Наконец существо прекратило преследование, и скоро живые создания исчезли из виду, оставив только дразнящий звуковой след.
Теперь оно зависло в воде, его глаза светились, как добела раскаленные угли, обшаривая бездонную голубизну.
Внезапный перепад давления заставил существо замереть. Оно посмотрело вверх и увидело неясное черное пятно, поднимающееся к свету: одно из меньших животных вернулось и быстро проплывало мимо по какому-то собственному маршруту.
Сразу же насторожившись, существо резко увеличило количество адреналина в венах и молочной кислоты – в мускулатуре. Оно оставалось почти неподвижным, лишь удерживая тело от погружения легкими колебаниями конечностей.
Мимо проследовал еще один зверь, ненадолго замедляя ход, но не останавливаясь.
Существо не устремилось вдогонку, зная, что попытка настигнуть жертву окажется тщетной. Оно ждало, чувствуя, как тело наливается силой.
Появилось новое животное и на сей раз подошло ближе, начало медленно кружить, пристально разглядывая существо.
Существо висело в воде неподвижно, оно хотело выглядеть безобидным, мертвым.
Животное подплыло еще ближе, потряхивая головой и выпуская струйку крошечных пузырьков.
Существо ждало... Ждало... Потом наступил момент, когда нейроны его мозга сформулировали заключение: вероятность превратилась почти в уверенность.
Оно атаковало, выбросив вперед стальные когти. Когти погрузились во что-то мягкое. Они глубоко врезались в тучную плоть и свернулись в кулак.
Вперед метнулась вторая рука, и ее когти тоже встретили жирную ткань.
Животное отшатнулось. Из открытого рта вырвалось облако пузырьков. Хлопнули плавники, тело выгнулось – зверь пытался уйти вверх.
Существо ожидало, что животное нападет в ответ, попытается защищаться, но оно этого не сделало. Существо теперь знало: животное здесь – чужак, оно не может выжить здесь, и чтобы достичь успеха, достаточно просто удерживать его.
Через несколько секунд животное прекратило борьбу. Голова поникла, из разодранной плоти хлынула кровь.
Существо начало питаться. Животное покрывал толстый слой жира – жира насыщающего, дающего энергию, согревающего, – поэтому оно обладало положительной плавучестью, не тонуло. Хищник прилепился к жертве, и вместе они плыли, почти не шевелясь.
Пока существо ело, боковым зрением оно отметило других животных – крупных хищников, которых привлекли запахи крови и жира, разносимых течением.
Существо обхватило свою пищу и жадно пожирало ее.
Большая часть животного была съедобна. Кости отлетали в сторону, их пожирали мелкие любители отбросов; вокруг ускользнувших кусков мяса роились стаи рыбьей мелочи. Твердый несъедобный предмет существо оторвало и отбросило. Он поплыл к поверхности.
26
– Как долго еще до темноты? – спросила Аманда.
Она сидела на фальшборте и поглаживала головы трех морских львов.
Солнце уходящего дня отбрасывало в море длинные тени, и, когда Аманда повернулась, Чейс увидел, что печальные морщины прорезали кожу под ее глазами.
– Час, – ответил он, – но для возвращения нам не нужен свет. Если хотите, мы можем здесь провести всю ночь.
– Нет, – мягко произнесла Аманда. – Нет смысла. В последние пару часов они мало говорили: сидели и смотрели, пока глаза не покраснели от напряжения и усталости. Макс пытался развлечь морских львов, покормить, но звери чувствовали что-то неладное и не реагировали.
Саймон больше не предлагал никаких объяснений, хотя еще одно у него имелось. Объяснения не помогут, особенно если верно то из них, которое он не высказывал.
– Ну что же, – сказал наконец Чейс.
Он встал и посмотрел на запад, на силуэт острова Блок. И отнесло течением по крайней мере на две мили. Чейс прошел вперед завести двигатель, а Длинный поднялся на мостик.
– Это могла быть белая акула, – произнесла Аманда, словно продолжая прерванный диалог.
Чейс застыл на месте, потому что это как раз и было его объяснение – единственное, имевшее смысл. Прежде морские львы спаслись от акулы, но тогда рядом с ними находилось укрытие – лодка. В одиночку, в открытом море морской лев, особенно уставший и невнимательный, мог попасть в засаду, устроенную большой и быстрой белой акулой.
– Да, – согласился он. – Возможно.
Чейс нажал на кнопку стартера и щелкнул тумблером, включая ходовые огни, потом постучал кулаком в потолок, чтобы Длинный взял курс на Оспри.
– Может, другие что-то сняли, – предположила Аманда. – Давайте посмотрим пленки.
Когда Длинный развернул лодку на запад, Аманда вытащила из коробки видеомонитор, поместила на стол в каюте и включила. Она соединила с монитором видеомагнитофон, поставила одну из кассет. Перемотав пленку. Аманда включила воспроизведение и села на скамью. Макс уселся за стол напротив, у торца стола разместился Чейс.
Она ускоренно прокрутила пару минут изображения пустой океанской синевы, потом, когда на экране появился первый кит, замедлила темп.
– Кит такой маленький на вид, – удивился Макс.
– Это широкоугольный объектив, – объяснила Аманда. – Он необходим, иначе удастся снять только отдельные участки туши.
Постепенно кит разрастается в кадре, пока не заполнил его целиком.
– Как близко она сейчас? – спросил Макс.
– Шестьдесят – семьдесят футов. Она подойдет ближе и остановится футах в тридцати.
Изображение кита продолжало увеличиваться: видоискатель перемещался вдоль его бока, миновал гигантский плавник и остановился, дойдя до головы. В объектив глянул глаз, Аманда нажала на кнопку «Стоп», и кадр застыл.
– Посмотри в этот глаз, – обратилась она к Максу. – И попробуй сказать, что это не разумное существо.
– Он отличается от акульего глаза, – подтвердил мальчик. – Он... не знаю... просто отличается. Не такой пустой.
– Богаче, глубже, – улыбнулась Аманда: воодушевление на миг вытеснило в ней тяжесть потери. – Знаешь почему? У горбачей мозг размером с баскетбольный мяч. Говорят, глаза – зеркало души. Значит, за этими глазами целая прорва души.
Она нажала кнопку «Воспроизведение», и изображение снова ожило.
Морской лев крутился рядом с китом, и пленка запечатлела того во всех возможных ракурсах: лев играл с ним, катался в струе по следу кита. Кит не обращал внимания на сопровождение, ни разу не изменил выбранный курс.
Аманда перекрутила на ускоренной перемотке десяти– или пятнадцатиминутный кусок пленки, потом сквозь дрожание линий на экране увидела, что кит стал двигаться энергичней, начиная глубокое погружение. Она снова замедлила пленку, и они увидели, что изображение все больше расплывается по мере того, как морской лев следует за китом в придонную мглу.
Кит превратился в пятнышко на чернильно-синем фоне, объектив резко изменил угол, и камера устремилась к свету, брезжившему далеко вверху.
– Она прекратила преследование, – пояснила Аманда. – Думаю, это что-то около пятисот футов. Пленка кончилась, она поставила другую.
Второй морской лев снимал самку горбача. Когда изображение на мониторе увеличилось. Макс воскликнул:
– Смотрите! Детеныш!
Молодой кит футов двадцати длиной устроился у левого грудного плавника мамаши.
– Они всегда так плавают, – сказала Аманда.
– Почему? – спросил мальчик.
– Отчасти чтобы учиться. Посмотри, он делает то же, что и она, повторяет каждое движение.
Действительно, детеныш в точности копировал движения матери. Дышал, когда она всплывала вдохнуть воздух: нырял, когда она ныряла; когда она поворачивалась на бок поглядеть на морского льва, детеныш тоже поворачивался.
– Видишь, как она смотрит? – продолжала Аманда. – Она и защищает его. Если поблизости большая акула, она прижмет его еще ближе и изрядно возбудится. Может быть, уйдет с ним вглубь.
Но эта мамаша не беспокоилась. Распознав морского льва, она, очевидно, вполне удовлетворилась увиденным, снова повернулась в горизонтальное положение и продолжила ленивое плавание у самой поверхности.
– Ничего, – отметила Аманда и ускоренно перемотала остаток ленты.
Спустя пару минут после начала третьей пленки Аманда засмеялась:
– Это Харпо.
– Откуда вы знаете? – заинтересовался Макс.
– Она трусливей цыпленка. Смотри, – Аманда показала на экран, – она догоняет кита, но, когда он взмахивает хвостом, отскакивает в сторону.
Картинка на мониторе стала безжизненно-голубой, потом появилась поверхность моря, потом в кадр попал другой кит.
– У нее ушло около десяти минут, чтобы понять, что они не хотят ее съесть. Она еще учится и пока не так быстро соображает, как другие. У них у всех свои причуды.
– Какие?
– Гручо любит подойти слишком близко, и ее кадры нерезкие, не сфокусированные. Как будто она не ощущает контакта с китом, пока его не коснется. Чико любит цеплять китов, особенно небольших. Она просто играет, но иногда киты пугаются.
– А как Зеппо? – спросил Чейс.
Аманда ответила не сразу, словно ее ткнули вдруг носом в действительность:
– Как я уже говорила, она ленивая. Меня тревожит то, что она и самая любопытная. Она подплывает к чему угодно, только чтобы посмотреть, что это.
Изображение на пленке Харпо прыгало с одного кита на другого. Было и несколько хороших крупных планов, а также нечасто снимаемый эпизод – кит, выпрыгивающий из воды: он выходил на поверхность, подобно взрыву под солнечными лучами, и снова обрушивался вниз с чудовищным всплеском. Последние несколько минут, однако, Харпо снимала пустую синюю океанскую гладь. Аманда быстро перемотала пленку.
Она отвернулась от экрана сказать что-то Чейсу, но Макс вдруг закричал:
– Эй! Смотрите!
Она снова повернулась к монитору:
– Что?
– Отмотайте назад.
Аманда стала просматривать пленку в обратном направлении и через несколько секунд что-то увидела – неясное, расплывчатое, но определенно в верхнем правом углу экрана что-то было. Она прокрутила пленку еще немного назад, нажала «Воспроизведение», и лента снова пошла вперед.
Что-то действительно там было, некая форма, потом она пропала, изображение дернулось и устремилось прочь, к поверхности.
– Что за чертовщина? – удивился Чейс, опершись на локти и уставившись в монитор.
– Не знаю, – ответила Аманда, – но что бы это ни было, бедная Харпо, несомненно, испугалась. Вы видели, с какой скоростью она взлетела?
Обороты двигателя вдруг упали, и у них над головой трижды топнул Длинный. Чейс прошел из рубки назад и крикнул на мостик:
– Что-то заметил?
– Впереди красные проблески, – доложил Длинный. – Как аварийная вспышка. Освещение сейчас такое неверное, не могу сказать точно.
Чейс перегнулся через борт и посмотрел вперед. Было уже почти темно, вода казалась черным стеклом; на ее фоне с секундными интервалами вспыхивал крошечный красный огонек. Чейс взял багор и, опершись коленями на фальшборт, подождал, пока Длинный подвел лодку к огоньку.
Свет вспыхнул у борта лодки, и Чейс потянулся к нему багром. Фонарь оказался укреплен на чем-то твердом и квадратном, с размером стороны примерно в двенадцать дюймов. Чейс возился с багром, пока не смог ухватить плавающий предмет рукой и вытащить его на фальшборт.
– Это контейнер для камеры, – сообщил он длинному.
– Наш? – Длинный прибавил газу и снова взял курс на остров.
За спиной Чейса послышались шаги, потом короткий, сдавленный вздох.
– Это Зеппо, – выдохнула Аманда.
Они отнесли контейнер в каюту, вытерли и поставили на стол. Аппарат не был поврежден, однако ременная упряжь оборвана. Молча Аманда вынула из камеры кассету и поставила ее на видеомагнитофон. Перемотав пленку, она включила воспроизведение.
Первые эпизоды не отличались от снятого другими морскими львами: долгие виды китов, крупные планы, киты перемещающиеся, кувыркающиеся, ныряющие.
Затем пошли бесконечные съемки поверхности – сначала сверху, потом снизу.
– Она греется на солнышке, – комментировала Аманда неожиданно охрипшим голосом. – Я вам говорила, она ленива.
Камера снова ушла под воду и показала в отдалении двух уплывающих китов. Секунд пятнадцать она преследовала их, потом повернулась, наблюдая только голубизну.
– Она бросила работать, – произнесла Аманда.
– Смотрите, – Макс показал на едва заметную черную фигуру в центре экрана. – Это один из морских львов. Зеппо плыла за ней, они шли домой.
Изображение заходило вверх-вниз: морской лев прибавлял скорости, чтобы догнать подругу. Потом он сбавил ход и вынырнул на поверхность – вероятно, набрать воздуха, а погрузившись, некоторое время медленно плыл в прежнем направлении. Потом резко повернул.
– Что-то привлекло ее внимание, – предположил Чейс.
Хотя в безбрежной синеве не видно было других животных, скорость и направление определялись по лучам солнца, преломлявшимся на поверхности и уходившим в темную глубину, а также по несметному количеству планктона, который блестел, проплывая перед объективом.
– Она кружит около чего-то, – сказала Аманда.
– А почему мы не видим, вокруг чего? – спросил Чейс.
– Потому что она над объектом, смотрит вниз, а камера – на спине.
Морской лев сделал пологую горку – они увидели, как вдали вспыхнул отраженный солнечный свет, – затем нырнул глубже, развернулся и завис в воде – в вертикальном положении, вниз хвостом, неподвижно. Где-то очень высоко брезжила поверхность моря.
– Она рассматривает что-то и не боится, – отметила Аманда.
– А снимать она не собирается? – поинтересовался мальчик.
– Она не думает, что от нее это требуется: она приучена снимать только...
Камера вдруг дернулась назад, и в голубую воду выплеснулось черное облако.
Аманда вскрикнула.
Десять или пятнадцать секунд изображение скакало, как сумасшедшее, дергалось в разные стороны, затуманивалось чем-то похожим на чернила, очищалось и снова туманилось.
Перед объективом блеснуло нечто яркое.
– Остановите! – закричал Чейс Аманде, но она застыла с расширившимися глазами, закрывая рот рукой. Тогда он сам нагнулся вперед и нажал на кнопку возврата.
Изображение расплывалось, потому что блестящий предмет находился слишком близко к объективу и не попадал в фокус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32