день до того, как Энрон опубликовал свой убийственный квартальный отчет с миллиардным убытком и более чем миллиардным сокращением акционерного капитала.
Уоткинс вышла из кабинета Лея преисполненная надежд и энтузиазма. По словам адвоката Хилдера «после встречи она была уверена, что Лей возьмет дело под свой контроль». Была также достигнута договоренность, что Уоткинс не будет выносить сор из избы. Вот как сама Шеррон описывает беседу : «Лей спросил меня, сообщала ли я кому-то о том, что знаю? Передавала информацию в SEC или прессу? Я ответила «нет, я никому не говорила» . Тогда он сказал: «Не могли бы вы дать нам время на то, чтобы провести расследование?». Я ответила: «Ну разумеется!».
Надо отдать должное Шеррон – она сдержала слово. Кстати, именно эту лояльность и поставили ей в упрек во время расследования Конгресса: мол, Уоткинс, будучи сертифицированным общественным аудитором, обязана была незамедлительно настучать об известных ей злоупотреблениях Энрона не какой-то частной аудиторской конторе, а сразу в три солидных организации: Регуляционную комиссию штата, профессиональный союз и SEC! Вот тогда бы ее поступок и стал полноценным актом виджиланти. А так – ни то, ни се.
А чем же занимался все это время Кеннет Лей? Думаю, читатель оценит одну пикантную шалость: буквально накануне встречи с Шеррон Уоткинс (20 и 21 августа) патриарх Энрона в экстренном порядке обменивал имеющиеся у него на руках опционы компании! Всего он реализовал право на 93620 акций по опционам стоимостью 2 миллиона долларов! Цена же приобретенных акций по текущая котировке составляла 3.5 миллиона долларов.
Первое, что приходит в голову неподготовленному читателю, указать пальцем на «дедушку Лея» и закричать не своим голосом: «Ату его!». Развивая это направление, можно предположить, что Лей и в самом деле до меморандума Шеррон Уоткинс не догадывался, какую свинью подложил ему Андрюша Фастов.
Подготовленный же читатель возразит: во-первых, о существовании меморандума Шеррон в тот момент знало не более двух-трех человек, поэтому у Кеннета Лея не было ни малейшего основания торопиться: на самом фондовом рынке никто ни о чем не догадывался. Во-вторых, Лей не продал опционы, а только представил их к исполнению, то есть обменял на акции. А это в корне меняет дело. Правда, возникает другой вопрос: зачем Лею в срочном порядке понадобились лишние сто тысяч акций Энрона? В случайное совпадение, как вы понимаете, верится с трудом.
Дело совсем запутывается, когда мы узнаем, что Лей не сделал официального заявления в Комиссию по ценным бумагам (SEC) о произведенной транзакции, как то полагается по закону всякому инсайдеру и крупному акционеру. Такую ошибку патриарх Энрона никогда бы не совершил. Значит тут что-то не так.
По правилам SEC сотрудники обязаны сообщать обо всех производимых операциях с ценными бумагами компании, в которой они служат, не позднее 10 числа следующего месяца. Есть ли исключения? Есть: если акции возвращаются обратно в компанию в счет погашения ранее взятой ссуды, о сделке можно сообщить аж в течение 45 дней после окончания финансового года. Для Энрона эта дата наступала 14 февраля 2002 года.
В течение полугода тайна телодвижений, произведенных Кеннетем Леем 20 и 21 августа, оставалась нераскрытой. И лишь в середине января один из адвокатов Энрона подтвердил, скрепя сердце: да, акции пошли на погашение займа, которое Лей ранее делал у Энрона. Выходит, Лей спешил, пока акции Энрона были в цене.
К чему же мы пришли? Как ни парадоксально – к тому, что сгоряча заподозрил наш гипотетический «неподготовленный читатель»: Кеннет Лей и в самом деле запаниковал, а подоплеку схемотворчества Энди Фастова он обнаружил именно после прочтения меморандума Шеррон Уоткинс!
Глава 9. Джедаи и Чуко
В предыдущей главе я рассказывал о Шеррон Уоткинс – сотруднице Энрона, женщине с высоким уровнем гражданского сознания, настоящей «виджиланти», которая подложила часовой механизм под брюхо любимого Левиафана и Левиафан подорвался. По словам адвоката Филипа Хилдера Шеррон очень нервничала и волновалась прежде, чем решиться на такой шаг, но «чувство долга заставило ее написать донесение» .
Когда Энди Фастов узнал о поступке Шеррон Уоткинс, он пришел в ярость. «Он потребовал немедленно меня уволить и отобрать компьютер», – жаловалась Шеррон на слушаниях подкомиссии Конгресса. В этот момент в зале раздался дружный смех, который Шеррон интерпретировала по-своему, добавив: «Компьютер и в самом деле потом пришлось отдать, однако я успела перекачать все ценные файлы на свой ноутбук».
Через два месяца после гражданского подвига Шеррон Уоткинс с Энроном случился апоплексический удар. Началось расследование Комитета Конгресса по энергетике и торговле, куда Энрон передал 40 коробок с архивными документами. Именно в них и нашли меморандум Уоткинс, который она отправила Кеннету Лею. Так Шеррон стала знаменитой «свистуньей» и «виджиланти». И если раньше ее не очень-то жаловали сотрудники из-за прямолинейного и напористого характера, то теперь все изменилось. Рассказывает Хилдер: «Как только стало известно о меморандуме, коллеги стали относиться к Шеррон просто замечательно, буквально заваливали электронными письмами и просто телефонными звонками, в которых выражали поддержку. Никто из сослуживцев или соседей не высказался неодобрительно. Более того, в кафе Старбакс на улице Монтроуз в день, когда фотография Шеррон появилась на первой странице Нью-Йорк Таймс, один из посетителей узнал ее и воскликнул: „Хэй, да это же леди из Энрона! Вы моя героиня!“ и через мгновение полдюжины посетителей окружили Уоткинс, стали ее поздравлять, приободрять и даже в шутку попросили автограф. Она очень смутилась и даже покраснела».
Американцы очень любят Зигмунда Фрейда. Просто боготворят. Такое отношение к больному неврастенику, приписавшему собственные детские травмы и фобии всему человечеству, не может вызвать ничего кроме удивления у любого мыслящего человека, отмеченного европейской культурой. С другой стороны, общеизвестно: чем больше хозяин проводит времени со своей собакой, тем больше она на него начинает походить. К чему это я? К тому, что неумеренное поклонение перед примитивной сублимационной теорией в конце концов привело к подсознательному подстраиванию поведенческих моделей к знакомым с детства фрейдистским схемам. Так, что в какой-то момент начинает казаться, что люди из кожи вон лезут, лишь бы соответствовать ожиданиям психоаналитиков. За примерами далеко ходить не приходится: возьмем все те же слова Филипа Хилдера, приведенные параграфом выше. Ну скажите на милость, почему посетители Старбакс попросили автограф у Шеррон Уоткинс именно в шутку? Ведь если человек и в самом деле является идеалом, ролевым героем, образцом для подражания, то вполне естественно попросить у него автограф без всяких там шуток – всерьез и самозабвенно. Однако адвокат заявляет, что автограф просят в шутку. Почему? Да потому что Хилдер проговаривается (как и многие другие персонажи нашей саги): в глубине души он чувствует всю смехотворность героизма Уоткинс, однако, в полном соответствии с наставлениями дедушки Фрейда, сублимирует свои чувства, облекает их в патетический кокон, который затем сам же и разрушает невинной проговоркой. Или, скажем, дружный смех в зале на слушаньях подкомиссии Конгресса. Что это, как не еще одно – на сей раз неожиданное – пересечение параллельных миров: Америки – с ее липовыми ролевыми героями и Америцы – с фрейдистскими проговорками. И снова не знаешь, что же теперь считать реальным: как раньше – Америку, или как в «новые времена» – Америцу.
Теперь, читатель, оставим на время Шеррон Уоткинс купаться в лучах славы – кажется, нет такого телешоу в Америке, куда бы ее не пригласили (в сопровождении Филипа Хилдера, разумеется) – а сами вернемся к событиям 1993 года. Так уж случилось, что этот год стал роковым для Энрона по части размещения мин замедленного действия. Как минимум еще два происшествия с далеко идущими отягчающими последствиями случились в 1993. Первое – создание совместного проекта JEDI.
К сожалению, мы не знаем, кто сочинял имена для нашего Левиафана. Знаем только, что их все объединяет юношеский задор и игривость, кои по законам древнееврейской магии – каббалы – неизбежно отыгрываются в будущем, оказывая влияние на судьбу самих именинников. Чего стоит первоначальное название самого Энрона – Интерон (Interon). Лишь спустя год, кто-то из умных людей подсказал, что в медицинских кругах этим словом принято обозначать кишечный тракт, и компанию споро переименовали на Enron. Теперь вот Jedi...
Славные рыцари Джедаи – это харизматические борцы за справедливость из фильма «Звездные войны», вклад Джорджа Лукаса в традицию «фэнтэзи»:
Рыцари до такой степени харизматические, что поколение «Пепси» окончательно потеряло чувство реальности и учредило (не понарошку, а всерьез!) новую религию – джедаизм. Во время последней переписи населения в Австралии несколько десятков тысяч указали этот джедаизм в графе «вероисповедание» .
Видимо на теплое отношение широких народных масс к культовым персонажам и рассчитывали в Энроне, когда создавали совместное предприятие с Калифорнийской пенсионной системой госслужащих (California Public Employees' Retirement System – CalPERS). Предприятие назвали Energy Development Investment Limited Partnership, или сокращенно JEDI с уставным капиталом в полмиллиарда долларов.
Энрон числился главным партнером в JEDI и внес в уставной фонд ровно половину – 250 миллионов, но не деньгами, а чем попроще – собственными акциями. CalPERS, партнер с ограниченной ответственностью («денежный мешок» в просторечии) скромно расплатился наличными на ту же сумму. Поскольку Энрон и CalPERS владели JEDI совместно, Энрон не консолидировал это партнерство в свои документы отчетности.
Обратите внимание на этот чрезвычайно важный для нашего дальнейшего повествования момент: хотя в отчете о прибыли Энрон указывал поступления от деятельности JEDI в размере своей доли в совместном предприятии, однако в балансе не было ни слова о долгах JEDI (в полном согласии с законодательством)! А долги эти были большущими, потому что JEDI в основном занимался долгосрочным инвестированием в строительство электростанций. Чуешь, читатель, куда ветер дует? Ведь JEDI позволял Энрону заниматься полномасштабными финансоемкими проектами практически без затрат! Если посмотреть на балансы Энрона в динамике, то окажется, что периодически на горизонте там и сям возникали доходы от деятельности очередной энергетической установки. И сами эти установки сыпались как звезды с неба: никаких затрат на их производство не было! Вернее затраты были и висели на балансе JEDI, а вот баланс Энрона оставался девственно чистым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76