Не дожидаясь вопросов хозяина, он доложил:
— На нас налетел траулер, милорд. Удар пришелся на середину правого борта. Я иду вниз посмотреть, не повредил ли он каюту дамы.
— Я сам посмотрю, — резко бросил маркиз.
Он поспешил вниз и прошел по коридору.
Открыв дверь Лилиной каюты, он сразу же увидел, что в результате удара открылся иллюминатор. Теперь при каждом крене яхты в нее хлестала вода.
А под иллюминатором на полу в потоках морской воды неподвижно лежала Лила.
Маркиз наклонился, чтобы поднять ее, и увидел, что распахнувшийся иллюминатор ударил девушку в висок: оттуда стекала струйка крови. Он взял ее на руки и ужаснулся от мысли, что она мертва.
Только теперь маркиз понял, что любит ее — любит, как никого и никогда.
Лила пришла в сознание — она словно пролетела длинный темный туннель, в самом конце которого слабо брезжил свет. Ей показалось, будто она спит уже очень давно, однако же открыть глаза все равно было трудно.
Но как только ей это удалось, она тотчас вспомнила, что находится на яхте и что маркиз. очень на нее рассердился.
А в следующее мгновение она увидела у себя над головой полог, которого над ее постелью не было. Постепенно взгляд ее сфокусировался на окружающей обстановке, и она поняла, что находится в каком-то большом помещении.
Лила тихо ахнула от изумления, и няня, сидевшая, оказывается, у окна, мгновенно встала и подошла к ее постели.
— Вы очнулись, милочка? — встревоженно спросила она.
Лила хотела протянуть руку и дотронуться до старушки, но не смогла — у нее совершенно не было сил.
— Где… я? — чуть слышно прошептала она.
— В полной безопасности, и все в порядке.
— Что… случилось?
— Вы получили на яхте рану. Но теперь вам надо спать, а завтра я вам обо всем расскажу.
Лиле не хотелось ждать до завтра, но у нее не было сил возражать.
Она закрыла глаза — и снова провалилась в небытие.
— Ну вот, вы совсем в порядке, если не считать этой гадкой ссадины на виске! — с довольным видом объявила няня.
— Она очень уродливая? — испугалась Лила.
— Вокруг синяк, словно вы побывали в драке! — ответила няня. — Но доктор уверяет, что скоро все пройдет и даже шрама не останется.
Лила легко вздохнула — ведь дела могли: быть намного хуже: распахнувшийся иллюминатор мог выбить ей зубы или сломать нос!
Няня приводила в порядок постель и ставила на поднос посуду, оставшуюся от ленча, чтобы унести ее из комнаты.
— Его милость очень недоволен тем, что мы… задержались здесь… так долго? — спросила Лила.
— Он был сама доброта, — улыбнулась старушка. — А его тетя, которая поселилась здесь, чтобы соблюсти все приличия, такая же милая и добрая, как ваша матушка. А уж лучше никого на свете не было!
По няниной интонации можно было понять, что она вполне удовлетворена: удобно устроена, вкусно ест и может пить сколько угодно крепкого чаю. Все это — и, конечно, присутствие Лилы — превратило жизнь старушки в истинный рай.
Когда няня была уже у самой двери, — Лила робко поинтересовалась:
— А… как давно… мы здесь?
— Сегодня — четвертый день. И, должна вам сказать, я бы не спешила уехать!
Она вышла и плотно закрыла за собой дверь.
Лила слабо улыбнулась. Конечно, это было гораздо приятнее, чем прятаться в каком-нибудь унылом пансионе — единственном жилье, которое было бы им по средствам.
Девушка совершенно не помнила, как ее вынесли с яхты, которая, несмотря на пробоину в корпусе, все-таки доплыла до Гринвича.
— Его милость на руках перенес вас в карету, — рассказывала няня. — И вы лежали на заднем сиденье, а мы с ним примостились впереди на узком.
«Наверное, ему это было не по душе», — решила Лила, но вслух этого говорить не стала.
Лечил ее весьма сановитый врач — он состоял при самом короле и приходил к Лиле каждый день.
— Вы поправляетесь гораздо быстрее, чем я ожидал, — сказал он этим утром. — Но вам по-прежнему надо беречь себя. Завтра я не приду, если только его милость специально меня не вызовет. А послезавтра я вас снова навещу.
— Я очень вам благодарна за все, что вы для меня сделали, — промолвила Лила.
Врач привычно улыбнулся ей.
— Более красивой пациентки у меня еще не было, хотя, смею вас уверить, их у меня было предостаточно!
Его комплимент вогнал девушку в краску, а врач еще раз улыбнулся и сказал:
— Не беспокойтесь. Через неделю вы будете как новенькая! Но уж, когда в следующий раз поплывете на яхте, будьте осторожнее с иллюминаторами!
Врач не стал дожидаться ответа, а поспешил к двери, всем своим видом показывая, что он очень занятой человек.
Оставшись одна, Лила стала думать о маркизе: увидит ли она его еще хоть когда-нибудь? Ей хотелось спросить няню, дома ли маркиз, но было неловко выказывать слишком большой интерес к нему.
Однако даже если маркиз и был дома, то наверняка принимал у себя своих именитых друзей… Скорее всего он и думать забыл о непрошеной гостье, которая, к тому же так сильно его рассердила.
«Почему у меня не хватило воли с самого начала отказаться слушать мистера Нийстеда?» — в отчаянии укоряла она себя.
Но вместе с тем Лила понимала, что тогда она вообще не встретилась бы с маркизом.
Пусть он сердится на нее, пусть даже ей придется покинуть его дом, так с ним и не увидевшись, она все равно будет благодарить судьбу за то, что узнала его. И никогда не забудет, как он поцеловал ее в щеку.
В тот миг Лила сама не понимала, почему ощутила его поцелуй с такой остротой, но теперь она знала, причиной тому была любовь.
Любовь, подобная солнцу и звездам, возвышенной красоте Гааги и портрета Вермера…
Любовь всеохватная, невыразимая никакими словами.
Это чувство заставляло ее с благоговением думать о маркизе, который казался ей человеком необычайным. А его недоверие стало для» нее изгнанием из рая: точно так же когда-то был изгнан архангел Люцифер. И подобно этому падшему ангелу, она попала прямо в ад.
«Я люблю его, люблю…» — повторяла она чуть ли не в тысячный раз. И каждый раз на глаза наворачивались слезы.
В эту минуту в дверь постучали.
Лила даже не успела ответить — дверь открылась и кто-то вошел.
Решив, что это кто-нибудь из прислуги, Лила отвернулась и стала вытирать глаза — как обычно, она не хотела, чтобы видели ее слезы.
Вошедший приблизился к кровати.
Лила повернула голову и тихо ахнула: это был маркиз!
— Сэр Уильям сказал, что теперь вас уже можно навещать, — сказал он. — Вот я к вам и пришел.
Лилу так потрясло его неожиданное появление, вызвавшее в ней чувство огромной радости, что она лишилась дара речи. Ее голубые глаза блестели — теперь уже не только от слез, но и от счастья видеть его.
Маркиз показался ей еще более великолепным, чем прежде.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом маркиз присел на край кровати.
— Мне очень жаль, что с вами случилось такое, — сказал он.
— Вы все еще сердитесь… на меня? — прошептала Лила.
Для нее этот вопрос имел такую весомость, что она даже не обратила внимания на его сочувствие. Ей жизненно необходимо было знать ответ.
Он взял ее за руку, и его прикосновение снова вызвало в ней трепет.
— Вы должны меня простить, — повинился он. — Мне очень стыдно за то, что я кричал на вас, и за свои слова.
— Я… все время жалею, — все так же тихо промолвила Лила, — что… стала слушать… мистера Нийстеда, но… тогда я не встретилась бы… с вами.
Маркиз инстинктивно сжал ее пальцы.
— Может быть, вы рады, что все-таки его послушали?
— Очень… очень рада!
Лила посмотрела ему в глаза и поняла — больше слова им не нужны. Между ними произошло нечто особенное, и всю комнату словно озарил свет.
— Вы не чувствуете боли? — Маркиз с видимым усилием прервал молчание.
При этом он смотрел на ссадину у нее на виске и окружавший ее темный синяк: сэр Уильям не рекомендовал перевязки, уверяя, что так заживление пойдет быстрее.
— Это… не очень… уродливо? — спросила Лила.
— Вы прекрасны, — ответил маркиз. — Вы так прекрасны, Лила! И мне невыносимо знать, что вам больно, что вы были ранены. Я не хочу, чтобы с вами случались неприятности или беды! Я не хочу, чтобы вам было страшно!
Наверное, он имеет в виду, что ей предстоит скрываться и скоро она должна будет покинуть его дом.
Она на секунду сжала его пальцы в ответ и отвела взгляд.
— Я… понимаю, — выдавила она из себя, — наше с няней присутствие… вам мешает. Как только мне разрешат вставать… мы… сразу же уедем.
— И куда вы уедете?
Маркиз увидел в ее глазах все тот же, прежний, страх.
Ей не было нужды говорить, что раньше или позже придется вернуться к отчиму.
Губы ее дрожали, но она старалась приободриться, чтобы голос звучал оптимистичнее.
— Я… что-нибудь найду. Я… не хочу быть… вам обузой!
— Неужели вы думаете, что я отпущу вас, не позаботившись о вашей безопасности? — покачал головой маркиз. — Для меня весьма существенно, чтобы никто никогда не мог причинить вам боль или внушить тревогу!
В его голосе звучали такие ноты, что у Лилы запело сердце и отогрелась душа.
— Думаю… у меня все будет… хорошо.
— Я хочу задать вам один вопрос, — произнес маркиз совершенно иным тоном, — а вы, Лила, должны дать слово, что скажете мне правду.
Ей показалось, будто он снова усомнился в ее чистосердечности, и она поспешно сказала:
— Я обещаю… говорить вам… только правду! Я больше никогда… никогда не буду вам лгать!
Опасаясь, что он может ей не поверить, она с горячностью прибавила:
— Клянусь вам, я никогда… не лгу! Я говорила, что картина принадлежит кисти Вермера только потому… что хотела спасти тетю Эдит. Простите меня… пожалуйста, ну, пожалуйста, простите меня!
Казалось, она вкладывает в свою мольбу всю душу.
А потом маркиз приблизился к ней настолько, что она ощутила его дыхание на своем лбу.
— Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, — повторил он глубоким голосом. — Скажите мне честно, Лила, как вы ко мне относитесь.
— Вы… вы необыкновенный! Невозможно представить себе большей доброты и… понимания…
— Забудьте это, — прервал ее маркиз. — Меня интересует только, как вы ко мне относитесь.
— Что я могу сказать? — растерялась Лила. — Только…
Она замолчала.
— Я прошу вас закончить эту фразу, — очень тихо произнес маркиз.
— Нет… Я… не могу сказать такое!
— Почему?
— Потому что вам это… неинтересно… и… вы просто надо мной посмеетесь!
— Я никогда не стану над вами смеяться!
Я ни разу не иронизировал над вашими словами! — возразил он. — Скажите правду, как обещали.
Она заглянула ему в глаза, которые были так удивительно близко, и, словно подчиняясь чьей-то воле, едва слышно прошептала:
— Я… я вас люблю!
— Как и я — вас! — эхом отозвался маркиз.
А в следующую секунду их губы соприкоснулись, и Лиле, как и в прошлый раз, показалось, будто по всему телу разлился звездный свет.
Поначалу поцелуй маркиза был очень нежный и бережный, словно она была бесконечно дорогим и хрупким созданием, а он боялся испугать или оттолкнуть ее…
Ее губы показались ему сладкими и невинными и в то же время пьяняще женственными.
А потом он ощутил охвативший ее экстаз — и его поцелуй стал более настойчивым и властным.
Он осторожно уложил ее на подушки и целовал до тех пор, пока оба не начали задыхаться от страсти.
Он поднял голову.
— Люблю!.. Люблю!.. — снова и снова повторяла Лила.
Не услышав ответного признания, она тревожно спросила:
— Вы… вы действительно сказали, что… любите меня? Вы… не сердитесь?
— Я тебя обожаю! А рассердился потому, что не мог поверить, будто ты способна совершить нечто дурное, что могло бы причинить мне боль.
— Ты… меня простишь?
— Мне нечего тебе прощать, — ответил он. — Разумеется, при условии, что ты загладишь свою вину. А сделать это ты можешь только одним способом.
— Как?
— Выйти за меня замуж, и как можно скорее! — счастливо засмеялся он. — Дело в том, дорогая, что я не могу без тебя жить!
Ее лицо словно преобразилось. Сияющими от счастья глазами она смотрела в глаза любимого.
— Ты… ты действительно хочешь… чтобы я стала… твоей женой?
— Мне казалось, я возненавидел всех женщин. Я решил, что не буду жениться еще очень долго, — признался маркиз. — Но теперь я не хочу ждать ни дня! Мы поженимся, как только я получу специальное разрешение.
Лила вдруг осознала, что, как только она выйдет замуж, ей можно будет больше не бояться отчима — тот потеряет над ней всякую власть. Однако ей все еще было немного страшно.
— А тебе… не нужно… получить согласи;., моего опекуна? — спросила она.
— Я ни у кого не буду просить согласия! — заявил маркиз, — Мы поженимся немедленно, втайне. А когда ты станешь моей женой, твой» отчим не сможет утверждать, что я — неподходящий муж. В этом случае он только поставил бы себя в глупое положение.
Маркизу ни к чему было объяснять, что сэр Роберт испытает настоящее потрясение от самого факта его богатства и знатности.
Вряд ли ему придет в голову даже заикнуться, что мистер Хопторн был бы более удачной партией для его падчерицы.
Лила робко протянула руку, чтобы прикоснуться к его щеке.
— Ты уверен, что… это правда? — молвила она. — Ты мне не снишься?
— Это не сон, и наша любовь — реальность, — ответил маркиз.
Тихо вскрикнув. Лила уткнулась лицом в его плечо.
— Ты… не считаешь меня… подделкой?
Маркиз улыбнулся, и взгляд его был полон нежности.
— Ты — самая подлинная, сокровище мое.
— Ты… совершенно в этом уверен?
— Мое сердце говорит с твоим, твои губы говорят с моими. Ты вся — моя, и лучше тебя никого на свете нет!
От радости Лила тихо рассмеялась, и ее смех звучал как песня.
— Я… хочу быть… твоей!
— И Господь видит, как ты мне желанна! — выдохнул маркиз. — Я не хочу спускать с тебя глаз: боюсь потерять.
Он нежно взял ее за подбородок и посмотрел в ее глаза. Он смотрел на нее так долго и с такой любовью, что Лила смутилась и веки ее затрепетали.
— Зачем мне картины, кто бы их ни написал, если у меня есть ты? Ты прекраснее всех женщин, которых когда-либо изображали живописцы!
— Мне… хочется, чтобы ты… так думал… всегда, — сказала Лила. — И… я очень тебя прошу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18