Короче, поэт тосковал жестоко.
И вот, как-то вечерком присел мой друг после беспросветного трудового дня перед домом на завалинке (молдаване зовут ее «приспа») вместе с тестем да за стаканчиком доброго красного вина. Хозяйский дом располагался прямо перед живописным холмом, увитым виноградной лозой. И как раз в это мгновение красное солнце садилось за горизонт. Красота, одним словом. И вот смотрит поэт, что у его тестя, этого прожженного материалиста, аж челюсть нижняя отвисла – так проняла его величественная картина заката. И тогда стало поэту нестерпимо стыдно за то, что так несправедливо относился он к родному отцу своей жены, подозревал его в мелочной меркантильности. А на самом деле: вот сидит крестьянин после тяжких трудов земных и наслаждается магией заходящего солнца, может, даже в голове его складываются неумелые но обезоруживающие своей искренностью поэтические строки! Так что поэт прослезился и уже был готов попросить прощения у своего тестя, а тот вдруг как подскочит, да как заорет: «Иоане, ну-ка беги скорее в сарай, хватай топор! В нашем винограднике, вишь – там, на самом верху холма, какая-то сука воровская промышляет! Щас мы ему покажем!».
К чему это я? Да к тому, что большие у меня сомнения по поводу переживаний Кеннета Лея из-за утраченной девственности родной компании. Особенно при заработной плате в 1.4 миллиона долларов в год и гарантированном бонусе еще в 7 миллионов. Это не считая акций на более, чем сто миллионов. В таком положении по прошлому не тоскуют, в колокол не бьют, а виноградник защищают стеной при первом намеке на покушение со стороны.
Однако пора отложить в сторону эмоциональные оценки. Давайте проследим хотя бы поверхностно, как проходило в умелых руках Джефа Скиллинга превращение производящей компании в торговую.
Первым делом с приходом Скиллинга в Энрон создается Газовый Банк (Gas Bank) – программа, позволяющая потребителям природного газа фиксировать долгосрочные поставки по заранее оговоренным ценам. Узнаете, откуда ветер дует? Правильно. Перед нами тонкая вариация на тему торговли фьючерсными контрактами. Правда, называется это другим именем. Но это еще один фирменный знак Энрона: в этой компании бесчисленное количество финансовых схем, бухгалтерских проводок и трейдинговых операций назывались не своими именами, а иначе. Например, за три года существования скандального сателлита Chewco . Энрон неоднократно переводил туда деньги, которые по своей сути являлись чистой воды материальной компенсацией задействованных в схему физических лиц (в первую очередь, Майкла Коппера).
Скажем, в декабре 1998 года на счет Chewco поступил платеж от Энрона на сумму в 400 тысяч долларов. Как указано в расследовании, проведенном под эгидой Уильяма Пауэрса, «Совершенно неясно, какие законные основания были у этих компенсаций, как определялся размер платежей, и что вообще такого сделал Коппер и Chewco, чтобы заслужить эти деньги». Короче говоря, знаете, как назывались эти 400 тысяч долларов в различных документах отчетности? Представьте себе, что в разных местах они назывались по-разному: то restructuring fee (платеж по реструктуризации), то amendment fee (корригирующая плата), а то вообще nuisance fee (ошибочная выплата). И в самом деле, нельзя же назвать эту транзакцию своим собственным именем – откат? Или вот другой случай из того же эпоса с Chewco: под завязку Энрон решает избавиться от Chewco и выкупить его долю. В марте 2001 года было подписано Соглашение о Приобретении доли Chewco на общую сумму 35 миллионов долларов, которые состояли из:
– 3 миллионов долларов компенсации Chewco живыми деньгами;
– 5.7 миллиона долларов «на покрытие требуемых платежей, полагающихся Энрону»;
– 26.3 миллиона долларов на покрытие кредитных обязательств Chewco перед инвестиционным партнерством JEDI.
Тут все понятно, кроме этих «требуемых платежей» (required payments) на сумму в 5.7 миллиона. Знаете, как называется этот платеж в самом Соглашении о Приобретении? Breakage Costs – расходами в связи с упразднением партнерских отношений! Здесь даже вежливый сверх всякой разумной меры Пауэрс потерял терпение и указал в сноске: «Существуют доказательства того, что это расплывчатое определение платежа (breakage costs) было использовано для того, чтобы отвлечь внимание Андерсена , который проводил аудит этой сделки». Далее Пауэрс делает две замечательных ремарки: «Поскольку Андерсен не позволил нам просмотреть документацию от 2001 года либо побеседовать с его служащими по данному вопросу, мы не знаем, в чем заключалась аудиторская проверка». И далее: «В отчетности Энрона указано, что по сделке с выкупом доли Chewco аудиторской фирме Андерсен было выплачено 25 тысяч долларов».
Так что, как хотите, так и понимайте эти «требуемые платежи» и «расходы в связи с упразднением». Ясность полная лишь с Андерсеном: дали 25 штук и можете называть Левиафаном хоть козла, хоть антилопу.
Итак, смещение акцентов в Энроне в сторону финансового трейдинга началось с Газового Банка. Следующим шагом Скиллинга стало активное финансирование сторонних нефтяных и газовых разработчиков. Тем самым Энрон подтвердил серьезность своих намерений не просто пощипать травку на новом сочном пастбище, но создать многопрофильную структуру для замкнутого трейдингового цикла: с одной стороны, Энрон создавал площадку для торговли финансовыми инструментами, а также самостоятельно эти новые инструменты формировал (все те же фиксированные долгосрочные поставки газа), с другой – завязывал на себя (с помощью программ финансирования) потенциальных поставщиков сырья, а также будущих участников самих трейдинговых операций. Третье направление деятельности Энрона на этом пути – активное привлечение институциональных инвесторов (в первую очередь пенсионные фонды) в трейдинговые операции и совместные энергетические проекты. И все это на фоне энергичного лоббирования дерегуляции.
Хочу завершить психологический портрет Скиллинга одним, на первый взгляд, малозначительным эпизодом. Вот небольшая цитата из восторженной статьи, опубликованной в журнале «Worth» в самом начале 2001 года: «Каждое утро Энрон транслирует корпоративные новости по высокочастотным мониторам, вмонтированным прямо в стены лифтов. На днях 47-милетний генеральный директор попросил своих подчиненных проголосовать на корпоративном веб-сайте по одному чрезвычайно важному делу: стоит ли ему сбрить свою бороду или нет? Такая находка в стиле Уэйна символична для понимания механизма принятия решений в Энроне. Также как и Уэйн, который интересовался мнением своих телезрителей по поводу рок-групп и прочих бытовых тем, Скиллинг привлекает рядовых сотрудников к решению текущих проблем. Кстати, по поводу лица: три четверти проголосовало за сохранение бороды. И так же, как и Уэйн, последнее слово в шоу остается за Скиллингом: бороду он все-таки сбрил».
Удивляет какая-то неизбывная атрофия души всех задействованных персонажей: и гомерически тупого журналиста (Рандэлл Лэйн, если кому-то интересно), и безнадежно ослепленных рядовых сотрудников Энрона, и дьявольского Скиллинга, смакующего тонкие формы унижения и издевательства над подчиненными ему людьми. Если при этом все усматривают в откровенно пародийном голосовании модель принятия корпоративных решений, до остается печально вздохнуть: «О, батенька, как у вас тут все запущено!» И поставить диагноз: «Новый штамм на тему контаминации Америки и Америцы в сознании обитателей зазеркального мира».
Глава 5. Инкуб и Асмодей
Инкуб – бес в обличье мужчины, соблазняющий спящих.
Умберто Эко. Глоссарий к «Имени розы»
Действительный же демон блуда и князь инкубата и суккубата называется Asmodeus (Асмодей), а в переводе – «носитель суда».
Яков Шпренгер, Генрих Крамер. «Молот ведьм»
Скиллинг не пришел в Энрон один. Он нашел Эндрю Фастова. И как отмечают дотошные журналисты, не просто «нашел», а «hand-picked» – извлек путем тщательного «ручного» отбора. Этот отбор имел самые трагические последствия для Энрона: все, что случилось потом с компанией – дело рук Фастова. Так ли это на самом деле? Пожалуй, рискну сделать крамольное предположение : Фастов сыграл в деле уничтожения Энрона всего лишь роль мелкого беса-инкуба, тогда как подлинный Асмодей – Скиллинг. Почему-то от летописцев Энрона ускользает постоянный рефрен, которым Фастов сопровождал все свои финансовые удары: «Скиллинг уже в курсе и одобрил». Тем самым Энди сразу же ставил себя в роль послушного исполнителя. Соблюдал иерархию, так сказать. С другой стороны, подставлять ничего не подозревающего руководителя – старый и хорошо изученный прием производственных жуликов средней руки. Но Энди Фастов не жулик средней руки, он – юный финансовый гений, явленный миру. К тому же нет ни малейшего сомнения, что сами финансовые схемы и махинации рождались именно в голове Фастова. Скиллингу просто не хватило бы ума придумать такое (то самое, что журнал CFO восторженно окрестил «новаторскими финансовыми техниками»). Правда, Скиллингу хватило ума дергать за ниточки, стоя за кулисами, причем так искусно, что сегодня все камни сыпятся в основном на Фастова.
Только не подумайте, что Энди Фастов эдакий беззащитный чудак не от мира сего, для которого чистота научного эксперимента важнее материальных вознаграждений. В компании за ним прочно закрепилась репутация высокомерного хама: «Он был страшно агрессивен, – рассказывает Джефф Шанкман, бывший исполнительный директор подразделения Enron Global Markets, – Энди был самым агрессивным человеком в компании. Я кажется уже сказал, что он был агрессивным?».
Вспоминает Даг Атнип, хьюстонский адвокат: «Метод работы Энди – превращать жизнь людей в ад до тех пор, пока он не получал от них то, что ему было нужно. Он постоянно делал неуместные и издевательские замечания в адрес всей группы сотрудников по поводу их неумения работать». Часто Фастов выходил из себя и принимался кричать и стучать кулаками по столу: «Но вы же должны понимать, что в Энроне была такая корпоративная культура, а Энди просто ее воплощал», – заключает Атнип.
Позволю себе не согласиться с последним утверждением: в Энроне никогда не было такой культуры до появления Скиллинга и Фастова (это при ком? Уж не при ласковом ли дедушке Лее?). Так что именно этим персонажам хьюстонская корпорация обязана атмосфере истерии, которая так и не выветривалась уже до самого последнего вздоха.
Справедливости ради скажем, что хамил Фастов исключительно на работе. В быту это был тихий семейный паренек, чередующий преподавание в хануккальной школе с кружечкой пива, раздавленной в компании соседей. Как умилялась соседка Фастова по роскошному пригороду Саутхэмптон Плэйс: «Он – очень и очень милый молодой человек».
Не стоит однако удивляться мнимому раздвоению личности Фастова: Энди всегда умел сочетать несочетаемое, не даром в его биографии видное место занимает служба в качестве финансового председателя хьюстонского музея холокоста. Кстати, наверняка именно там Фастов впервые и познакомился с Кеннетом Леем: гендиректор Энрона и его супруга Линда прославились в округе энергичной и щедрой поддержкой этого мемориального комплекса.
Энди родился в Вашингтоне и вырос в Нью-Джерси. Окончил университет Тафтса по специальностям экономика и китайский язык, затем получил магистерское звание управленца в Школе менеджмента Келлогг при Северо-западном университете. Забавно, что дотошные журналисты «Houston Chronicle» не поленились проштудировать сайт учебного заведения, где вывешен список известных выпускников, однако Фастова в нем не оказалось. Наверное, школа просто стесняется Энди. Или не держит за знаменитость.
А если честно, то журналисты любят Фастова. Неустанно восхищаются его эрудицией, передают из газеты в газету знаковые байки на тему всесторонней одаренности финдиректора Энрона. Чего стоит история про то, как в 1997 году мимо пролетала комета Хейл-Боппа, а неутомимый Фастов отправил письмо в Европейскую Южную Обсерваторию с наездом по поводу видимых искажений в хвосте астрономического тела (мол, рассчитали одно, а получилось другое). И зачем, спрашивается, отправил письмо? «Наверное, чтобы все знали, какой он умный», – позлорадствует скептик. «Потому что искренне переживал нестыковку теории с практикой», – посочувствует оптимист.
Как только началось расследование дела Энрона, Фастов, засвеченный по полной программе, тут же стал для обывателя козлом отпущения, а вся могучая братия средств массовой информации включилась в яростную кампанию по отбеливанию Энди. 11 декабря 2001 года Комитет по Энергетике и Торговле, проводивший расследование банкротства Энрона, пригласил Фастова на заседание, а тот взял, да и не явился. И тут же по стране пронесся слух: бывший финдиректор Энрона бежал в Израиль! Основанием для такого предположения послужила информация от источника, близкого к Энрону, о том, что Фастов в срочном порядке приобрел авиабилеты. Ну и, конечно, обильная история прецедентов.
Дело принимало серьезный оборот, поэтому адвокат Фастова Крэг Шмайзер немедленно задействовал самую что ни на есть «тяжелую артиллерию» – бронебойную карту антисемитизма: «Он тут... и вовсе никуда не уезжал. Вчера Энди преподавал ханнукальный урок, а затем заглянул в мой офис. Конечно, он пытается свести появления на публике до минимума – ему же постоянно поступают угрозы физической расправы. Его семья подвергается антисемитским оскорблениям. Как вы понимаете, все это не способствует желанию попадаться чаще на глаза, чем он это делает». И снова перед нами вместо одного человека – два, даже и не знаешь, что думать: то ли богобоязненный затюканный семьянин, то ли наглый инкуб, лишивший полстраны пенсионного обеспечения .
Однако вернемся к истокам. Перед тем, как оказаться в Энроне, Фастов работал в чикагском Континентальном банке, причем дослужился до должности старшего управляющего в отделе секьюритизации активов (Asset Securitization Group). Запомни, читатель, это первое волшебное слово – секьюритизация!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76