— Орешин опустился перед майором-осетином на колено, сдергивая с полупетли «разгрузки» маленький, необычной формы нож, прозванный спецназовцами «робинзоном». Станислав стоял рядом в таком же положении, коротко поводя стволом и головой в «сфере». Освободив руки и ноги начальника милиции, Орешин еще раз спросил: — Как ты?
— Нормально, — прохрипел разбитыми губами майор. Руки и ноги его затекли: видимо, начальника милиции долгое время держали связанным. Он сделал знак головой: можете оставить меня.
Фиш дал ему глотнуть из фляги, положил ее на грудь майору и двинул с товарищами дальше.
Впереди и справа от них раздался характерный вой, оба спецназовца и командир подсознательно определили: гранаты кумулятивного действия «ПГ-7 ВР» — и тут же взрыв. Едва смолк его отголосок, еще один: оба «Урала» выбросили в небо мощные столбы пламени.
И снова дым. Под его прикрытием отряд устремился в поселок. Теперь задача быстро, не давая бандитам взять заложников, не попадаясь на их провокацию, распознать в продымленной мешанине тел оставшихся в живых коренных жителей. На первых порах бандиты будут яростно сопротивляться, но в какие-то мгновения могут и должны пойти на провокацию. А пока всех — и ингушей, и осетин — лицом к земле.
За углом дома, сидя на коленях, сгорбилась маленькая почерневшая старушка; сидит и покачивается, глядя безучастно вдаль. Фиш невольно остановился перед ней. Шок. Не скоро еще пройдет. Это сразу бросается в глаза. «Оса», в последний момент брошенная натренированной рукой Игоря Орешина, спасла ему жизнь. Фиша передернуло, на короткое время он потерял контроль над собой, глядя на торчащий в носу старухи нож для метания и пистолет в ее костлявых руках.
У вооруженной старухи, наверное, есть дети и внуки, потому рука товарища не смогла нажать на спусковой крючок, но та же рука сильно и метко, не колеблясь, швырнула кусок смертоносной стали.
Старуха-убийца... дети-внуки... рука не в состоянии произвести выстрел... нож... работа... Поди разберись с этим. Фиш до сих пор помнит ту старуху, которая готова была убить и убивала до этого, пытала на глазах у матерей их детей. Страшная картина то ли возмездия, то ли чего-то демонического: старческое, одетое в черное тело и жуткие ненавидящие глаза; старуха похожа на смерть, какой ее обычно изображают, — голый череп с седой прядью, проваленные глазницы, а чернеющая пустота вместо носа чудовищно таращится зеленоватой рукояткой «осы».
Фиш получил звонкий удар по щеке.
— А... Товарищ майор... — И получил от командира еще одну оплеуху. Орешин, идя на задание, всегда вставал в пару вместе с «первоходами». В это время и происходили настоящие занятия, обучение навыкам, которые нельзя привить бойцу ни на каких тренировках.
— Очухался, Стас?
— Да, товарищ майор.
— Молодца! Вперед! Теперь смотри в оба, особое внимание обращай на юнцов. Те хоть и хилые, а запросто управляются с ручными противотанковыми гранатометами. Смотри, сколько они народу положили... Знаешь, что такое подранок?
— Знаю, товарищ майор.
— Без прямой необходимости не убивай. Сам видишь, какой контингент нам достался.

4

Москва, Управление по борьбе с терроризмом
Директор Департамента "А" читал сейчас лекцию в Академии ФСБ. Александр Ильич Головачев, командир части, к которой была приписана бригада «Черные беркуты», знал об этом. Секретарь директора сообщила ему, что Вадим Романович будет в течение часа-двух, у него есть неотложные дела в Департаменте.
— Но если у вас что-то срочное, Александр Ильич, — добавила секретарша, — я могу связаться с шефом по мобильному телефону.
— Час-два, говорите? Нет, не нужно. Я подожду.
Генерал-майор несколько раз отмерил длинный коридор, заглянул в кафетерий, выпил кофе из «пакетика» — мерзкое пойло с сухим молоком и заграничным названием «Иглз».
Из головы не выходил Игорь Орешин: не посоветовался, опрометью бросился спасать жену и ребенка.
А куда, собственно, ему было деваться и что делать?
Около недели назад Головачев удивился нездоровому виду полковника, когда тот пришел на оперативное совещание к нему в кабинет, хотя особого внимания не придал: мало ли что бывает? Прихворнул, с женой накануне поцапался или, наоборот, уснул поздно. Но глазами спросил вожака «беркутов»: что случилось? Орешин отделался мефистофельской гримасой, от которой за версту тянуло прокисшей капустой. Ну и ладно. Головачев продолжил совещание, позабыв о том, что, пожалуй, впервые видел на лице Орешина болезненное выражение.
— Вам еще кофе?
Головачев с удивлением посмотрел на немолодую официантку, державшую в руке белый электрочайник с чуть горячей водичкой.
— Нет, спасибо.
Он быстро вышел из кафетерия и нос к носу столкнулся с директором Департамента.
— А-а, — вместо приветствия протянул Осоргин, пожимая руку Головачеву. — Александр Ильич собственной персоной. Ко мне? — Он сделал приглашающий жест и направился к своему кабинету.
— К тебе, к тебе. — Головачев долго пристраивал в кресле свое массивное тело. — Я насчет Орешина, Вадим Романович.
— А что случилось? Одну минуту. — Осоргин быстро поговорил по телефону. Потом еще один звонок, сделанный уже им самим. — Так что там с Орешиным?
Осоргин был чуть выше среднего роста, грузный, с мощной короткой шеей. Он не имел обыкновения подолгу смотреть в глаза собеседнику, ограничиваясь короткими цепкими взглядами.
— Неприятности у него, Вадим Романович, — тихо проговорил Головачев. — Жену и сына взяли в заложники.
— Та-ак... — Осоргин обеими руками пригладил волосы. — Ну-ка, рассказывай. — И снова потянулся к трубке.
Генерал остановил его:
— Погоди, Вадим.
— Да нет, я по другому вопросу. — И покивал: «Я слушаю, слушаю».
Головачеву неловко было вести разговор в такой манере, когда тебя либо отвлекают от разговора, либо не совсем внимательно слушают, показывая свою незаинтересованность. Осоргин не относился к последним, поэтому Головачев, сохраняя на лице выражение легкого недовольства, начал.
Он был прав: кто-кто, а уж Осоргин-то в первую очередь должен был заинтересоваться разговором, поскольку бригада «Черные беркуты» входила в его ведомство, так же как «Альфа» и «Бета». Правда, «Беркуты» не так давно появились на свет, но были созданы из грозной «группы зачистки № 2», коя неофициально входила в состав «Альфы», но была совершенно независима от ее командования. Сейчас «беркуты» состояли в основном из спецназа морской пехоты, но костяк составляли «старики» из «группы зачистки». А командир «беркутов» заочно был приговорен к смерти несколькими бандформированиями, и за его голову предлагались немалые суммы.
Осоргин слушал, вертя в руках записку от Орешина, которую нашли в его пустой квартире.
— Кто еще в курсе похищения? — спросил директор.
— Лучше спроси, кто в курсе насчет исчезновения, — съязвил Головачев. — Несколько человек.
— Назови их. — Осоргин взял в руки остро отточенный карандаш.
— Заместитель командира бригады майор Кавлис и командир взвода Станислав Фиш, — перечислил Головачев.
— Расскажи подробней. — Осоргин занес фамилии на чистый лист бумаги.
— Одним словом, Орешин позвонил Кавлису и сказал, чтобы тот взял кого-нибудь из сослуживцев, назвав при этом Фиша, и срочно прибыл в Мурманск. Там, мол, все и выяснится.
— Откуда был звонок? — поинтересовался директор.
Головачев пожал плечами:
— Черт его знает... Междугородный.
Осоргин вгляделся в собеседника и отложил карандаш в сторону:
— Вот что, Александр Ильич, давай начистоту. Где сейчас Кавлис и Фиш?
Командир части вобрал в себя побольше воздуха и выпалил:
— На пути в Самарканд. Два часа назад они связались со мной. Жена и сын Орешина с ними.
Несколько секунд в кабинете висела тишина.
— Так, — протянул Осоргин. — Понятно. Обмен, значит, произошел? Где?
— Неподалеку от Турсунзаде. Кавлис не рискнул воспользоваться автобусом, который им предложили бандиты, и посадил семью Орешина в рейсовый. Они сделали пересадку в Шаргуне, когда проехали перевал и миновали границу с Таджикистаном. Как я говорил, скоро они будут в Самарканде.
— И сколько времени ты молчал?
Генерал-майор ответил коротко:
— Недолго.
Отвечая на вопросы директора, Головачев смотрел на него неотрывно, в то время как сам директор, по обыкновению, ограничивался короткими взглядами. Такой визуальный контакт собеседников вносил дискомфорт в разговор в целом. Во всяком случае, для Головачева. По идее, на вопросы должен был отвечать Осоргин, который, казалось, намеренно прячет глаза.
— У кого Орешин? — спросил директор.
— Безари Расмон, ишан, глава нижнепянджского мистического братства. Непримиримые.
— Слышал о таком, — кивнул Осоргин. — Значит, проводил друга с почестями, а, Александр Ильич? И цветы, наверное, на пороге его квартиры положил?
Головачев не принял мрачной шутки директора. Он покачал головой, в голосе прозвучал укор:
— Зачем ты так? Если честно, это было личное дело Орешина, я ни в чем его не виню. И также не могу винить Кавлиса и Фиша. Игорю помощь была нужна, понимаешь?
Осоргин демонстративно развел руками: как не понять! Головачев продолжил, оставляя без внимания жест директора:
— А что мы официально смогли бы сделать для своего офицера, попади он в такую ситуацию? Да ничего! Сказали бы, что, дескать, не только твои родственники в плену, не только русские, а иностранцы, из правительства люди. Вот что мы ему сказали бы. И сиди, мол, друг, не рыпайся, а с Безари Расмоном твоим будем вести переговоры на официальном уровне. Свяжемся с друзьями в Таджикистане, с миротворцами и крючкотворами... Потерпи, вызволим. Да не такой человек Орешин, и не такой Безари. Оба знают, что в таких делах промедления быть не должно. Если бы Орешин не прибыл в Турсунзаде вовремя, Безари казнил бы его семью, и сделал бы это очень жестоко. — Головачев помолчал. — Конечно, я отвечу за все, меня и наказывай.
Осоргин наморщил лоб, хмурым взглядом окидывая собеседника.
— Ладно, давай середину разговора пропустим и начнем с конца. Сделаем вид, что ты не говорил, а я, само собой, ничего не слышал о своем офицере, чтобы он сидел и не рыпался, терпел и так далее. Итак, ты ведь не только за этим пришел?
— И сам бы пришел, но попозже, да ребята поторопили. — Головачев завозился в кресле, принимая более удобное положение. — Сидят, понимаешь, «беркуты» и глохнут от злобы. У тебя ничего не намечается в горах Таджикистана? Никакой диверсии? — Генерал постарался изобразить на своем лице наивность.
— Ты это брось! — Осоргин встал с кресла и заходил по кабинету. — Там миротворцы работают, пограничники гибнут, а он — диверсия! Сложа руки сидеть не будем, это естественно, будем и операцию по освобождению Орешина разрабатывать. Хотя давай смотреть правде в глаза: Орешин, если Безари отпустил его семью, уже покойник. Ты это понимаешь? Игорь со своей бригадой уничтожил целую банду в составе ста семидесяти человек! Ему там давно смертный приговор подписали. Шариатское правосудие не наше. Там увидели человека, нацелились на него пальцем, а потом повели стволом автомата. Сейчас Безари «подлечился», я могу поднять на его группировку данные и уверен, что у него в отряде не меньше ста пятидесяти боевиков. Ты детали, детали давай. Кто вел переговоры с Орешиным, коль он так смело отправился в путь?
— Он никогда не был трусом, ты знаешь.
— Не цепляйся к словам. Так кто?
— Казий Кори-Исмат.
— А-а... Судья. Поклялся на Коране, значит...
— Насколько я знаю, он еще ни разу не нарушал своего слова. Я бы тоже согласился на обмен.
Осоргин махнул рукой на замечание Головачева и полез в холодильник. Директор Департамента "А" и командир части были почти одинаковой комплекции, Осоргин долго копался в чреве агрегата, закрывая освещенное пространство холодильника грузным телом. Ничего полезного или нужного он там не нашел. Вытащил помятую банку пива. Ничего себе допинг! Забросил ее обратно и ногой прикрыл дверцу.
— А где Безари «взял» семью Орешина? Не мог же он в Полярном! — И отстранился рукой, включая селекторную связь. — Оля, принеси из буфета водки, колбаски копченой, пусть запишут на мой счет.
— Анна и Володька были в Питере, у сестры Ани. Помню, за несколько дней до этого Игорь рассказывал, что Анна последнее время была какая-то... он в этом месте замялся, понимаешь? Раскрепощенная, что ли. Я, говорит, теперь почти всегда дома, работа чуть ли не под окном. Одним словом, она раскрепостилась, а я расслабился в доску, твою мать! Я еще спросил его: «Что случилось, Игорь?» Он промолчал. Ну, думаю, дела семейные, улягутся потихоньку. Это мы у меня дома сидели, за рюмкой чая.
Головачев только сейчас вспомнил, что Игорь в тот вечер говорил эмоционально, грубо, помогая себе жестами, но сидел на диване прямо, не меняя позы, словно повторял чьи-то слова.
— Сейчас Оля водочки принесет, и мы с тобой тоже почаевничаем. Потом буду докладывать, — пообещал Осоргин.
— Это понятно... Слушай, Вадим Романович, ведь ты можешь подключить к работе своих «дипломатов», пусть в свою очередь потолкуют с оппозицией Безари, потянут время.
— Я понимаю тебя, Саша, но... — Взгляд Осоргина был совсем иным, чем несколько минут назад. — Никто время тянуть не будет. По факту заведут уголовное дело, дождутся Анну Орешину, возьмут и с нее показания, и с тебя. Интересное будет дело, поучительное, и не более того.
— Шутка, — вздохнул Головачев. — Я скажу более конкретно: милиционер ответил тете: когда убьют, тогда придете.
Осоргин хмыкнул и громко позвал:
— Оля!.. Вот черт! Видел, ноги какие длинные? — Он поднял руку над головой. — А ходит как на коротеньких, не дождешься.
1 2 3 4 5 6 7 8