https://wodolei.ru/catalog/mebel/uglovaya/yglovoj-shkaf/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он сказал: "Спросите его, что он нашел в Ниен'хак". Он сказал: "Спросите его, почему в честь каждого дракона назван элим".
Думать было страшно трудно. От догорающего полена оторвалась искорка и мимо моих неподвижных глаз полетела в небо, словно крошечный дракон. В книге были только элимские имена. А драконов не было. Нарим не знает, как зовут драконов, кроме, конечно, Семерых. Еще там был перечень всяких орудий. Бессмыслица. И список названий городов. Мысли улетели прочь, как пепел над костром, и некоторое время я был сосредоточен на том, как славно было бы протереть глаза от пыли и раздобыть вилы, чтобы почесать ногу.
Какое отношение тачки и кирки имеют к драконам? И что означают эти названия и цифры рядом с ними? Валлиор – тридцать два, Камартан – двенадцать, Абертен – три…
Правда обрушилась на меня, словно лавина. В одно мгновение все стало ясно: почему так важно заманить драконов к озеру, как Нарим собирается спасти Лару, почему меня надо убить… Ужасающая уверенность едва не разорвала меня в клочья, и я, наверное, действительно громко застонал, потому что надо мной склонился Нарим. Я изо всех сил пытался заговорить.
Названия – места, где расположены драконьи лагеря. "В честь каждого дракона назван элим", и Нарим точно знал, где сколько драконов. Лопаты и тачки были для того, чтобы что-то искать в Ниен'хак – в Ниен'хак, в Кровавой Яме, в пещере возле Кор-Талайт, где элимы выкопали все кровавики. Что же такое нашел Нарим в этой Кровавой Яме?
Нарим позвал Келлса, и вдвоем они держали меня, чтобы я не дергался, а я корчился и хрипел: "Не смейте!" Ничего больше я сказать не успел – они влили мне в горло свою отраву.
– Я не хотел увеличивать дозу, чтобы оставить вам некоторую свободу действий, – холодно сказал Нарим. – Но теперь вижу, что нельзя позволять вам собираться с мыслями, по крайней мере настолько, чтобы говорить с Роэланом.
Я отчаянно кашлял, но маслянистая жидкость скользнула в горло, обожгла желудок, я обмяк и едва дышал, а мысли смешались, оставив смутное ощущение отчаяния. Нарим собирался снова поработить драконов – только на сей раз повелевать ими будут элимы. А когда каждому элиму дадут дракона и камень, только один человек на всем белом свете будет знать, как разорвать эту связь. И тогда я должен буду погибнуть.

Наверное, Нарим действительно умел рассчитывать дозы своей отравы, потому что я постоянно пребывал в тягостной дремоте, охваченный ужасом и отчаянием, а к Роэлану воззвать не мог. Взять себя в руки и сосредоточиться решительно не удавалось. Чаще всего я не мог даже вспомнить, почему меня трясет от страстного желания не подпустить драконов к озеру. Один раз я почувствовал, как Роэлан зовет меня – словно далекий одиночный раскат грома. В ответ я закричал, как кричит измученный засухой крестьянин, когда видит, как туча обходит стороной его иссушенную пашню, – а прозвучало это слабым бессловесным стоном, за который я получил добавки Наримова снадобья. В то утро элимам пришлось поменять веревки на моих запястьях, а не то я бы свалился под копыта собственной лошади, потому что путы прогорели насквозь.
Сколько дней заняло путешествие к озеру, я не знаю. Меня одолевали кошмары: я оказался в бесконечном потоке драконьего пламени, я простудился насмерть, потому что лошадь на переправе утонула, и меня утащили бурные волны, то меня снова приковали к сырым каменным стенам Мазадина, и я теряю рассудок от ужаса…
– …лежите смирно. Будет только хуже, если вы станете дергаться. – Спокойный сухой голос проник сквозь пелену кошмаров, но разогнать их не смог. – Сожалею. Право, я вовсе не хотел так с вами поступать.
Холодная тьма. Не сырая духота темницы, а прохладный колючий воздух. Чистый. Прозрачный. На мне лежит что-то шероховатое и теплое. Все это были сны, просто сны. Только бы в голове прояснилось. Но голова трещала так, словно мозг распух и тщился вытолкнуть глаза наружу. Я попытался поднести руки к лицу, чтобы запихнуть глаза обратно, и тогда ледяное железо хлестнуло меня по лицу, отгоняя последние остатки снов. Но не все.
Руки у меня на самом деле оказались скованы цепями, а цепи крепились к чему-то у меня над головой – скорее всего, к холодной шершавой гранитной стене, у которой я и лежал беспомощной грудой. Ноги, по крайней мере, были свободны. В темноте плавали серебристые пятна – расплывчатые звезды. От меня их заслоняла чья-то темная фигура.
– Эйдан, вы меня слышите?
Язык у меня словно покрылся толстым слоем шерсти и повиноваться отказался наотрез. Я попытался кивнуть и горько в этом раскаялся, потому что тьма завертелась, и желудок взбунтовался, но он был пуст, и извергать было нечего, нечего и нечего. Покончив с этим бессмысленным, но энергичным упражнением, я даже удивился, что глаза у меня по-прежнему на месте. Но смотреть они не желали. Мир за спиной у черной фигуры заколыхался и надвинулся, хлюпая и плескаясь. Я отшатнулся к скале, содрогнувшись под шерстяным одеялом, наброшенным мне на плечи.
– Дженика, да еще и лодка… желудок у вас сейчас никуда не годится, так что до утра придется поголодать. Не хотелось бы усугублять ваше положение. – Рука нежно погладила мою раскалывающуюся голову. – Правда, я искренне сожалею, что пришлось применить цепи. Видите ли, вы прожигаете веревки всякий раз, когда Роэлан вас ищет. Но теперь недолго осталось. Уже два дня дракон кружит над горами. Вот, попейте…
По губам у меня потекли капельки холодной воды, смыв, пусть только отчасти, налет с языка.
– Не надо, пожалуйста, не надо, – молил я. – Они никогда никому… – Новый приступ тошноты заставил меня замолчать.
– Хотел бы я вам верить, Эйдан. Но если вы разгадали мои замыслы, вам должно быть понятно, что я пекусь не только о том, как защитить мой народ от драконьей мести. А что, по-вашему, предпримет Клан, узнав, что мы натворили? Что сделает ваш король, когда поймет, что мы разрушили главную опору его власти? Можете ли вы представить себе, каково это, когда все народы на свете глумятся над тобой, презирают, не видят, не слышат? Нам никогда не удавалось занять должное место под солнцем, потому что мы не люди. Именно из-за этого все и началось. Если бы я мог вернуться на пятьсот лет назад и исправить то, что мы сделали, то, что сделал я, – я бы, пожалуй, вернулся. Но это невозможно. Я могу лишь позаботиться, чтобы в мире наконец восторжествовала справедливость. А справедливость состоит в том, что драконы должны навечно подчиниться элимам. Если вас это утешит, знайте: мы отпустим их на волю. Мы никогда и ни за что не будем относиться к ним как к зверям, мы никогда и ни за что не используем их для наступательных войн. Драконы будут только и исключительно защищать элимов. И летать верхом на драконах будет только Лара. Я ей это обещал и от слова своего не отступлю. – Нарим заботливо подоткнул одеяло и подсунул что-то мягкое мне под голову. – Утром я вернусь и покормлю вас.
Полуночная тень растворилась в ночи. Долго-долго, несколько предрассветных часов, я лежал смирно и чувствовал, как его слова медленно опускаются в тумане моего сознания, словно снежинки, которые тают, достигнув твердой земли. Роэлан прилетит сюда, потому что ищет меня. Он напьется отравленной воды, а Нарим будет поджидать его с кровавиком наготове. Роэлан снова попадет в плен, лишится дара речи, не сможет предупредить собратьев, и они тоже слетятся к озеру. Когда Нарим на рассвете вернулся, чтобы напоить меня жидкой кашицей и дать еще порцию своей парализующей отравы, он осторожно вытер невольные слезы, струившиеся у меня по лицу. Он был так уверен в себе, с такой человечностью замышлял убийство, с такой добротой намеревался поработить целый народ… Больше он со мной не разговаривал.
Кругом не было ничего, кроме узенькой полоски песка – каких-нибудь десять шагов до набегающих озерных волн. За полосой воды виднелись розовато-серые гранитные скалы, а над ними – голубое небо. Я лежал на боку, под щеку мне подсунули сложенное шерстяное одеяло, на котором растеклась темная лужица слюны. Мысли у меня блуждали от прошлого к настоящему, но ничего связного я придумать не мог и вообще едва ли мог думать.
День выдался ясный, и мне пришлось бы туго, если бы я лежал на солнцепеке, но, к счастью, скала, к которой я был прикован, нависала надо мной и давала достаточно тени. Несмотря на то что воздух был по-прежнему прохладен, меня то и дело бросало в жар, так что цепи раскалялись и обжигали запястья. Время тянулось невыносимо, и мне отчаянно хотелось пить – это было настоящей пыткой, ведь прямо перед глазами плескалась чистая вода, до которой было не добраться. К тому же я знал, что вода отравлена и что драконы, отведав ее, впадут в ту же одурь, что и я. Жажда занимала все мои разрозненные мысли, и даже хлопанье медно-зеленых крыльев в небесах не отвлекло меня. Дикие, неистовые крики эхом отдавались в скалах и у меня в костях – крики боли, утраты, отчаяния. Но мимолетная печаль тут же канула в небытие, утонув в мечтаниях о воде.
Когда солнце стало снижаться и над озером пополз туман, я увидел, что от дальних скал отделился обломок и медленно движется ко мне. Безумие. Я чувствовал, как его холодные пальцы выцарапывают из меня последние остатки разума. Я пытался дернуться, закричать, заплакать, но не мог. Обломок скалы медленно плыл ко мне. Закрыв глаза, я приказал себе умереть.
Плеск… Глухой удар…
Он принес еще отравы. Нет! Хватит! Пусть лучше он меня убьет!
Когда плошка коснулась моих губ, я весь вскипел от ярости, но наружу, за пределы пылающей кожи, вырвался лишь еле слышный стон. Только в плошке была не маслянистая дженика, а чистая вода. Я закашлялся и едва не захлебнулся, стараясь не упустить ни капельки влаги, чтобы потушить пылавший внутри огонь. Когда плошка опустела, я открыл глаза. У моего лица стояли пара башмаков и пара сапог. На сухой песок с них стекали бисеринки влаги.
– Думаешь, получится? – Новый голос.
Только почему при звуках этого голоса сердце у меня заколотилось, как морские волны о ледяные утесы Эсконии?
– Роэлан целый день его ищет. Пусть все спрячутся. Зверь, разумеется, с подозрением относится к озеру, но скоро он найдет то, что ищет. Как только он обнаружит Эйдана, то волей-неволей коснется воды. А как только он коснется воды, он ее хлебнет. И я буду наготове.
– Вот хорошо, что я тут. Жалко было бы пропустить такое зрелище.
– Всегда подозревал, что у тебя выдающиеся способности, но чтобы сбежать от Клана… – В голосе прозвучала нотка недоверия. Минорная нота в мелодии радости и облегчения.
– Знаешь, когда весь лагерь в Кор-Неуилл пустеет за какой-нибудь час, поневоле отвлечешься. По-моему, Мак-Ихерн просто не верил тому, что ему твердили, пока своими глазами не увидел.
Сапоги отодвинулись в сторону. В поле моего зрения оказались стройные ноги в кожаных штанах. Узкая смуглая ладонь приподняла мне голову, и я взглянул в лицо той, что опустилась на колени рядом со мной. Я был готов закричать, дурным голосом завопить от счастья, подпрыгнуть к облакам и возблагодарить всех богов на свете.
– Лара…
Даже в смертном оцепенении я сумел выговорить это имя.
– Надеюсь, долго ждать не придется, Нарим. Жалкое зрелище. Почему этот дурень и слабак не согласился делать то, что ему велели? – Ледяное спокойствие ее голоса заморозило мою радость, словно первые заморозки – яркую осеннюю листву. Там, где было ее имя, осталась зияющая пустота. Несмотря на невыносимую горечь, я заметил, что краска залила ей шею.
– Видишь ли, Лара, не многие люди способны на разумные решения, когда дело касается их сердца.
– Лучше вовсе не иметь сердца, чем унижаться до такого.
– Я считал, Лара, что ты его любишь.
– С чего вдруг? Ему до меня и дела не было – только про своих зверей и думал! Он видел, как Седрик схватил меня в Абертене, и он знал, что со мной сделает Мак-Ихерн. Знал, что отрубят сначала руку… потом ногу… что будут пытать, пока я всего не скажу… Вот что могло случиться, а этот сенайский пустозвон пальцем не пошевелил, чтобы меня спасти! Это что, любовь? Да мне на него наплевать! – И она действительно плюнула мне в лицо и убрала руку, уронив мою голову обратно на одеяло. – Да когда он будет больше не нужен, я своими руками его прирежу! А это?! – На песок у моего лица упали клочки бумаги, исписанной корявым почерком. – Пустые слова! Всего хорошего! – Пара сапог удалилась и остановилась у лодки.
Нарим склонился ко мне:
– Простите, мальчик мой, кто же знал, что так получится. Я думал, вы обрадуетесь Ларе. Она прибыла сегодня утром, целая и невредимая, и во что бы то ни стало хотела видеть вас. – Элим дал мне еще воды, умыл меня, а потом, застав меня врасплох, влил мне в рот еще флакон отравы. – Ищите утешения у ваших богов, Эйдан, если они у вас еще остались. А как только мы покорим вашего дракона… Что ж. Обещаю вам, что больно не будет.
На языке у меня вертелся вопрос – никогда еще не жаждал я ответа так сильно, несмотря на безумие, смерть, таинство, любовь и все прочее, что составляло мою жизнь. Ответ надо выслушать во что бы то ни стало.
– Она знала?
– О том, что я намерен покорить драконов? О том, что вы умрете, как только это случится? – Он печально улыбнулся. – Конечно, знала. Она все знала. Мы же говорили вам, как страстно она хочет летать.
Это простое открытие лишило меня всякой воли к борьбе. Надежда умерла, а с нею и любовь, и сила. Больше я ничем не могу помочь драконам. Ларе. Себе. Ничем. Я закрыл глаза, почувствовал, как бурлит внутри Наримово снадобье, и отдался на волю безумию.

Глава 34

Лара

– Эйдан! Эйдан, ты меня слышишь?
Ночь уже перевалила за середину, а этот сенай… он был бы совсем как мертвый, если бы не жар, расплывавшийся от него волнами. Я трясла его за плечо, била по щекам, зачерпнула в оставленную Наримом плошку озерной воды и выплеснула ему в лицо. Глаза тут же открылись, но взгляд был совершенно бессмысленный. Он не шевелился.
– Эйдан, просыпайся! Время уходит! Эйдан Мак-Аллистер, да будешь ты меня слушать или нет?! – Я зачерпнула еще воды и лила ему на голову, пока не наплескала изрядную лужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48


А-П

П-Я