– А нам вчера два станка привезли.
– Ну и хорошо, – ответила Зинаида. Она одной рукой держала ложку, а другой листала учебник.
– Их только из-за угла включать, – сказал я.
– Ага, – отозвалась Зинаида.
– Ты лучше не агакай, ты лучше придумай, чего делать.
– Что делать?
– Чтобы нам их на хорошие обменяли.
Зинаида перевернула страницу и ничего не ответила. Мне надоело, что она не слушает. Сама же всегда говорит, чтобы я советовался со старшими. А я даже не советовался, очень нужно мне с ней советоваться. Я просто спросил. Потому что сам ничего придумать не мог.
– Я, может, тебя первый раз в жизни спросил. И последний. Это ты учти, – сказал я.
– Отстань, Костя. У меня экзамены на носу.
Я говорю:
– Покажи нос. Никаких экзаменов на нем нет. Очки есть, а экзаменов нет.
– Господи! – простонала Зинаида. – Когда же мама приедет?
Я говорю:
– Правильно. Вот мама приедет, я ей все расскажу: что ты мне ни разу посоветовать не хотела и что ты за едой читаешь…
Зинаида уставилась в книжку, а на меня даже не смотрит.
– От этого еда плохо переваривается, – сказал я. – Ведь ты же сама говорила, что плохо.
А Зинаида на меня внимания не обращает.
– К экзаменам надо готовиться в течение всего года, а не в последний день. Ты же сама говорила…
Зинаида молчит.
– И не горбись за столом. Будешь ходить с искривленным позвоночником.
В общем, я повторил Зинаиде все, что она мне раньше говорила.
Она всегда меня учит, как что делать. А Зинаида молчала. Это она решила от меня отмолчаться. Она знает, что мне неинтересно, если не отвечают.
Тогда я сказал:
– Все равно будешь со мной разговаривать.
А Зинаида – ни слова.
Я надел пальто и говорю:
– У меня вот уроки не выучены, а я гулять пойду.
А Зинаида даже не оборачивается.
Тогда я спустился по лестнице и снизу позвонил из автомата.
– Алло!
– Алло! Я слушаю, – ответила Зинаида.
– Это Костя, – сказал я. – Видишь, вот ты со мной и разговариваешь.
В трубке сразу запищали короткие гудки. Но это уже не важно. Все-таки она сказала мне три слова: «Алло», «я» и «слушаю». Вот, наверное, сейчас злится. Зато в другой раз будет разговаривать. Я ведь ее по делу хотел спросить. А про уроки я нарочно сказал. Я их еще вчера выучил.
Только я вышел на улицу, как около кино увидел Борьку. Он стоял в очереди у телефона. Зачем ему из будки звонить? У нас же в парадной есть автомат. Я хотел подойти и спросить. Но потом я подумал, что спрашивать неинтересно. Борька сразу скажет. Он всегда отвечает, если его спрашивают. Лучше я сам узнаю. Так, чтоб он не заметил.
Я подождал, пока Борька войдет в будку, и незаметно подкрался. Сквозь стекло было плохо слышно. У меня даже в ушах закололо – так я старался расслышать.
– Алло! Это редакция газеты? – спросил Борька.
Тут Борька повернулся, и я еле успел отскочить. Больше я ничего не услышал.
А когда Борька вышел из будки, я заметил, что на другом углу его ждет Вика. Они поговорили немного и вместе пошли к Фонтанке.
Борька всегда с Викой ходит. Даже со мной меньше ходит, чем с Викой, хоть мы и живем на одной лестнице. Вместе мы редко бываем. И все из-за Вики. Староста несчастная! Невеста без места! Я ей даже сказал один раз:
– Данилова, ты что, Борькина невеста? Чего ты за ним бегаешь?
– А ты болтун, – ответила Вика, – поэтому с тобой никто из девочек дружить не хочет.
– Со мной? – сказал я Вике. – Со мной хоть тысяча девчонок дружить будут. Я, может, сам не хочу. Захочу – так будут.
– Захоти!
Рядом стояла Мила Орловская. Я ее спросил:
– Мила, будешь со мной дружить?
Мила покраснела и ничего не ответила.
Тогда я сказал Вике:
– Пожалуйста! Видишь – молчит. Молчание – знак согласия.
После уроков Мила подошла ко мне и шепотом сказала, что она будет дружить, только чтобы никто не знал.
– Почему это ты шепчешь? – спросил я.
– Чтобы не услышали, – прошептала Мила.
– А почему «чтобы никто не знал»?
– Так интереснее, – прошептала Мила.
– Кому это интереснее? – сказал я. – Вот еще! Что я, с тобой буду шепотом дружить? Да я и не собирался с тобой дружить. Это я нарочно спросил. С тобой дружить – ты еще в газету напишешь.
Мила обиделась и назвала меня грубияном. А сама правда в газету писала. Она написала: «Дорогая редакция! У нас в классе все интересуются, можно ли дружить мальчику и девочке. Ответьте, пожалуйста». Ну чего тут ей отвечать? Ей что, от редакции специальное разрешение нужно? А если ей ответят «нельзя», так она дружить не будет, что ли?
Пока я думал про Милу, Борька и Вика ушли совсем далеко. Я побежал их догонять. Только я старался, чтобы они меня не заметили. Мне было интересно узнать, куда они идут.
Они перешли через Фонтанку и остановились около большого дома. На дверях была вывеска: «Редакция газеты „Ленинские искры“. Тут я вспомнил, что Борька по телефону спрашивал редакцию. И у меня внутри все перевернулось от смеха. Я сразу догадался – они пришли спрашивать, можно ли им дружить или нет.
Я подождал, пока они немного пошептались, и подошел.
– Борька, ты чего тут делаешь?
– А ты чего делаешь? – спросил Борька и вдруг обрадовался. – Ты, значит, тоже догадался?
– Конечно, догадался, – сказал я. – Только ты в редакцию не ходи. Все равно тебе разрешат.
– Чего разрешат?
– Дружить с девочкой.
– С какой девочкой?
– С Даниловой. Хоть она и староста, все равно разрешат. Вика посмотрела на меня и сказала:
– Боря, может быть, у него температура? Смотри, какой он красный.
– Нет у него никакой температуры, – мрачно сказал Борька.
– Это у тебя температура! – сказал я Вике. – А то бы вы не спрашивали про мальчика с девочкой.
– Про кого? – спросил Борька.
– Не притворяйся, – сказал я. – Думаешь, не знаю, зачем ты пришел?
– Зачем?
– Спрашивать: можно или нет дружить мальчику и девочке.
Борька с Викой переглянулись, и вдруг Вика захохотала. У нее даже шея покраснела от смеха. Она так смеялась, что на нее прохожие оборачивались.
Я говорю Вике:
– Смейся, смейся. Только учти – у меня был один знакомый. Он от смеха лопнул.
Она еще сильнее захохотала. Я отвернулся, как будто мне до них никакого дела. Она видит, что я не смотрю, и перестала смеяться. Борька говорит:
– Пойдем с нами. Сам увидишь, зачем пришли.
– Нужно мне с вами идти!
– Зачем же ты за нами шел?
– Я не за вами шел, а по улице.
– Идем, Боря, – сказала Вика. – Все равно его не переговоришь. Он как долгоиграющая пластинка.
– Чего? – сказал я. – Какая пластинка?
– Долгоиграющая. Тридцать три оборота. До-олго играет…
Я говорю:
– Борька, дать ей за пластинку?
– Попробуй дай.
– Может, заступишься?
– А ты попробуй дай.
– За невесту заступишься?
– Дурак, – сказал Борька. – Идем, Вика.
Я стоял и думал: идти мне за ними или нет? Ведь если я пойду, то получится, что я за ними бегаю. А если не идти, то, значит, я Вики испугался. И потом, мне очень хотелось узнать зачем они пришли.
Все-таки я пошел. Поднялся по лестнице. А там длинный коридор. И на всех дверях написано: «Ленинские искры».
Вдруг одна дверь открылась, и оттуда вышел какой-то человек. Пока он выходил, я увидел, что в комнате сидят Борька и Вика. Я заглянул. Они сидели на диване, а рядом с ними сидел молодой парень в зеленом пиджаке. Он меня увидел.
– Ну, заходи, – сказал парень. – Не бойся.
– Я и не боюсь.
– У тебя дело есть?
– Может быть, и есть, – говорю я. – Еще не знаю.
– Ну тогда посиди. Я с ребятами закончу.
А Борька и Вика посмотрели на меня и ничего не сказали, будто меня не знают.
– Так, значит, вы ждали, ждали… – сказал парень Вике.
– Ага, – ответила Вика. – Не только мы, все ребята ждали. И Алексей Иванович тоже. А потом посмотрели – они совсем сломанные.
– Алексей Иванович сказал, что им на свалке место, – добавил Борька.
У меня сразу лоб вспотел. Значит, они не про мальчика и девочку, они про станки пришли разговаривать. А Борька мне ничего не сказал. Ну ладно, я ему припомню.
– Так что же вы теперь думаете делать? – спросил парень.
– Не знаем.
Тут я уже не мог вытерпеть. Если не знаешь, так и не ходи в редакцию. Лучше письма пиши. Про мальчика и девочку.
– Их засудить надо – вот что делать, – сказал я. Парень повернулся ко мне.
– Кого засудить?
– Шефов.
– А ты здесь при чем? – спросил парень.
– Он из нашего класса, – сказала Вика.
– Вот оно что. – Парень засмеялся. – Значит, тебе тоже без станков плохо?
– Очень плохо, – сказал я. – Просто жить невозможно.
Они все трое засмеялись. И я тоже засмеялся, хотя мне и не хотелось с Викой смеяться. Но я просто удержаться не мог.
– Ну ладно, – сказал парень, – пошутили мы с вами, а теперь давайте думать…
В это время позади меня скрипнула дверь. Но я смотрел не на дверь, а на парня и заметил, что он сразу съежился. Лицо у него стало обиженное, как у маленького. Я обернулся и увидел Указателя.
Сначала я испугался. Я думал, что он меня специально выслеживает, когда я в газету приду. Но Указатель на меня даже не посмотрел. Он заулыбался и протянул руку.
– Приветствую вас, Игорь Владимирович.
Игорь Владимирович сморщился, будто ему в рот клюкву положили.
– Здравствуйте.
– Рад видеть вас в добром здравии.
– Спасибо.
– Я к вам по делу. Вот, так сказать, новые плоды трудов моих. Надеюсь, на этот раз подойдут. Мне кажется, это то, что нужно.
Указатель не говорил, а прямо орал, как будто с глухим разговаривал. Игорь Владимирович даже вздрагивал.
– Ребята, – попросил Игорь Владимирович, – обождите, пожалуйста, минутку в коридоре.
Я говорю:
– Мы же первые пришли.
Это я нарочно сказал. Я мог бы хоть целый час ждать. Просто мне Указатель не нравится.
Указатель вытаращил свои глаза и спрашивает:
– Тебя как зовут?
– Костя меня зовут.
– Фамилия?
Тут я совсем разозлился. Мне даже как-то обидно стало, что он меня не узнал, и я уже хотел спросить у него разрешения посмеяться. Но Игорь Владимирович тихонько мне глазами показывает на дверь: «Выйди, пожалуйста»,
Тогда я говорю:
– Идем, Борька, я тебе тоже труды плодов моих покажу.
Мы вышли, но дверь я не закрыл и стал слушать, как Указатель читает свои стихи. Вот какое было стихотворение:

Жил да был мышонок Петя
В чудной клетке на окне.
Все его любили дети,
Очень нравился он мне.
Непослушный был мышонок,
Дисциплины он не знал.
Только вышел он из дверцы,
В лапы кошке он попал.
Пионерам скажем мы:
Знайте, знайте, детки,
Если хочешь долго жить,
Не вылазь из клетки.

Указатель кончил читать и сказал:
– Жду вашего суда. По-моему, тема важная и, так сказать, пионерская.
– Да… конечно… – пробормотал Игорь Владимирович. – Только вот… Я не совсем понимаю, почему вы советуете пионерам сидеть в клетке.
– Ну, Игорь Владимирович, Игорь Владимирович! Не ожидал. Разумеется, клетка – это в переносном смысле. А главная мысль – нужно быть дисциплинированным. Нельзя совершать недозволенных поступков. Разве вы против этой мысли?
– Я – за, – ответил Игорь Владимирович. – Но…
Дальше я не расслышал, потому что к нам подошел какой-то человек со значком «Ленинградская правда». Он заглянул в щелку и сразу отшатнулся. Потом он осторожно прикрыл дверь, погрозил мне пальцем и спросил:
– Давно сидит?
– Кто?
– Вон тот.
– Минут десять.
– Стихи читал?
– Ага.
– Про кого?
– Про кошку и мышку.
В это время по коридору проходил еще один, тоже со значком, только на значке было написано: «Смена».
– Женя, – сказал «Ленинградская правда», – удирай, пока цел.
– А что?
«Ленинградская правда» кивнул на дверь.
– Опять пришел.
– А у тебя уже был? – спросил «Смена».
– Был. Я ему про птичку вернул, он мне про мышку оставил.
– Вот черт, – сказал «Смена». – Сейчас его из «Искр» спровадят, он ко мне придет. А я как раз уйти не могу – приемный день.
– Сочувствую, – сказал «Ленинградская правда». И они ушли.
Я снова открыл дверь. Указатель стоял посреди комнаты и кричал:
– Вы систематически отказываетесь печатать мои стихи! Повторяю: систематически!
– Но ведь стихи-то плохие, – жалобно сказал Игорь Владимирович.
Указатель прямо завертелся на месте.
– А вы только хорошие печатаете? Вот я выписал: «У меня зазвонил телефон. – Кто говорит? – Слон». Это от 14 октября сего года. Что это, по-вашему! Когда вы видели, что слоны говорят по телефону? Или вот: «Когда же ты снова пришлешь к нашему ужину дюжину новых и сладких калош!» Что это, по-вашему? Дети должны верить, что можно питаться калошами? Вы представляете, что будет, если каждый пионер съест по калоше!
Тут уже заорал Игорь Владимирович:
– Это же Чуковский! Понимаете? Чу-ков-ский!
А Указатель почему-то ответил тихо:
– Вот именно. Товарищ Чуковский пишет всякие небылицы, вы их печатаете. Вам приносят стихи о дисциплине, вы их не принимаете. Разрешите доложить, Игорь Владимирович, я буду жаловаться.
– Пожалуйста, – сказал Игорь Владимирович.
А Указатель – еще тише:
– Вплоть до Центрального Комитета…
Указатель повернулся и помчался к двери. Мы еле успели отскочить. Он выбежал из комнаты, пронесся наискосок по коридору. Там была дверь с надписью: «Смена». Туда он и забежал. А мы зашли к Игорю Владимировичу.
Он сидел за столом и держался за щеку, будто у него зубы болят.
– Вам, ребята, чего?
– Это же мы, помните? Насчет станков.
– Ничего я сейчас не помню, – сердито ответил Игорь Владимирович. – Вы садитесь. Вспомним.
Мы сели, помолчали немного. Потом Борька говорит:
– А я его знаю, он в нашей квартира живет.
Игорь Владимирович даже на стуле подскочил.
– В вашей? Может быть, он тебе родственник?
Борька сразу испугался:
– Нет, не родственник! Честное слово, не родственник.
– Тебя как зовут?
– Боря.
– Слушай, Боря, – сказал Игорь Владимирович очень ласково, – а как там… вообще… Ну, как у него здоровье? Болеет часто?
– Он никогда не болеет. По утрам гимнастику делает. Он двухпудовую гирю выжимает: левой восемь раз, а правой одиннадцать. Я сам видел.
– Ага. Значит, не болеет, – вздохнул Игорь Владимирович. – Ну ладно, пусть выжимает…
По-моему, взрослые хитрее всех. Я же видел, что Игорю Владимировичу прямо убить хотелось Указателя, но он при нас ругать его не стал и еще вид сделал, будто ничего не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14