— И все же я больше всего хочу попасть в замок Брекон. — Ох, Хэрриет, а что, если меня не возьмут на это место?
Она прошла через комнату и взглянула на часы.
— Уже четыре. Одно можно сказать точно: Марию взяли на работу, иначе она уже вернулась бы сюда, как я ей сказала.
— Если ей повезло, может, и тебе повезет, милая Кэролайн, — сказала Хэрриет. — Это доброе предзнаменование. Но ох, как же я боюсь за тебя! Лучше бы ты не начинала этот опасный маскарад!
— Что бы ни произошло, со мной ничего худого не случится, — ответила Кэролайн. — По крайней мере, если мы сможем сделать так, что кузина Дебби ничего не, заподозрит. Хэрриет, ты должна каждый день встречать почтальона. Будет катастрофа, если твой отец увидит адресованные мне письма и поймет, кто я.
— Будем надеяться, что этого не случится! — воскликнула Хэрриет, встревожившись. — На тебя-то он не будет сердиться, но забьет меня до полусмерти за то, что я его обманывала. Ох, Кэролайн, когда ты ему сказала, что сама сшила это платье, я чуть не расхохоталась! Как это похоже на мужчин — не понять, что такое дорогое и элегантное платье может быть сшито только на Бонд-стрит.
— Молю небо, чтобы никто об этом не догадался, — сказала Кэролайн. — Я велела Марии упаковать самые. старые и ненарядные платья, и я несколько часов потратила на то, чтобы спороть со шляпок перья и ленты — чтобы они были не такими модными, И все же, боюсь, что не произвожу впечатление унылой дамы благородного происхождения, которой крайне нужно найти место.
— Да уж точно, — рассмеялась Хэрриет, — но ведь ты всегда можешь сказать, что леди Кэролайн Фэй, которая так к тебе привязана, подарила тебе свои ненужные туалеты.
Кэролайн захлопала в ладоши.
— Браво, Хэрриет, блестящая мысль! Мы еще научим тебя интригам. Более того, я обещаю тебе, что, когда закончится этот обман, я куплю тебе самое красивое платье, которое только найдется в Лондоне, и отдам тебе те свои платья, какие тебе понравятся.
— Ой, Кэролайн, правда?
Хэрриет восторженно вздохнула, но тут же добавила:
— Но что толку? Я весь год напролет никого не вижу. Я веду хозяйство и шью для папы, но, что бы я для него ни делала, он только все больше раздражается. Видишь ли, Кэролайн, он хотел сына, и ему совсем не нравится почтительная, но скучная дочь.
— Бедная Хэрриет, не расстраивайся так из-за этого. Мы найдем тебе мужа, и ты сможешь забыть о тяжелой и неблагодарной работе.
— Ну, разве что он будет совсем слепой и такой хромой и болезненный, что его предложение не примет никакая другая девушка, — вздохнула Хэрриет, и, когда Кэролайн начала было возражать, она вскочила, негромко вскрикнув:
— Смотри! — сказала она. — Смотри, кто едет по дороге!
Кэролайн поспешно повернулась к окну.
— Это просто грум, — проговорила она разочарованно.
Почему-то на минуту она подумала, что увидит кого-то совсем другого.
— Да, грум, — согласилась Хэрриет. — Но посмотри на его ливрею.
— Фиолетовая с малиновой отделкой, — сказала Кэролайн. — Это цвета Брекона?
— Да, вот именно, — ответила Хэрриет. — И грум направляется сюда. Смотри сама.
Девушки какое-то время наблюдали, как грум спешивается, привязывает лошадь и идет к парадной двери с письмом в руке. Потом Хэрриет бросилась вниз и, запыхавшись, вернулась в спальню, протянув письмо Кэролайн.
— Это тебе, — сказала она.
Мгновение Кэролайн только смотрела на письмо, у. потом медленно (пальцы ее дрожали) раскрыла конверт. Она быстро прочла письмо и обняла Хэрриет.
— Ее светлость примет меня! — воскликнула она. — Она примет меня завтра в три. Ох, Хэрриет, первый шаг сделан! Поднимается занавес, и начинается волнующая, захватывающая драма.
Кэролайн была так взволнована, что почти не спала этой ночью. И даже если бы ее собственные мысли не мешали ей заснуть, она не спала бы, тревожась из-за Хэрриет. Было очевидно, что Хэрриет в доме священника не видела ничего, кроме угнетения и обид. Она говорила правду, когда сказала Кэролайн, что раздражает отца: он ни минуты не переставал ее попрекать и обвинять.
Обед был простой, но очень вкусный, и Кэролайн он понравился. Она не была привередлива в еде, но викарий, съевший все, что было на столе, и запивший все это несколькими пинтами кларета, все время был недоволен кушаньями: и тем, что именно было приготовлено, и тем, как это было приготовлено, и тем, как подавалось на стол.
— Я должен перед вами извиниться, мисс Фрай, — несколько раз повторил он, — но перед вами человек, которым здесь ужасно пренебрегают. По воле господа у меня была отнята моя жена, но я надеялся, что моя дочь, мое единственное дитя, попытается хоть отчасти ее заменить! Но у Хэрриет нет ни предприимчивости, ни сообразительности, и вообще она плохая хозяйка.
Видно, мне суждено (ведь что-то я не вижу человека, более или менее достойного, который готов был бы сделать ей предложение) так и заботиться о ней, пока не умру.
Кэролайн так и хотелось запустить в него тарелкой и сказать все, что она о нем думает: его постоянное ворчание превращалось для Хэрриет в настоящее истязание. Но она могла только скромно опускать взор и говорить, что надо надеяться, что с возрастом Хэрриет исправится и что она, Кэролайн, ей постарается помочь.
Кэролайн, привыкшей свободно высказывать свое мнение по любому поводу, было нелегко сдерживаться, но когда они с Хэрриет отправились спать, она наконец смогла высказать все, что думала.
— Он всегда так тебя бранит? — осведомилась она сердито.
— Кто, папенька? — спросила Хэрриет. — Ох, он при тебе еще старается быть вежливым. Часто он просто дает мне оплеуху, а один раз бросил в меня миску с угрями. Они мне ужасно ошпарили руки, и следы не сходили много недель.
— Он просто зверь, — сказала Кэролайн. — Обещаю, что я тебя как-нибудь спасу, . Хэрриет, но сначала мне надо спасти лорда Брекона.
Хэрриет, у которой в глазах стояли слезы, неуверенно засмеялась.
— Ну, Кэролайн, ты ведь только женщина, а говоришь так, как будто в тебе решимость и сила девяноста мужчин.
— Иногда мне и самой кажется, что они у меня есть, — отозвалась Кэролайн. — Могу повторить слова забавной старой камеристки моей мамы, Юдоры. Она всегда произносила фразы так торжественно, что казалось, будто это слова Священного Писания. Не раз я от нее слышала: «Если дело правое, сила вам будет дана».
И я теперь этому верю, Хэрриет.
— Я надеюсь, твоя вера будет вознаграждена, — ответила Хэрриет, — особенно в том, что касается меня.
Она нагнулась, чтобы поцеловать Кэролайн, но тут снизу донесся громовой крик викария, от которого обе девушки вздрогнули.
— Хэрриет, где моя свеча? Сколько раз говорить тебе, что я прошу оставлять мне свечу у лестницы? Спускайся и сейчас же найди мне ее, ты, пустоголовая идиотка!
— Извини, папенька… Я иду… Пожалуйста, извини! — воскликнула Хэрриет и выбежала из комнаты Кэролайн, закрыв за собой дверь.
Бедная маленькая Хэрриет! Ее доброе лицо и печальные глаза напомнили Кэролайн грустные мордочки спаниелей в Мэндрейке. Она свернулась в постели, на минуту пожалев о том, что она не дома, в безопасности, где ей слышен был шум волн и ее окружали покой и надежность. Потом она вспомнила о завтрашнем дне, и сердце ее забилось сильнее. Завтра она снова увидит лорда Брекона! Хэрриет сказала, что его зовут Вэйн.
Кэролайн шепотом повторила это имя.
На следующее утро после завтрака, когда Хэрриет ожидали бесчисленные домашние дела, Кэролайн сказала, что отправится на прогулку. Хэрриет рассказывала ей, что с другого конца деревни она с дороги увидит замок Брекон. Кэролайн решила, что именно там и должны собираться толпы зевак, которые, как сообщил лорд Брекон, приходят поглазеть на нормандские башни.
Утро было солнечным и теплым, и Кэролайн надела соломенную шляпку, отделанную голубыми лентами под цвет голубого шелкового корсажа на ее белом батистовом платье. Выйдя из дома, она раскрыла зонтик, не столько для того, чтобы защититься от солнца, сколько чтобы спрятаться от любопытных глаз.
Она считала, что здесь вряд ли кто-нибудь узнает в ней леди Кэролайн Фэй, но в то же время ей не хотелось рисковать. Всегда существовала вероятность, что в проезжающей карете или фаэтоне может оказаться кто-нибудь из ее знакомых. Когда она обоснуется в замке Брекон, ей уже не будет необходимости выходить за пределы его территории.
Она прошла по деревенской улице, не увидев никого, кроме нескольких женщин, прибирающих свои коттеджи, да старика с длинной белой бородой, сидевшего на скамейке у стены постоялого двора «Свинья и свисток». Кэролайн догадалась, что он, скорее всего, старейший житель деревни: такие были почти во всякой деревушке. Наверное, если вступить с ним в разговор, он мог бы рассказать ей что-нибудь интересное о замке Брекон и его обитателях. Она было решила попытаться, но передумала: не следовало привлекать к себе внимание местных жителей. Поэтому она скромно пошла дальше, пока, как и обещала ей Хэрриет, не добралась до огромных чугунных ворот, за которыми начиналась территория замка.
Ворота были очень высокими, и по обе их стороны возвышались колонны, увенчанные двумя гигантскими геральдическими львами, поддерживающими щиты.
Дальше шла стена, окружавшая парк, но, когда Кэролайн прошла немного вглубь, стена сменилась живой изгородью, которая шла вдоль ручья. Изгородь была невысокой, и еще через пятьдесят ярдов Кэролайн оказалась на месте, откуда замок был виден во всем своем великолепии.
Восхищенная открывшимся перед нею видом, Кэролайн перестала удивляться, что люди приезжают сюда издалека, чтобы полюбоваться на это зрелище. Две огромные нормандские башни вырисовывались на фоне неба. На одной из них был установлен флагшток, на котором на утреннем ветерке трепетал фиолетовый с малиновым флаг.
Замок был очень большим. Можно было разглядеть, что, хотя обращенная к ней сторона была построена в нормандском стиле, под стать двум башням, в нем были и полускрытые деревьями более поздние пристройки, тоже из серого камня, но совершенно другой архитектуры. Деревья создавали фон, на котором в полукружии рва, с северной стороны переходящего в озеро, отлично вырисовывался замок. Под аркой моста туда и сюда скользили лебеди: к глубокому изумлению Кэролайн, все они были черными. Они добавляли к пейзажу слегка мрачноватую ноту, да и вся атмосфера вокруг замка казалась довольно грозной и таинственной.
Возможно, это впечатление создавал плющ, обвившийся вокруг башен, возможно — сами башни, прочные и вызывающие со своими бойницами, создававшие впечатление угрюмой силы. Возможно, дело было в окнах дальней части замка, куда еще не добралось солнце: они казались темными настороженными глазами на фоне серого камня, окружавшего их.
Как бы то ни было, но вся картина представала необъяснимо и невыразимо угрожающей, и невольно Кэролайн охватила дрожь. Она почувствовала, что этот дом нельзя было назвать счастливым. Он был великолепен и величествен на холодный и властный манер, но в нем не было мягкого тепла много повидавших камней и дружелюбного гостеприимства, которое, казалось, источали другие дома, например, ее родной Мэндрейк или Сэйл-Парк, чудесная резиденция лорда Милборна.
Она долго стояла, глядя на замок, и вспоминала лорда Брекона, каким она видела его в последний раз: его глаза, заглянувшие в ее глаза, его губы, приближавшиеся к ее губам. Она снова пережила этот поцелуй, опаливший ее жаром, так что она никогда не сможет о нем забыть, и при каждом новом воспоминании сердце ее начинает биться сильнее и дыхание перехватывает…
С трудом Кэролайн вернулась к действительности и тут заметила, что совсем близко, на берегу ручья, служившего границей парка, стоит кибитка. Она взглянула на нее мимолетом, считая, что она принадлежит цыганам. Однако что-то остановило ее взгляд: кибитка выглядела гораздо наряднее, чем обычные кибитки цыган. Она была украшена резьбой и выкрашена алой и желтой краской, а ее обитатели, женщина, мальчик и двое маленьких ребятишек, казались удивительно опрятными.
Кэролайн без особого любопытства посмотрела на них и, еще раз взглянув на замок, собралась было вернуться обратно в дом священника, как вдруг услышала шум. Она обернулась и увидела, что по дороге идет человек, а рядом с ним — большой пес. Именно пес и привлек внимание Кэролайн: он яростно набросился на щенка фокстерьера, выбежавшего из одного из коттеджей, и укусил его — без всякого предупреждения и так сильно, что щенок, завизжав, бросился обратно в свой коттедж.
Задира пес был очень крупным, и порода эта была Кэролайн незнакома, но напоминала мастифа. К ее удивлению, человека, казалось, нисколько не смутила жестокость собаки, наоборот, двигаясь в сторону Кэролайн, он хохотал.
Незнакомец представлял собой довольно странное зрелище: его черная одежда порыжела от времени, старомодный сюртук с широкими полами доходил почти до колен. На седом парике сидела давно вышедшая из моды треуголка. Кружева, свисавшие из рукавов, прикрывая крупные кисти рук, были грязными, а когда он подошел поближе, Кэролайн увидела, что он горбат.
Чувствуя, что ни человек, ни его пес не доставят ей приятного знакомства, Кэролайн сошла подальше с дороги, заслонив лицо зонтиком.
Но в этот момент она увидела, что маленькая девочка, сидевшая у кибитки, забавляется тем, что подбрасывает мячик и пытается его поймать. Девчушка была совсем маленькая, двух или трех лет от роду, и мячик, выскользнув из протянутых за ним ручонок, выкатился на середину дороги.
Малышка весело заковыляла за своей игрушкой, но едва только она показалась на дороге, как огромный пес увидел ее и, зарычав, повернулся, чтобы разделаться с ребенком, как только что разделался со щенком.
Времени думать не было, и почти не было времени действовать. Девчушка, не видя ничего, кроме мячика, не чувствовала приближающейся опасности. Она протянула ручонки за игрушкой, и в тот же самый момент пес оскалил клыки. Кэролайн услышала рычание собаки, услышала у себя за спиной чей-то крик и, размахнувшись что было силы, опустила зонтик на голову пса, оттолкнув его от малышки, которая от испуга и удивления шлепнулась в пыль и разревелась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39