Ведь если Кэддерли, по ее словам, мог подчинять себе Силу, почему же он оставался до сих пор наполовину животным?
– Ты просто еще не все знаешь, – сказала ему наставница, как будто могла читать его мысли. – Ведь ты по-прежнему новичок, неопытный, хотя Сила буквально валяется у тебя под ногами.
– Сила Денира? – не понял Кэддерли.
– Ну конечно, – спокойно ответила Пертилопа, словно вполне предвидела последующий вопрос.
– Но за что Денир наградил меня этой Силой? – спросил молодой человек. – Что сделал я, чтобы получить этот дар?
– Ты его Избранник, – засмеялась Пертилопа.
– Ну уж нет, – заявил Кэддерли, с ужасом осознавая, что посмел возразить наставнице, жрице.
Но Пертилопа вновь лишь засмеялась.
– Очень даже да, – сказала она. – Ты верный послушник нашего Покровителя, а также Огма, его брата. Не стоит мерить свою веру исполнением обрядов и церемоний. Она находится у тебя в сердце, в твоей искренности и любви. Ты верный послушник, это заложено в твоем пытливом уме и сердце, и блестящий ученик. Этим и измеряется верность Дениру.
– Во всяком случае, не для Эйвери, – возразил Кэддерли. – Сколько раз он угрожал выгнать меня из ордена. И именно за то, что я не соблюдаю все те обряды, о которых вы с такой легкостью говорите!
– Он не может выгнать тебя из ордена, – покачала головой Пертилопа. – Нельзя «выгнать» человека из-под воли Небес.
– Воли Небес? – переспросил Кэддерли. – Если это и вправду так называется, то я еще даже не вступал ни в какой орден. Я не чувствую в себе призвания.
– Чепуха, – отмахнулась Пертилопа. – Тебя призвали могучие силы Денира. Это, мой юный друг, и есть то, что свидетельствует о воле Небес! Разве ты сомневаешься в той Силе, к которой только начал подступаться?
– Я обращаюсь не к Силе, – ответил Кэддерли со своим обычным упрямством, – а к ее источнику.
– Ее источник Денир.
– Это вы так говорите, – сказал Кэддерли. – Блажен, кто верует.
– Погоди, ты тоже поверишь. Ты священнослужитель Денира, приверженец Покровителя, который требует независимости, проявления свободной воли. И остроты ума, – продолжила Пертилопа, причем ее карие глаза приняли странное, отсутствующее выражение. – Если ты лишь слепо выполняешь обряды, ты ничем не лучше коров и овец, которые пасутся в полях вокруг Кэррадуна. Денир и не хочет этого. – Пертилопа помолчала, глядя на испуганного молодого жреца. – Покровитель опекает художников, поэтов и просто думающих людей, хотя их работа может выглядеть лишь бледной копией того, что принято называть «идеалом». Вопрос, Кэддерли, сильнее ответа. Это то, что сопровождает твое взросление, – приближение к тайнам Денира.
Где-то в глубине души Кэддерли взмолился, чтобы слова Пертилопы оказались правдой, чтобы их обнадеживающая мудрость не обернулась лишь слабой надеждой столь же растерянного и отчаявшегося существа, как он сам.
– Ты оказался Избранником, – вернулась Пертилопа к насущным проблемам. – Ты слышишь Песнь и подходишь, с каждым днем все ближе, к тому, чтобы разбирать ее смысл и лучше понимать свое место в этом странном нагромождении испытаний, которое мы зовем жизнью.
– Значит, я колдун?
– Нет!!! – Наставница впервые за весь разговор всерьез рассердилась, и Кэддерли проявил мудрость, не став отвечать тотчас же. – Твой магический талант по сути своей светел, – настаивала Пертилопа. – Разве ты применял иные заклинания, кроме тех, к которым у тебя на глазах прибегали другие жрецы?
Кэддерли задумался всерьез и надолго. По правде говоря, те магические действия, что он производил, мало отличались от того, что делали другие священнослужители. Даже эта Тайна Родства была не столь уж далека от возможностей изменения формы, практикуемой у друидов-отшельников. Но в то же время молодой человек понимал, что его возможности включают в себя еще кое-что.
– Я не молюсь, когда произношу заклинания, – заспорил он. – Я не вылезаю по утрам из постели в уверенности, что сегодня смогу создать свет или что сумею превратить свои руки в беличьи лапы. Равно как я никогда не взываю к Дениру.
– Ты читаешь Книгу, – напомнила ему Пертилопа, опровергая рассуждения Кэддерли. – Это и есть твоя молитва. Поэтому тебе не нужно выбирать заклинания и запоминать в точности порядок магических действий. Ты просто слышишь Песнь. Ты один из немногих Избранников. Я много лет подозревала это и наконец лишь несколько недель назад поняла, что именно тебе суждено стать моим Преемником.
– О чем вы говорите? – спросил Кэддерли. Его состояние и без того близилось к панике, а теперь его охватил настоящий ужас оттого, что Пертилопа, продолжая говорить, начала снимать свое длинное одеяние. Молодой жрец застыл, пораженный, когда наставница окончательно избавилась от одежды, открывая странного вида кожу, которая напоминала шкуру акулы, покрытую не чешуей, а острыми шипами.
– С самого детства я воспитывалась на Побережье Мечей, – начала свой рассказ наставница, – у моря. Мой отец рыбачил, и я часто выходила с ним в море выбирать сети. Как видишь, я обрела Тайну Родства с акулой, как ты с белками, в частности с Персивалем. Я всегда восхищалась необыкновенно грациозными движениями и совершенством этого зачастую опасного создания.
Кэддерли молчал, пораженный.
– Я уже объясняла тебе, что применение Тайны Родства сопряжено с опасностью, – продолжала Пертилопа с некоторой долей иронии. – Как видишь, я тоже стала жертвой этой практики, не разобравшись как следует, приняв свою Тайну Родства без оглядки.
Кэддерли начал подозревать, что, возможно, эта чудесная женщина, всегда являвшаяся ему дорогим другом, пострадала от зла, которое он почувствовал в Библиотеке. Пертилопа говорила, и в ее голосе не слышалось ни вины, ни ожесточения.
– То превращение, что я претерпела, оказалось постоянным, – сказала она, потирая локоть рукой, и зубцы прочертили несколько кровавых линий на ее ладони. – Это очень болезненно – иметь наполовину человечье, наполовину рыбье тело. Сам воздух смертелен для меня, равно как и вода открытого моря. В этом мире, дорогой друг, нет для меня места. Я умираю.
– Нет!
– Да, – с легкостью, ответила Пертилопа. – Я уже немолода, как ты знаешь, и прошла долгий путь по этой странной дороге, которую мы зовем жизнью. Зло убило меня, не сомневайся, и я долго цеплялась за жизнь ради того, чтобы исполнить Предназначение, что наконец-то случилось. Ты, Кэддерли, мой Наследник.
– Я не приму этого.
– Ты не сможешь избежать своей участи, – отвечала наставница. – Для того, кто однажды ее услышал, Песнь уже не прекращается никогда.
Для Кэддерли эти слова прозвучали как раскат грома. Молодой служитель внезапно испугался тех ужасов, которые он мог выпустить на волю со страниц своей страшной Книги.
– Потом к тебе придет знание и о пределах власти, – продолжала жрица. – Она, к сожалению, не безгранична.
При этих словах она смущенно посмотрела на свои изуродованные руки, сделав это так выразительно, что слова оказались уже не нужны.
– Ты не бессмертен, не всемогущ. Небеса все равно сильнее.
– Но я никогда и не говорил…
– В смирении твоя защита, – жестко и резко оборвала его Пертилопа. – Проверяй пределы своей власти, Кэддерли, но испытывай ее осторожно, с уважением к тем силам, которые ты используешь. Они неизбежно истощаются, отнимая часть твоего здоровья, а возможно, и жизни в обмен на каждое чудо. Нетерпение есть твой враг, и знай, что заклинание, затрагивающее основы бытия, непременно изнуряет заклинателя. Поверь мне – если Денир избрал тебя, он потом призовет тебя и к ответу.
Пертилопа тепло улыбнулась, не сомневаясь в том, что молодой жрец оправдает оказанное ему доверие. Но он не смог улыбнуться ей в ответ.

– Да ты никак намерен смыться? – Призрак прошептал эти слова Бойго Рату, видя молодого колдуна на лестнице с мешком в руке.
Злодей вышел из комнаты Кэддерли и направился к Бойго, чтобы проследовать за ним в комнату.
– Кто-то позвал городскую стражу, – объяснил колдун. – Они здесь перевернут все вверх дном.
– И что из этого? Что такого они могут найти? – ответил с ухмылкой Призрак, считая, что иронизирует: ведь он только что оставил в комнате Кэддерли тело Бреннана. – Конечно же, ничего, что бросит хоть какую-то тень на одного из нас.
– Я ударил зеленобородого дворфа подсвечником, – признался Бойго.
– Он не видел тебя, – возразил Призрак. – Иначе ты бы уже лежал в могиле. Вместе со своим братцем они колобродят под лестницей, старина Фредегар тоже с ними. Эта свора пришла бы за тобой гораздо раньше, если бы глупый дворф заподозрил, что именно ты сотворил то колдовство.
Бойго немного расслабился.
– Даника и Кэддерли скрылись? Призрак пожал плечами, не зная ответа. Он мало что видел за резней в угаре насилия.
– Возможно, на какое-то время, – медленно ответил он со всей убежденностью, которую мог изобразить. – Но вот Ночные Маски сейчас посланы на задание. Они не остановятся, пока жрец не погибнет.
– Значит, я могу спокойно вернуться в Замок Тринити! – с надеждой сказал Бойго.
– Но, если ты сейчас покинешь гостиницу, ты только вызовешь подозрения, – заметил Призрак. – А если Кэддерли сумеет увильнуть от убийц, он, скорее всего, вернется сюда. Пока что наше положение в игре самое выгодное. Конечно, для тех из нас, у кого хватит мужества довести дело до конца. – Последние слова прозвучали почти как угроза.
– У меня нет мужества! Я хочу домой к маме, – захныкал колдун.
– Лучше помоги городской страже в розысках, – продолжал Призрак, и его черты исказила внезапная ироническая улыбка. Он тихо напомнил себе, что он художник, уже сплетающий новые сети интриг. – Скажи им, что располагаешь некоторым знанием чародейства, и тебе кажется, что подсвечник остался где-то наверху в коридоре. Когда дворф подтвердит эту историю, ты предстанешь в очень выгодном свете.
Бойго посмотрел на негодяя, терзаясь сомнениями. Они усилились еще больше, когда он вспомнил, что Кьеркан Руфо все еще сшивается где-то поблизости и знает много лишнего.
– Что-то не так? – спросил Призрак, видя смущение колдуна.
– Этот никчемный Руфо! Призрак злобно ухмыльнулся:
– Он не может ничего сказать, чтобы не навлечь на себя подозрений. А согласно всем твоим описаниям, он слишком большой трус, чтобы на такое отважиться.
– Что правда, то правда, – признал Бойго. – Но я все равно не уверен, что остаться в гостинице – это мудрое решение. Похоже, что Кэддерли и его друзья не вписываются в наши предположения.
– Возможно, – согласился отчасти Призрак, – но не стоит усугублять ошибку, отказавшись вообще что-либо рассчитывать в отношении Кэддерли. Согласно всему, что мы знаем, служитель должен уже лежать на аллее мертвым.
Бойго засомневался, потом кивнул.
– Ступай, – посоветовал Призрак, – обратно к себе в комнату или прими участие в поисках, но ничего не говори Руфо. Лучше всего сейчас оставить этого трусливого мерзавца наедине с его ужасом и виной.
Бойго снова кивнул и скрылся. Уверенность Призрака исчезла, как только он остался один. Этот визит в Кэррадун оказался очень сложным, выходящим за рамки простого убийства. Даже если Кэддерли мертв, победа обошлась слишком дорого: они потеряли более чем половину задействованных Ночных Масок.
На самом деле вся уверенность Призрака уже улетучилась. Он сомневался, что ему или Бойго стоит оставаться в «Чешуе дракона». Но еще больше он опасался возможных последствий выхода из гостиницы на улицу, где бродит городская стража и шныряют туда-сюда рассерженные дворфы. Он подошел к своей двери и приоткрыл ее на дюйм, пытаясь понять, что происходит в других комнатах. Призрак осторожно наблюдал за Руфо, подумав, что, если вероломный жрец задумает новое предательство, его придется убить.
Но нет, никаких осложнений не намечалось. Впрочем, разве они не составляют часть картины? Художник чувствовал, что судьба бросает ему новый вызов, создав зыбкий пейзаж, не так-то просто поддающийся запечатлению. Призрак злобно ухмыльнулся, успокоившись оттого, что лично ему опасность не угрожает – до тех пор, пока у него есть Геаруфу и Вандер беспомощной куклой сидит за пределами города.

Кэддерли застал Данику все еще в сознании и на ногах, когда он вновь вернулся в свою оболочку на коньке крыше поблизости от «Чешуи дракона». Лицо молодой женщины оставалось сведенным болью. Болт, пущенный из арбалета, торчал из ее правого бока, вырвав кусок туники и клок кожи, окруженный широким кровоподтеком, чуть выше красовался кривой разрез.
Жрец не сразу подошел к девушке. Он закрыл глаза и заставил Песнь вновь завладеть своими мыслями. Буквы беспорядочно проносились мимо, пока Кэддерли не вспомнил часть Песни, страницу в томе, которую он услыхал на балконе, когда перевоплощался в белку.
Даника что-то мягко прошептала любимому, и в ее голосе сквозило гораздо больше тревоги за него, чем за себя. С некоторым усилием Кэддерли отбросил ее слова и целиком сосредоточился на мелодии. Его губы беззвучно двигались, словно читая молитву, когда он наконец открыл глаза, Даника уже улыбалась, видя, что его ступни и ладони стали вновь человеческими.
– Ты нашел свои ответы, – заметила молодая женщина.
– И много новых вопросов, – мрачно ответил Кэддерли.
Он снял свои хрустальные диски с бечевки, висящей на пальце, и отослал их прочь, а затем придвинулся к своей возлюбленной.
– Ты что-то говорил, – сказала Даника, – но не мне. Это выглядело как разговор невидимым собеседником. Я слышала только твои реплики, без ответов…
Я говорил с Пертилопой, – объяснил Кэддерли. – Мое сознание отдельно от тела навещало Библиотеку.
Он вряд ли заметил удивленный взгляд Даники, занявшись ее раненым боком.
Когда юноша на сей раз вспомнил Песнь, она звучала уже далеко, требуя больших усилий для приближения. Предупреждения Пертилопы об изнурении напугали его, но жрец отбросил возрастающие страхи прочь: ведь речь шла об исцелении Даники. Служитель Денира сосредоточил взгляд на торчащем болте, равно как и на ране, которую он нанес, думая о разрушении и исцелении одновременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37