И сейчас у нее было такое чувство, будто он присутствует где-то рядом.
Няня пришла ее будить и с ходу заявила:
— Сегодня день будет очень жаркий, мисс Лила, и я в такую жару в этот ваш музей пешком не пойду!
Девушка хотела было запротестовать, но вовремя вспомнила, что няня уже немолода и ходить ей тяжело.
— Конечно, няня, — поспешила она согласиться, — мы никуда не пойдем, если погода окажется для тебя слишком жаркой! Я пойду в сад и нарисую какие-нибудь цветы.
Уверена, когда тетя Эдит проснется, ей будет приятно увидеть картину с цветами.
— Ну вот и умница! — похвалила ее старушка.
Лила отыскала в мастерской барона небольшой холст и, взяв собственные краски, вышла в сад.
Он встретил ее изобилием роз самых разных цветов и оттенков.
Она подумала, как приятно было бы написать тюльпаны, которыми так славится Голландия, но эта идея вызвала в ней таившуюся подспудно тревогу: где она окажется следую» щей весной, когда здесь расцветут знаменитые тюльпаны?
Няня не ошиблась — было очень жарко.
В конце концов духота загнала Лилу в дом, и она закончила свою работу наверху, в мастерской барона. По дороге туда она заглянула в спальню к тетушке в надежде, что та проснулась, но баронесса все еще спала.
Перед самым ленчем Лила вышла из мастерской, чтобы подарить тетушке готовую картину.
Баронесса полусидела на постели, лицо у нее было очень бледное и изможденное.
Увидев ее, Лила почувствовала боль в сердце при мысли, что если маркиз в ближайшие дни не купит этюд, то будет уже слишком поздно.
Однако у тетушки нашлись силы искренне полюбоваться написанной специально для нее картиной. Разбираясь в живописи, баронесса со знанием дела похвалила стиль племянницы.
— Ты очень талантлива, милочка, — заключила она свой отзыв. — Как мне жаль, что ты не приехала сюда раньше, когда был жив твой дядя. Он был бы в восторге от твоей работы!
— Вы осыпаете меня комплиментами, которых я не заслуживаю, — смутилась Лила. — Мастерская барона так прекрасно оборудована!
И я восхищена тем, что он смог приобрести столько холстов, относящихся к разным периодам.
— Должна признаться, — заговорщически прошептала тетушка, — все эти детали кажутся мне скучными. Если картина хорошая, я просто хочу ею любоваться, и меня не слишком занимает время ее написания — будь это вчера или триста лет назад!
Лила ответила, смеясь:
— Я уверена, в Голландии так говорить не разрешается.
— Конечно, — подтвердила баронесса с улыбкой. — Но в Англии меня бы поняли.
Лила ушла в малую столовую, где ей подали ленч, а когда она поела, к ней явилась няня с категорическим заявлением.
— Ваша тетя хочет заснуть, так что извольте ее не тревожить. И я тоже собираюсь лечь отдохнуть, как и остальная прислуга.
Эти слова прозвучали довольно сердито, словно няня боялась, что Лила потребует немедленно отправиться в музей.
Однако она ласково сказала:
— Отдыхай, няня. А я почитаю что-нибудь — в гостиной я видела много интересных книг. Может быть, попозже, если станет прохладнее, мы пойдем в «Маурицхейс».
Няня просияла — ответ Лилы ее явно обрадовал.
Встав из-за стола, девушка перекочевала в гостиную, где были открыты окна.
Двери тоже оставили открытыми, так что весь дом вобрал в себя аромат цветов из сада.
Большинство книг, как и следовало ожидать, оказались на голландском языке, но все-таки нашлось там несколько книг на французском и даже пара английских романов.
Решив, что полезно было бы попрактиковаться во французском, Лила выбрала роман Ги де Мопассана. Устроилась на кушетке и вскоре целиком погрузилась в сюжет.
Прошло около часа, когда она краем глаза заметила в гостиной какое-то движение.
Она подумала, что это няня, и ласково спросила:
— Хорошо ли тебе спалось?
И, лишь тогда в растерянности поняла, что ошиблась: в гостиную вошла не няня, а незнакомый молодой человек, коренастый и не очень привлекательный. У него оказались тяжелые и довольно грубые черты лица, характерные для многих голландцев.
Секунду Лила удивленно смотрела на пришельца, а тот, в свою очередь, с не меньшим удивлением взирал на нее, словно не ожидал ее увидеть здесь.
Наконец Лила поднялась.
— Добрый день!
Она сказала это по-английски, и молодой человек ответил на том же языке, но с ярко выраженным акцентом:
— Кто вы? Почему вы здесь?
— Я — гостья баронессы ван Алнрадт, — объяснила Лила. — Боюсь, она не сможет вас принять — она больна.
— Я это знаю, — ответил незваный гость. — Я — Никлас Алнрадт, пасынок баронессы.
Лила поняла: перед ней тот самый молодой человек, о котором тетушка говорила, что он плохо себя ведет и пытается продать картины, принадлежащие его старшему брату.
С опаской глядя на молодого повесу, Лила сказала:
— Баронесса — сестра моей матери. Я — ее племянница, Лила Кавендиш.
— Если это так, то можете передать ей от меня кое-что! — заявил Никлас Алнрадт.
Быстро оглядевшись, он прошел через всю гостиную к противоположной стене, на которой висела прекрасная картина Хендрика Аверкампа с изображением конькобежцев на фоне зимнего пейзажа. Картина была небольшая, но в высшей степени добротная.
Увидев, что Никлас снимает ее со стены, Лила с беспокойством спросила:
— Что вы делаете?
— Беру эту картину, потому что считаю ее своей.
— Вы не имеете права! — возмущенно воскликнула девушка. — Она не ваша! Она… принадлежит вашему брату!
— Да что вы об этом можете знать? — грубо отрезал он. — И вообще это вас не касается!
— Я не позволю вам красть картины у моей тети, пользуясь тем, что она больна и не может вам помешать! — решительно заявила Лила. — Немедленно повесьте картину на место! И вам лучше уйти отсюда: вы не имеете права сюда приходить!
Ее голос звенел от гнева, и Никлас грозно нахмурился.
Он не выпускал полотно из рук, явно не собираясь его возвращать.
— Ну что, будете путаться у меня под ногами? — угрюмо проворчал он. — Убирайтесь с дороги, не то пожалеете!
— Только посмейте унести картину из дома — я немедленно вызову полицию! — пригрозила ему Лила.
Она загородила похитителю путь из гостиной, прекрасно сознавая, что с него вполне станется отпихнуть ее в сторону и уйти с картиной. Но она была полна решимости помешать столь откровенному грабежу.
Она ухватилась за раму картины, пытаясь вырвать ее из его рук, и без устали повторяла:
— Вы ведете себя неприлично. Уходите, иначе я позову слуг, они не дадут вам обворовать тетю!
Она тянула картину к себе, но Никлас только крепче цеплялся за нее.
— Уйди с дороги, глупая английская девчонка! — рычал он. — Какое тебе, к черту, дело до того, что я забираю эту картину? Уж не хочешь ли ты сама ею завладеть?
— Она принадлежит моей тете, пока она жива, а потом она перейдет к вашему брату! — гневно ответила Лила и снова потянула ее к себе.
Продолжая удерживать картину одной рукой, Никлас сжал вторую в кулак и изо всех сил ударил девушку в плечо.
Она отчаянно закричала.
Простившись с Лилой, маркиз долго сидел в гостиной, разглядывая оставленный ею этюд.
За этим его и застал вернувшийся домой граф.
— Прекрасные новости, Кэрью! — выпалил он. — Примерно через час сюда доставят великолепное полотно Адриана ван де Велде и еще одно, кисти Якоба ван Рейсдала.
— Я очень рад, — ответил маркиз. — А что ты скажешь вот об этом?
Взглянув на картину, которую маркиз продолжал держать в руках, граф воскликнул:
— Тот самый Вермер, о котором было столько разговоров! Кто тебе сделал эту копию?
— Это не подделка, — промолвил маркиз, — а подготовительный этюд, написанный Вермером прежде, чем закончить портрет, который сейчас висит в музее «Маурицхейс».
— Этюд? — изумленно переспросил граф.
Он взял в руки картину, внимательно ее осмотрел, затем перевернул, чтобы взглянуть на обратную сторону холста.
— Он действительно кажется старинным, — согласился он. — Но кто тебе его привез?
— Молодая девушка, назвавшаяся племянницей баронессы ван Алнрадт.
Граф искренне удивился.
— Я был знаком с бароном. Да и с баронессой тоже, если на то пошло. Очаровательная была пара! Но после его смерти она нигде не показывалась.
— Мне сообщили, что она больна, — сказал маркиз, — а ее племянница хочет продать эту картину, чтобы заплатить за серьезную операцию, которую надо сделать баронессе.
— И она утверждает, что это — этюд Вермера?
— Она считает, что человек, завещавший «Маурицхейсу» «Головку девушки», был дружен с бароном.
— Кажется, это похоже на правду, — медленно произнес граф. — Но я не могу поверить, что это — действительно этюд, написанный Вермером. Если бы такой этюд существовал, о нем уже было бы известно.
— Мне и самому так кажется, — кивнул маркиз.
— Картина, конечно, прекрасная, — выдавил из себя граф. — Но я бы на твоем месте тщательно проверил ее подлинность, прежде чем платить за нее хоть одно пенни.
— Именно это я и намерен сделать, — заявил маркиз. — Мисс Кавендиш предложила мне связаться с торговцем картинами по фамилии Нийстед.
— Я о нем слышал, — сказал граф, — но не стал бы безоговорочно ему верить. Впрочем, это относится почти ко всем торговцам.
Подлинность картин, которые я тебе привез, удостоверена директором Государственного музея.
Маркиз рассмеялся.
— Ну, лучше не придумаешь!
— И я так считаю, — улыбнулся граф.
— В то же время, — задумчиво промолвил маркиз, — мне жаль мисс Кавендиш. Она очень тревожится о своей тетке. И она оказалась очень хорошенькой девушкой!
— Ага, — воскликнул граф, — тогда тебе надо быть еще осторожнее! Покупка картин — это одно дело, но когда в продаже замешана очень хорошенькая девушка, положение становится чрезвычайно рискованным.
— Да ты, оказывается, циник! — заметил маркиз.
— Не тебе это говорить! — парировал граф. — Ты сам уже давно стал циником!
И маркиз мысленно вынужден был согласиться с другом. А в последнее время, после того разочарования, которое принесли ему сразу две женщины, его цинизм стал еще глубже. Как ни старался, забыть об их обмане он не мог.
Но в следующую секунду он снова вспомнил огромные голубые глаза Лилы, в которых ясно читался страх, ее дрожащие пальцы.
«Почему она была так испугана?» — подумал он в очередной раз после расставания с ней.
— Сообщив тебе хорошие новости о картинах, — молвил граф, — я вынужден теперь перейти к новостям не столь приятным. Хотя надеюсь, ты не будешь слишком сильно расстроен.
— А в чем дело?
— Ее Величество уже знает о твоем приезде, и завтра ты приглашен на ленч в «Хейс тен Бос».
Повисло довольно продолжительное молчание, которое не без труда прервал маркиз.
— Я, конечно, почту за честь…
— Все не так страшно, как тебе может показаться, — пытался утешить друга граф. — У Ее Величества уже назначена важная встреча во второй половине дня, так что ленч будет ранним, а после него ты сможешь тут же исчезнуть. Однако она пожелала перемолвиться с тобой словечком до появления остальных гостей, приглашенных на ленч.
— Надеюсь, ты принял приглашение от моего имени? — осведомился маркиз.
— Ну конечно, — заверил его граф. — А так как меня не пригласили, я проведу время до твоего возвращения в поисках новых картин, подлинность которых не вызывала бы сомнений.
Он бросил взгляд на этюд Вермера, и маркиз спросил:
— А ты не допускаешь, что эта картина — нечто действительно уникальное и о ней могли просто забыть?
— Мне это кажется настолько маловероятным, — ответил граф, — что вполне может оказаться правдой!
— Тогда как нам выяснить, что это не подделка?
— Я покажу эту картину моему другу из Государственного музея. Только, Бога ради, Кэрью, не упоминай о ней никому из торговцев, которые будут сюда приходить.
— Почему? — удивился маркиз.
— Да потому, дорогой мой друг, что они немедленно бросятся в Гаагу и предложат баронессе в десять раз больше, чем она готова запросить, а потом так раструбят об этом открытии, что все коллекционеры Европы начнут драться за право стать обладателем этой картины.
— Иначе говоря, ты утверждаешь, что картина стоит очень дорого! — резюмировал маркиз.
— Если она подлинная. — Граф сделал ударение на первом слове.
— Хорошо, — согласился маркиз, — мы будем хранить это в тайне. Но если я все-таки куплю этюд, то хотел бы заплатить этой девушке его истинную цену, потому что ей нужны деньги на операцию тетке.
— Вот и еще одна вещь, которую тебе следует проверить, — посоветовал граф. — Узнай, действительно ли баронесса нуждается в операции. Не исключено, что это — вариация на старую тему с умирающим отцом, матерью или сестрой, рассчитанная на то, чтобы тронуть сердце пылкого коллекционера.
— Не будь таким недоверчивым! — укоризненно воскликнул маркиз. — Она всего лишь очень юная девушка, которая не станет никого обманывать.
Он произнес эти слова весьма решительно, но поймал себя на том, что мысленно снова спрашивает: «Почему она была так испугана?»
В эту минуту в холле послышались голоса: это привезли картины, приобретенные графом для друга. А следом за ними явились торговцы, которым было предложено привезти маркизу самые ценные свои полотна.
Прежде чем пригласить их войти, граф поспешно спрятал этюд Лилы в буфет.
На следующее утро маркиз с удовлетворением вспомнил о купленных накануне трех прекрасных полотнах голландских живописцев, которые обязательно заинтересуют короля, а возможно, и других аристократов, претендующих на то, чтобы считаться знатоками искусства.
Он был особенно доволен картиной с конькобежцами — она действительно превосходна, но, конечно, и обошлась весьма недешево.
Впрочем, и два других его приобретения обещали украсить обновленную картинную галерею в Кейне.
Маркиз заплатил немалые деньги, однако на аукционе эти же картины стоили бы еще дороже.
До своего отъезда в Англию он намеревался приобрести еще несколько полотен такого же уровня.
Граф, присоединившись к нему за завтраком, сообщил, что в самую легкую карету уже запряжены самые быстрые лошади, чтобы доставить ему удовольствие от поездки в Гаагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18