Мы всю жизнь работали, чтобы вы выросли добрыми и честными.
— Что-то плохо вы работали, и поэтому мало заработали! — усмехнулся я. — У меня одни кроссовки стоят дороже, чем все, что на вас одето, вместе взятое.
Бедная интеллигентка — судя по бледному внешнему виду, учительница в школе или преподавательница в институте — закрыла лицо ладонями. Ее плечи затряслись.
— Да что же это вы делаете?! — вскричал какой-то мужик, окатив нас волной застарелого перегара и несвежей чесночной колбасы. — Сейчас я вас!…
— Что ты нас? — с ледяной улыбкой (той самой, многократно отрепетированной) поинтересовался я. — Мы — школьники, несовершеннолетние. Тронешь хоть пальцем — сядешь на шесть лет. Понял? Или, может быть, ты педофил? Маришка, не этот ли козел приставал к тебе вчера вечером?
Маришка не пожелала мне подыграть, но этого и не требовалось. Мужик покраснел, его глаза забегали. Он и сам уже был не рад, что привлек к себе общее внимание. Ему повезло, автобус остановился на следующей остановке. Мужик выскочил из открывшихся дверей и рванул за угол.
Мы тоже вышли. До подъезда Маришки и Наси оставалось всего тридцать шагов.
— Все, я пошла! — объявила Маришка и сняла с моего плеча свой рюкзак, словно я был вешалкой, а не живым человеком. — Меня дома ждут.
— Пока, — сказал я.
— Лечи нервы! — на прощание посоветовала мне Маришка и зашагала к дому.
— Ну, мы пошли? — вопросительно посмотрел на меня Витек.
— Пока, — мы пожали друг другу руки.
Витек с Насей также меня покинули. Я остался один, повернулся на каблуках и пошел домой.
Вначале я прошел мимо большой песочницы, возле которой на скамейках сидели молодые (и не очень молодые) мамы, обсуждали просмотренные сериалы и рецепты из журналов. Их маленькие дети, предоставленные сами себе, тем временем копошились в песочнице.
По утрам и вечерам в этой песочнице собачники выгуливали своих питомцев. Точно так же, как сейчас родительницы, они чинно сидели на скамейках, в то время как собаки справляли нужду в песок. По ночам вокруг песочницы собирались алкоголики со всего двора. Пьяные вопли и звон разбитой посуды слышались почти до самого утра, пока их не сменял заливистый собачий лай…
Но сейчас был погожий солнечный день, и песочница безраздельно принадлежала детям. Они играли в песочнице среди собачьих испражнений, пьяной блевотины и разбитых бутылок, а их счастливые мамаши весело щебетали на скамейках.
Дальнейший мой путь лежал вдоль высокого решетчатого забора детского сада.
Малыши под руководством воспитательницы играли в «заложников и террористов». Команда «заложников» сидела на корточках, сбившись в тесную кучку и положив руки на затылки. «Террористы» стояли вокруг и бросали в «заложников» надувной мяч. Если мяч попадал в «заложника», отскакивал, и «террористы» успевали его поймать, то «заложник» считался «убитым», покидал круг и отходил вправо. Если же «заложнику» удавалось перехватить мяч, то он считался «освобожденным» и отходил влево. Когда все «заложники» выбывали из круга, воспитатели считали «убитых» и «освобожденных». Затем команды менялись местами. Побеждала та команда, в которой было меньше «убитых».
Пока я шел вдоль забора, игра продолжалась.
Воспитательница азартно кричала:
— Васечка, ты убит!
— Леночка, ты освобождена!
— Маратик, убей Ирочку!
Несколько раз я ловил себя на мысли, что знаю, кто в кого бросит мяч. Вот сейчас девочка в желтой курточке «убьет» мальчика в клетчатой кепке. А мальчик в длинном голубом шарфе мяч поймает и будет «освобожден». Мои прогнозы оказывались верными почти всегда. Это меня не удивляло. Я уже давно замечал, что могу предсказывать некоторые события. Например, я почти всегда чувствовал, когда начнется дождь. Или когда меня вызовут к доске. Я пользовался этим, но ни с кем не делился своей тайной. Мне казалось, что если я кому-нибудь расскажу о своем необычном таланте, то он исчезнет. А я очень не хотел с ним расставаться.
Я был уверен, что отличаюсь от своих сверстников. Мне казалось, что я шире мыслю, дальше вижу и глубже размышляю. Я задумывался о таких вещах, которые просто не приходили в голову моим ровесникам. Я без труда находил общий язык с одноклассниками, но более уютно чувствовал себя в обществе взрослых людей. И в то же время я совершал поступки, которые могли считаться «детскими». Точнее, «детскими» они являлись с точки зрения тех, кто сам неоправданно тщился выглядеть «взрослым». Например, Маришка еще весной намекала, что мне пора, как она выражалась, «заняться делом». Что она подразумевала под словом «дело», кажется, не понимала и она сама. Она считала, что тот, кто «занимается делом», имеет возможность ходить в ночные клубы и на дискотеки, ездить на машине, курить, выпивать и со знанием дела рассуждать о том, какую последнюю коллекцию представил в Париже на Неделе высокой моды известный кутюрье Жан-Поль Шмотье.
Такая «взрослая» жизнь меня не привлекала. Мне, вообще, не нравилось расписанное и предписанное будущее, которое уготовило нам современное общество. В детстве мы должны были смотреть дебильные мультфильмы про покемонов и трансформеров, читать идиотские книжки о Гарри Поттере, пить тошнотворную Кока-Колу и жевать омерзительные шоколадные батончики. В юности нам полагалось смотреть так называемые «молодежные комедии» и боевики, рассчитанные на безмозглых дегенератов, читать тупые «молодежные журналы», пить кисло-вонючее пиво и давиться пересушенными чипсами. В зрелом возрасте предписывалось восхищаться бессмысленными фильмами Феллини и Тарковского (не досмотрев до конца ни одного их «шедевра»), с умным видам признаваться в любви к творчеству Достоевского (не прочитав больше трех страниц из его книг), опять-таки заливать в потолстевшее пузо пиво и заедать его то таблетками от запора, то порошками от диареи. Неужели только выполнив все эти условия, я могу считаться нормальным человеком?…
Пока моя голова была занята привычно-мрачными размышлениями, ноги сами довели меня до родного подъезда. Я пешком поднялся на третий этаж и ключом отпер замок.
— Это ты? — тетя Вика выглянула из кухни. Насколько я знаю, ей уже за сорок, но выглядит она гораздо моложе своих лет. Наверное, это благодаря спортивной фигуре и прекрасной коже лица, которая остается гладкой и свежей без всяких масок, кремов и косметики.
— Я.
— Обед будет готов через пятнадцать минут.
— Хорошо.
Я живу вместе с тетей Викой уже десять лет. Она — сестра моей мамы. Мои родители, как мне объяснили, погибли где-то в Сибире, во время экспедиции. Их я совсем не помню. У нас дома нет ни одной их фотографии. Тетя Вика говорит, что гибель родителей вызвала у меня глубокий психоэмоциональный шок, поэтому я забыл все, что происходило со мной до шестилетнего возраста. Врачи настоятельно не рекомендовали ей держать в доме какие-либо предметы, которые могли бы напоминать мне о потере и этим усугублять психическую травму.
Я забросил рюкзак в свою комнату и отправился на кухню. Тетя Вика резала салат. Она никогда не пользовалась кухонными комбайнами. Нож в ее руках мелькал так быстро, что, казалось, легко обогнал бы любой электроприбор. Тетя Вика работала в какой-то юридической компании. По крайней мере, так она говорила. На работу она ездила не очень часто, но платили ей неплохо. Если бы она хотела, то давно ездила бы на солидной иномарке. Если бы хотел я, то такая же машина была бы у меня. Но от тети я заразился нелюбовью ко всякой технике. Вот ножи — совсем другое дело. Они для нас были не просто инструментами, а продолжениями рук.
— Как прошел первый день в школе? — спросила тетя Вика.
— Как обычно. Первый урок — ложь и лицемерие.
— То есть?
— Ну, Гнида Павловна рассказывала нам, в какой замечательной стране мы живем, как повезло нам с правительством и особенно с президентом.
— И что?
— Да, ничего. Просто на переменах мы слышим, как учителя чуть ли не нецензурными словами кроют и эту страну, и это правительство, и этого президента за нищенскую зарплату и за постоянно растущие цены.
— Надеюсь, в школе ты свои взгляды не высказываешь?
— Я что, идиот? Я росту таким же лживым и лицемерным, как все нормальные люди.
Тетя Вика сменила тему:
— Как дела у Маргариты?
— Нормально. У нее всегда все нормально.
Маргарита — это Маришка. Просто Маришка не любит, когда ее называют полным именем. Также не нравится ей «Марго», она говорит, что это имя отдает средневековьем. А обращение «Рита» ее просто бесит, она кричит: «Я не дочь пиротехника!» Бедняжку совсем задразнили в детстве.
— Много уроков задали?
— Так, ерунда. Надо написать сочинение о том, что хорошего мы видим в возрождении православия в России.
— Могу себе представить, что ты напишешь, — улыбнулась тетя.
— Пока что я придумал только название: «Россию хотят поставить на колени перед иконами».
— Тогда дальше ты можешь ничего не писать. Название полностью раскрывает твое видение темы. Не боишься получить «двойку»?
— Нет. Меня же тянут на медаль. Поставят «три» за содержание и «пять» за грамотность. В среднем «четыре»-«четыре». До конца четверти я получу столько «пятерок», что в итоге мне все равно поставят «пять».
— Не будь слишком самоуверенным.
— Я реалист, — сказал я.
— Ну-ну, тебе виднее.
На всякий случай я решил уточнить:
— А если я даже получу «три» в четверти, меня что, не примут в МГУ?
— Примут.
— Тогда в чем проблема?
— Ты должен научиться не только всем и всегда навязывать свое мнение, но и изредка говорить то, что от тебя хотят услышать другие люди.
— Я и так делаю это слишком часто.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Я открою, — сказал я и направился в коридор.
— Сначала спроси: «Кто там?» Открывай только знакомым! — крикнула мне вслед тетя Вика.
Безопасность — один из «пунктиков» моей тети. С самого раннего детства она требует, чтобы я периодически оглядывался на улице и проверял, не следует ли за мной кто-нибудь подозрительный.
Я посмотрел в дверной глазок и увидел соседку по этажу тетю Дарью. Она была одета в домашний халат и в тапочки. Должно быть, забежала попросить у тети Вики пачку соли или пару яиц.
Я открыл дверь:
— Здравствуйте, тетя Дарья. Заходите!
Я повернулся к соседке спиной и пошел на кухню, вполне логично предполагая, что она последует за мной.
Тетя Вика выглянула из двери:
— Кто там?
В руке она продолжала сжимать большой кухонный нож.
— Это к тебе тетя Дарья, — ответил я.
И тут я увидел, как глаза тети Вики округляются от ужаса. Она вскинула руку, и мимо меня со свистом пролетел ее нож. Нож не упал на пол. С чавкающим звуком он вонзился во что-то мягкое. Я понял, во что, или, вернее, в кого попал нож — в тетю Дарью!
Тетя Вика пробежала мимо меня к входной двери, захлопнула ее и прильнула к дверному глазку.
— Как ты мог пригласить в дом оборотня?! — вскричала она. — Оборотень не может проникнуть в дом, пока ему не разрешат войти.
Пребывая в легком шоковом состоянии, я посмотрел на пол. Тетя Дарья уже не была тетей Дарьей! На ее месте лежало белесое существо, лишь очертаниями имевшее сходство с человеком. Вместо лица — как будто спущенный воздушный шарик, с темными провалами вместо глаз и рта. Изо лба торчала рукоятка кухонного ножа. Под головой расплывалась лужа жидкости. Она была красной по краям и голубоватой в центре. То есть вначале из головы существа вытекала человеческая кровь, а потом, после превращения, ее сменила голубоватая полупрозрачная жидкость.
И еще: в руке лежавшего на полу существа был зажат длинный серебристый клинок с волнистым лезвием, покрытым тонким едва различимым узором. Должно быть, пребывая в облике тети Дарьи, существо прятало его под халатом, а потом достало, когда я повернулся к нему спиной. В таком случае мне становились понятными и испуг тети Вики, и смертоносный бросок ножа. Непонятным было только все остальное.
Тетя Вика, наконец, оторвалась от дверного глазка и повернулась ко мне:
— Странно, оборотни обычно никогда не охотятся в одиночку…
Она посмотрела на мое лицо и только теперь заметила, в каком состоянии я находился:
— Ты себя хорошо чувствуешь?
— А как ты сама думаешь? — сказал я.
— Нам надо поговорить. Пошли в мою комнату. Я буду собирать вещи и рассказывать. Только очень коротко. Надо собираться. Раз нас нашли, то следующего удара долго ждать не придется.
Я нагнулся и протянул руку к серебристому волнистому клинку. Я хотел получше рассмотреть письмена на его лезвии. Они казались мне странно знакомыми…
— Не трогай! — резко прикрикнула тетя Вика.
Она сняла с вешалки свой плащ, накинула на клинок, завернула его и унесла на кухню. Потом вернулась и потянула меня за руку в комнату:
— Пошли!
Я позволил усадить себя в кресло под торшером. У меня кружилась голова, а руки и ноги плохо слушались. Тетя Вика распахнула дверцы всех шкафов, вывалила на пол их содержимое, достала большую сумку и начала забрасывать в нее выбранные вещи. При этом она рассказывала мне:
— Пришла пора сказать тебе всю правду. Начну с главного. Ты не мой племянник. Я была телохранительницей твоей матери. Она доверила мне твою жизнь, когда на нее и на твоего отца напали боблины…
— Гоблины? — машинально переспросил я, вспомнив прочитанные книги в жанре фэнтези.
— Нет, не гоблины, а боблины.
— Типа того, что лежит в коридоре?
— Нет. Это оборотень. А боблины все время выглядят почти как люди. Они решили захватить Колоссию.
— Колоссию?
— Не перебивай! Дай мне рассказать! Колоссия — это одна из стран Изначального мира. Твоя Родина и Родина твоих родителей. Боблины хотели захватить Колоссию уже давно. Сотни лет длилось противостояние людей и боблинов. Но в честных войнах люди всегда одерживали верх. Тогда боблины решили пойти другим путем. Путем обмана и подлости. Они разработали долговременный план. И уничтожение магов Колосии стало одним из первых пунктов этого плана…
— Магов? — я решился задать вопрос, так как рассказ тети Вики (которая, как выяснилось, вовсе не была моей тетей), казался мне слишком поверхностным и непонятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72