Эрхард, она дала мощный импульс народному хозяйству. Позитивную роль в этих условиях сыграла та часть кредитов по плану Маршалла, которая пришлась на долю западных зон оккупации, хотя их значение, распространенному ныне мнению вопреки, я бы не стал преувеличивать.
А вот для Восточной Германии эта денежная реформа обернулась катастрофой. В кратчайшие сроки оказались разрушенными все те скромные достижения, которых удалось добиться ранее. Огромный поток обесцененных на Западе денежных купюр обрушился на Восточную Германию, сметая все на своем пути. На них скупалось все, что только можно было купить.
Чрезвычайные меры, предпринятые властями Восточной Германии, – вроде наклеивания на свои деньги срочно напечатанных купонов, похожих на почтовые марки, – серьезных результатов не дали. Подделать такие купоны особого труда не составляло. Пришлось в спешном порядке, в форс-мажорных условиях готовить и проводить свою денежную реформу. При сложившихся обстоятельствах она не могла быть детально продуманной и проработанной. Западная марка стала котироваться в соотношении 1:4 по отношению к восточной. И хотя это соотношение не отражало реального паритета покупательных способностей, оно оказало большое психологическое и политическое воздействие на обстановку в стране.
Денежная реформа, проведенная в Западной Германии, резко ускорила процесс становления особого государственного образования. Вопрос состоял лишь в том, когда этот процесс найдет окончательное юридическое оформление. На Лондонской (июнь 1948 г.) и Вашингтонской (апрель 1949 г.) конференциях западных держав премьер-министры западногерманских земель были уполномочены созвать конституционную ассамблею и выработать Основной закон для будущего западногерманского государства.
Со своей стороны, западные державы определили и утвердили принципы взаимоотношений между этим государством и тремя оккупационными державами – США, Великобританией и Францией. 8 июня 1948 года на совещании премьер-министров западногерманских земель в Кобленце было принято решение образовать Парламентский совет, которому поручили разработать и принять конституцию Западной Германии. 29 мая 1949 года ее текст был ратифицирован ландтагами земель американской, английской и французской зон. Единственным парламентом, отклонившим его, был баварский. Однако, поскольку остальные земли вынесли положительное решение, конституция вступила в силу. 14 августа 1949 года состоялись парламентские выборы, а 7 сентября собрался первый бундестаг, избравший президента и канцлера.
Так появилось на свет новое государство – федеративная Республика Германии. 29 ноября в Петерсберге состоялось совещание вновь избранного западногерманского канцлера с тремя Верховными комиссарами, как стали теперь называться бывшие военные губернаторы западных зон оккупации. Это совещание завершилось подписанием соглашения, определившего формы и методы дальнейшего вовлечения Федеративной Республики в атлантическое сообщество. Соглашение предусматривало присоединение ФРГ ко всем международным организациям западного мира.
Какова была реакция Советского Союза на все происходившее? Советское руководство переоценивало возможности своего воздействия на ход событий в Европе. Оно оказалось неподготовленным к смене недавними союзниками курса в германском вопросе. Советские инициативы имели по преимуществу декларативный характер, а практические решения представляли собой лишь запоздалую реакцию на действия западных держав.
Определяющей реакцией СССР на действия США, Великобритании и Франции было не столько наращивание усилий, направленных на сближение обеих частей Германии, сколько стремление «капсулизировать» свою сферу влияния. Начиная с 1948 года заметно усилились действия по советизации восточной зоны оккупации. Установка Москвы на ограниченные, чисто демократические реформы претерпевала изменения. Все чаще речь заходила о преобразованиях социалистического типа.
Авторитет СЕПГ, созданной в результате принудительного слияния коммунистов и социал-демократов, был слаб. Это компенсировалось наращиванием административного контроля, приобретавшим характер унификации. Все заметнее ужесточался контроль на разграничительной линии между советской и западными зонами. Отдельные шаги, предпринятые в это время советскими властями, были, мягко говоря, непродуманными и могли быть объяснены исключительно раздражением. К числу таких шагов можно отнести отзыв маршала Соколовского из Контрольного совета, осуществлявшего четырехстороннее управление оккупированной Германией. Больше этот Совет не собирался. Этим своим актом советская сторона как бы развязывала руки бывшим партнерам и формально брала на себя ответственность за ликвидацию единственной еще существовавшей общегерманской управленческой структуры.
Еще менее продуманным шагом, таившим огромные опасности, была акция, вошедшая в европейскую историю как «берлинский кризис» 1948 года, «берлинская блокада» – перекрытие движения по автостраде и двум железнодорожным линиям, соединявшим Берлин с Западной Германией. Западные державы объявили об организации воздушного моста для обеспечения населения западной части Берлина продовольствием, топливом и сырьем. Для этого была выделена огромная по тем временам армада – 380 самолетов и 57 тысяч человек летного и обслуживающего персонала. В глазах немецкого населения западные державы, в первую очередь США, предстали в виде благородных избавителей населения Западного Берлина от навязанной ему блокады. Напротив, Советский Союз приобрел в представлении многих – как в Германии, так и за ее пределами – черты агрессивно настроенной силы. Западные державы получили дополнительные аргументы для оправдания курса на изоляцию Западной Германии от Восточной и форсированное создание отдельного государства в своих оккупационных зонах.
В конечном итоге советскому руководству пришлось уступить. Но «берлинская блокада» имела следствием усиление международной напряженности и в конце концов полномасштабное развертывание «холодной войны». А германский вопрос становился главным полем этой войны.
Непосредственным ответом на провозглашение Федеративной Республики было «добро» Советского Союза на конституирование в подведомственной ему восточной зоне нового государства – Германской Демократической Республики. Это состоялось 7 октября 1949 года.
Однако установка на единство Германии, которая изначально присутствовала в советской политике по германскому вопросу, хотя и уступила первенство идеологическим и конъюнктурным соображениям, все еще сохранилась. В СССР на самом высоком уровне не исчезала надежда на реанимацию идеи германского единства. Проявлением этой надежды была, в частности, инициатива советского правительства весной 1952 года. 10 марта им была опубликована нота, содержавшая проект Основ мирного договора с Германией, стержень которого составляла идея восстановления единства. Проектом предусматривалось выведение с немецких территорий – не позднее, чем через год после вступления в силу мирного договора – всех вооруженных сил оккупационных держав.
На территории Германии предлагалось ликвидировать все иностранные военные базы, а саму ее полностью освободить от уплаты державам-победительницам государственных послевоенных долгов, за исключением задолженностей по торговым обязательствам. Немецкому народу должны были быть обеспечены все демократические права и свободы. Предполагалось проведение на всей территории свободных выборов. Германия могла бы иметь вооруженные силы, необходимые для обороны страны, освобождалась от обязательств политического или военного характера, вытекающих из договоров или соглашений, заключенных правительствами ФРГ и ГДР до подписания мирного договора и воссоединения Германии в единое государство. Идеи, сформулированные в документе от 10 марта, были уточнены и развиты в следующей советской ноте – от 9 апреля 1952 года.
Все эти предложения были отвергнуты. До сих пор идут споры относительно того, что означала тогдашняя советская инициатива: являлась ли она чисто пропагандистским маневром или же отражала действительные намерения. Сейчас ясно лишь одно – проверить искренность намерений СССР в отношении идей, изложенных в нотах от 10 марта и 9 апреля 1952 года, можно было, лишь согласившись с ними и попытавшись осуществить их на деле. Этого сделано не было.
Еще одна попытка СССР реанимировать проект германского единства на основе свободных выборов в ФРГ и ГДР, связав его проблемой безопасности в Европе, была предпринята в 1955 году уже после смерти Сталина. Незадолго до ратификации западногерманским бундестагом Парижских соглашений, предусматривавших вступление ФРГ в НАТО, 15 января 1955 года было опубликовано заявление Советского правительства, в котором вновь подтверждалась готовность СССР пойти на проведение свободных выборов на всех германских территориях. Предложение не нашло отклика ни у западных держав, ни у властей Федеративной Республики.
Аналогичную позицию отстаивала советская делегация на Женевской встрече на высшем уровне (17 – 23 июля 1955 года). Встреча эта не была провальной. Она проходила в деловой атмосфере и знаменовала некоторое ослабление напряженности в отношениях между СССР, с одной стороны, и США, Великобританией и Францией – с другой. В печати даже появился термин «дух Женевы», на который одно время возлагали немалые надежды.
Однако в германском вопросе в Женеве не было никаких позитивных подвижек. Западные державы, прибегая к отговоркам, категорически отвергли предложение о нейтрализации Германии. Это сделало беспредметным советское предложение о проведении свободных выборов, ибо оно было увязано с отказом Запада от идеи включения объединенной Германии в НАТО.
В сложившихся условиях Н. С. Хрущев, возглавивший тогда советское руководство, снял с повестки дня проблему германского единства как имеющую первостепенное значение для европейской безопасности, а следовательно – и для Советского Союза. Возвращаясь из Женевы в Москву, советская делегация сделала по пути остановку в Берлине. Там Хрущев, выступая на митинге, огласил новую доктрину: воссоединение – дело самих немцев и только немцев; оно не может быть механическим; при таком воссоединении должны быть сохранены социальные завоевания трудящихся ГДР. Официально эта позиция была подтверждена на Конференции министров иностранных дел Великобритании, США, СССР и Франции, состоявшейся в Женеве 27 октября – 16 ноября 1955 года. (Правда о политике западных держав в германском вопросе. Историческая справка. М., 1959, с.39.)
Осуществление германского единства, таким образом, откладывалось в долгий ящик. Это не только наносило ущерб немецкому народу, но и противоречило долгосрочным интересам Советского Союза. Возникшие на германской территории государства вовлекались в жестокую конкуренцию. Германия окончательно становилась субъектом и полем ожесточенных битв «холодной войны».

Новая восточная политика

Отказ советского руководства от последовательной пропаганды германского единства помог перехватить эту насущную для немцев идею западным державам. Он был взят на вооружение самой Федеративной Республикой. Если до «новой политики» Хрущева западногерманские деятели, поддерживавшие принцип единства, рисковали навлечь на себя подозрение в нелояльности принятому союзниками по НАТО курсу и более того – в симпатиях к «Востоку», то теперь курс на единство стал восприниматься как выражение патриотизма. При этом решение проблемы единства виделось исключительно в подтексте «холодной войны»: заставить, вынудить противника подчиниться требованиям Запада.
Между тем наиболее серьезные западные политики, в том числе и в Федеративной Республике, отдавали себе отчет в том, что решение германской проблемы, включая восстановление единства Германии, возможно лишь на базе разрядки международной напряженности. К числу таких реалистически мыслящих деятелей относился и канцлер Германии Конрад Аденауэр.
Конечно, Аденауэр был непримиримым антикоммунистом, но как незаурядный человек и крупный политик он в полной мере учитывал реальную обстановку. А она убеждала в том, что добиться единства Германии можно, только ослабив противостояние складывавшихся враждебных блоков, и прежде всего – найдя общий язык с Советским Союзом. Понимал он и то, что нормальные отношения с СССР могут способствовать укреплению позиций ФРГ в качестве влиятельной силы в Европе и в мире.
Деятельность в этом направлении требовала, естественно, особой осторожности. На протяжении первых лет существования, несмотря на свой формально суверенный статус, ФРГ оставалась зависимой – особенно в том, что касалось внешней политики. Для обретения истинного суверенитета ей предстояло пройти еще долгий и нелегкий путь, не раздражая при этом опекавшие ФРГ бывшие оккупационные державы.
Сказанное позволяет в полной мере оценить всю смелость шага, предпринятого Аденауэром осенью 1955 года и приведшего к нормализации отношений между ФРГ и СССР.
8 сентября представительная делегация во главе с канцлером прибыла в Москву. В ходе непростых переговоров удалось преодолеть существовавшее до тех пор состояние отчуждения. Были установлены дипломатические отношения, расчищены важные каналы межгосударственных экономических связей. В качестве жеста доброй воли советское руководство согласилось отправить в Германию осужденных за военные преступления немецких граждан.
Как и по многим другим вопросам российско-германских отношений, о смысле и значении этого визита до сих пор ведутся ожесточенные споры. Существует, например, точка зрения, согласно которой визит Аденауэра в Москву знаменовал собой окончательную юридическую фиксацию расчленения Германии на два самостоятельных государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24