— А откуда мисс Кин было об этом известно? — спросил Уоррен.
— Полагаю, ей сказал ваш кузен, — ответил Грейшотт, — или, возможно, его светлость сам проговорился. Они оба имели обыкновение сетовать на необходимость избавляться от животных, к которым были так привязаны.
На мгновение он задумался и добавил:
— Теперь я припоминаю: когда мисс Кин гостила здесь, маркиз избавил от страданий одну собаку, которая ужасно мучилась из-за опухоли в горле.
— Значит, можно предположить, что мисс Кин захватила яд с собой, когда я выставил ее из дома.
Грейшотт несколько помедлил с ответом.
— На самом деле шкафчик был взломан» а замок сбит!
Больше сказать было нечего.
Тем не менее Уоррен еще раньше настоял на вскрытии, результат которого Грейшотт сейчас вручил ему.
Поскольку он лишь подтверждал то, что уже было известно, Уоррен отложил этот документ в сторону и вернулся к делам, касающимся имения.
Вскоре Грейшотт направился к выходу, и Уоррен, оставшись в одиночестве, должен был закончить подписание бумаг и писем.
— Я вернусь за ними через полчаса, милорд.
Некоторые письма были весьма пространны, и Уоррен успел прочитать только с полдюжины, когда дверь вновь отворилась.
Он обронил, не поднимая глаз:
— Мне за вами не поспеть, Грейшотт! Я еще не закончил!
Ответа не последовало, в, взглянула вверх»
Уоррен окаменел.
В кабинет вошел не кто иной, как Магнолия.
Она выглядела крайне соблазнительно, причем на ней больше не было траура.
Платье из светло-розового шифона со вставками из кружев, выполненное с необычайным мастерством, придавало ей еще более экзотический вид, чем обычно; широкополая шляпа была украшена цветами и перьями того же цвета.
Уоррен тупо уставился на нее, затем медленно поднялся со стула.
Магнолия неторопливо подошла к письменному столу, беззастенчиво выставляя себя напоказ.
Когда она приблизилась, Уоррен осведомился:
— Что ты здесь делаешь. Магнолия? Ты ведь знаешь, у меня нет желания видеть тебя.
— Зато я горю желанием видеть тебя, драгоценнейший Уоррен, — пропела она. — Думаю, когда услышишь мое сообщение, ты поймешь, что поступаешь разумно, не останавливая меня.
— Я вовсе не хочу ничего слышать, нам нечего друг другу сказать, — твердо произнес он. — Уходи, Магнолия, оставь меня в покое!
Он снова сел, прикидывая, стоит ли обвинить ее в покушении на убийство Нади или лучше ничего не говорить.
Она кокетливо смотрела на него, и ему показалось, будто в ее глазах, полуприкрытых длинными ресницами, светится огонек торжества; природу его он не мог понять.
В руке она держала лист бумаги, который положила на край стола; затем нарочито эффектным жестом сняла лайковые перчатки с длинными раструбами.
Томно протянув к нему левую руку, она изрекла:
— Видишь, что я ношу?
Озадаченный ее поведением, Уоррен взглянул на руку — на среднем пальце сверкало кольцо, когда-то подаренное ей.
Он хорошо помнил, как покупал его на Бонд-стрит, а потом вручил ей, поцеловав сначала кольцо, а потом ее палец, предварив этот ритуал такими словами: «Поскольку в данный момент невозможно, моя дорогая, объявить нашу помолвку или сочетаться браком, я привязываю тебя этим кольцом к себе. Это означает, что ты — моя навеки».
«Ах, драгоценный мой, это как раз то, чего я хочу!» — воскликнула тогда Магнолия.
«И ты никогда не расстанешься со мной! — ответил Уоррен. — Хотя ты не можешь носить его днем, пока мы не объявим о нашей помолвке, я хочу, чтобы ты обещала мне надевать его ночью, когда будешь грезить обо мне».
«Ты знаешь, что я так и сделаю».
Магнолия посмотрела на кольцо, удивительно изящное, с маленькими алмазами по всему периметру, оправленными в золото.
Она благодарно подставила губы, и Уоррен целовал ее страстно, жадно, пока у обоих не захватило дух.
Теперь воспоминания о том, что чувствовал тогда, вызвали у него отвращение, и он жестко произнес:
— Повторяю — уходи! Если ты этого не сделаешь, я позвоню слугам, чтобы они тебя вывели!
— Сомневаюсь, что ты так сделаешь, когда услышишь мое сообщение, — возразила Магнолия.
Она взяла лист бумаги, который прежде положила на, край стола, и безапелляционно заявила:
— У меня здесь разрешение на брак, оформленное на твое и мое имя!
— Что за чертовщину ты несешь?! — воскликнул Уоррен.
— Нам будет нетрудно пожениться немедленно, — продолжала Магнолия. — Я узнала, что викарий сейчас у себя дома.
— Я могу предположить только одно: ты не в своем уме! — ответил он. — Я женюсь на тебе с той же вероятностью, с какой мог бы жениться и на самом черте!
Ярость клокотала в нем подобно огненной лаве в кратере вулкана, однако Магнолия оставалась совершенно спокойной.
Она просто положила «специальное разрешение на стол и не повышая голоса отчеканила:
— Если ты не женишься на мне, то женщина, которую ты называешь своей невестой, умрет!
Уоррен на какую-то долю секунды превратился в каменную статую, и ему стоило невероятных усилий вымолвить бесстрастным голосом:
— Интересно, что ты хочешь этим сказать!
— Я хочу сказать, — ответила Магнолия, — что ее доставили в такое место, где ты никогда ее не найдешь. Если не женишься на мне, как я о том прошу, она умрет с голоду!
Воцарившееся молчание разорвал отчаянный вскрик Уоррена.
— Я тебе не верю!
Магнолия взглянула на него из-под ресниц и улыбнулась, от чего их конфликт приобрел еще более зловещий характер.
Она ни на миг не оставляла своих ухищрений казаться обольстительной, будучи совершенно уверена, что он не сможет не отреагировать.
Она подняла лицо к его лицу таким образом, чтобы взгляду Уоррена предстали округлости ее длинной как у лебедя шеи.
— Ту женщину похитили в саду возле дома твоей матери и как нельзя лучше спрятали, так что при всем твоем уме, драгоценный мой Уоррен, ты никогда не сумеешь ее найти.
Она передернула плечами, демонстрируя стройность фигуры.
— Даже если станешь искать ее и случайно найдешь, будет слишком поздно, ибо, повторяю, она умрет с голоду..
Уоррен перестал дышать — он отказывался поверить в это чудовищное сообщение.
Опустив глаза, он увидел бумагу со специальным разрешением на брак и вписанное в него собственное имя рядом с именем Магнолии.
Он изучил эту женщину достаточно, чтобы понять: она испытывает безудержную радость от сознания, что он попал в ловушку, из которой нет выхода, кроме как принять ее условия, иначе он неизбежно станет виновником гибели Нади.
И словно в подтверждение безошибочности его выводов, она тихо сказала:
— Золотые слова! И они значат, что тебе не остается ничего другого, мой обожаемый, как назвать меня своей женой!
Уоррену захотелось бросить в ее лживые глаза, что никто и ничто не заставит его пойти на это.
Но перед его мысленным взором предстало лицо Нади в ту минуту, когда он увидел ее над темными водами Сены и понял, что ее мучит голод.
За эти пять дней, проведенных в Баквуде, она заметно оправилась от бед и лишений, перенесенных ею; их последствия постепенно исчезали, можно сказать, час за часом.
Она обрела новую красоту.
Он видел, как контур ее подбородка теряет резкость, косточки на запястьях выпирают все меньше, а складки по обеим сторонам рта и под глазами исчезли, от чего она стала выглядеть также свежо и молодо, как и ее годы.
В ней проявилась природная склонность к веселости, и теперь в этой красавице с трудом можно было узнать ту несчастную, запуганную девушку, которая не так давно хотела умереть.
Однако он как никто другой понимал: если она вновь подвергнется таким мучениям, то второй раз спасти ее будет совсем не просто, Магнолия, следившая за ходом его мыслей, сказала теперь уже с явным ликованием в голосе:
— Бесполезно, Уоррен! Как бы ни был блестящ твой ум, на этот раз победа за мной!
Он ничего не ответил, и она заявила:
— К тому же, когда мы поженимся, дорогой, я возмещу тебе цену моей победы. Во мне ты найдешь все и даже больше, потому что я — та женщина, которую ты любишь, Она слегка усмехнулась.
— Я знаю, нет в мире более пылкого к страстного любовника, чем ты, и как бы ни подсказывал мне разум выйти замуж за дворянина, тело мое всегда стремилось к тебе. Теперь мы будем очень счастливы.
Лишь договорив, она заметила, что Уоррен ее не слушал.
Он просто спросил грубо и требовательно:
— Скажи, куда ты дела Надю?
— Конечно, скажу — как только поженимся. Сейчас мы отправимся в церковь, и ты должен приказать, чтобы твоя карета ехала за нами.
Как только ты наденешь это кольцо на мой безымянный палец вместо среднего, мы отправим кучера на поиски той женщины, но только пусть не попадается мне на глаза!
Магнолия говорила столь резко, что Уоррен понял: та безмерно ненавидит Надю, считая, будто она заняла ее место.
Неужели единственная возможность спасти девушку — это принять условия шантажистки?
Он опять посмотрел на специальное разрешение, лежавшее на столе, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать.
Мелькнула мысль позвонить в колокольчик и вызвать слуг.
Предпринять поиски по всему имению, приказав Грейшотту организовать их.
Однако это породило бы множество слухов и сплетен, которые при определенных обстоятельствах могли попасть на страницы газет.
Он не знал, что представило бы больший ущерб для его собственной репутации, равно как для чести его семейства.
Было унизительно сознавать, что поиски могут оказаться крайне многотрудными без какой-либо путеводной нити, которая привела бы к месту заточения Нади.
Уоррену принадлежали пять тысяч акров земли вокруг Баквуда, а все то время, что он провел в Африке, Магнолия гостила у Реймонда, за исключением периодов, когда они вместе отлучались в Лондон.
Теперь Магнолии были знакомы сотни мест, где маленькая и хрупкая Надя могла бы оставаться ненайденной в течение недель, даже месяцев…
Рядом с пресс-папье, на котором был выпукло оттиснут золотой герб маркизов Баквудов, на столе находились прочие принадлежности, могущие понадобиться джентльмену.
Там были большая чернильница, поднос для перьев, сосуд с дробью для чистки перьев, крошечная свечка в изящном подсвечнике для нагревания сургуча, которым он запечатывал письма.
А еще золотая линейка, золотые ножницы и золотой нож для вскрытия писем — все с гербом Баквудов.
Уоррен обратил внимание на этот нож, длинный и очень острый, и внезапно понял, как нужно действовать.
— Дай руку, — произнес он и протянул Магнолии свою.
Она не удивилась, вложила в его ладонь свою руку с кольцом, которое он подарил ей, и когда его пальцы сомкнулись на ее руке, она обворожительно улыбнулась ему.
И тогда Уоррен стремительно распорол ей тыльную сторону руки золотым ножом.
Магнолия дернулась и пронзительно завизжала.
Не веря своим глазам, она смотрела на длинный порез, из которого начала сочиться кровь.
Она бы уже давно выдернула руку, если б Уоррен не держал ее крепко, к тому моменту поднявшись со стула.
Все еще удерживая ее руку в своей, ж обошел стол, пока они не оказались лицом к лицу.
— Как ты смел порезать меня! — истошно вопила Магнолия. — Ты сделал мне больно, Уоррен, чертовски больно!
— Я сделаю тебе намного больнее, — ответил он спокойно, — если не скажешь, где спрятала Надю.
— У меня из руки течет кровь!
Он промолвил с тем же хладнокровием:
— Несомненно, от раны останется безобразный шрам, и если ты сию секунду не скажешь мне то, что я хочу знать, точно так же располосую тебе лицо, сначала одну сторону, потом другую.
— Ты не посмеешь!
В ее тоне слышался вызов, но, когда она отпрянула назад, он увидел в ее глазах ужас.
— Ты вынудила меня зайти слишком далеко, — угрожающе молвил Уоррен, — и я без колебаний тебя изуродую. С какой стороны лица начать?
С этими словами он занес нож, и Магнолия вздрогнула от направленного на нее острого и длинного лезвия.
Она поняла, что проиграла.
— Ладно, — угрюмо произнесла она. — Эта женщина в сланцевой шахте.
— Ты меня не обманываешь?
— Нет!
— Если ты солгала, — предупредил Уоррен, — клянусь, я разыщу тебя и выполню. обещанное!
Помолчав немного, он прибавил:
— Не промахнись. Магнолия! Я наставлю тебе отметин, и это послужит гарантией того, что в будущем ни один дурак не прельстится твоей красотой, ибо не останется в неведении насчет твоей сути!
Уоррен так внезапно отпустил руку Магнолии, которая все время упиралась, пытаясь вырваться, что она едва не упала.
Ее пошатывало, и она силилась сохранить равновесие.
Не обращая больше на нее внимания, Уоррен швырнул нож на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Люди, схватившие Надю в саду, грубо бросили ее на сиденье кареты, которая резко тронулась с места в тот же миг, когда они закрыли за собой дверцу.
Надя лишь поняла, что они расположились на противоположном сиденье спиной к лошадям.
Она была так испугана, что на мгновение потеряла способность соображать; кроме того, сказывалось отсутствие воздуха, так как ее завернули в толстое одеяло.
Она чувствовала дрожь во всем теле, губы пересохли.
Хотелось закричать, но это было невозможно, да и в любом случае никто не услышал бы ее криков о помощи.
К тому же похитители могли побоями заставить ее замолчать.
Подумав, что это те самые люди, которые преследовали ее вместе с матерью в Европе, она стала просить у Всевышнего смерти.
Она знала, пережить то, что ее ожидает, и при этом сохранить здравый рассудок ей все равно не удастся.
«Пошли мне смерть, Боже, пошли мне смерть», — шептала она про себя, одновременно молясь Уоррену.
«Спаси меня! Спаси меня!» — взывала она к нему.
Но как он сможет ей помочь?
Остается только найти способ покончить с собой, прежде чем сидящие напротив палачи заставят ее умереть мучительной смертью.
От безысходности и страха у нее стучали зубы, по щекам текли слезы.
— Далеко еще? — вдруг спросил один похититель.
— Не, — ответил второй. — Почитай, уже приехали.
Надя почувствовала такое поразительное облегчение, что едва ли не показалась себе свободной, а не пленницей.
Можно было не сомневаться: эти люди — англичане, а ведь она опасалась совершенно иных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17