добавил полевой командир.
Казий согласно наклонил голову:
— Конечно, одного. На Священной Книге поклянусь ему, что заложники будут переданы его людям и с ними также ничего не случится. Ты это хотел мне сказать?
Расмон приложил руку к груди.
— У тебя мало времени, Безари, — продолжил судья. — Торопись. Хочу тебе напомнить еще одну вещь: когда ты впервые говорил с Орешиным о его семье, ты ссылался на меня. Я простил тебе твою ложь.
Казилкан слегка склонил голову и вышел из дома.
Безари облегченно вздохнул. Он почти добился цели. Однако ему пришлось выслушать от казия неприятные и даже оскорбительные для себя слова. Ему хотелось подойти к пленникам и долго пинать их ногами, чувствуя через ичиги их податливые тела.
Анна все слышала, сон моментально пропал, остались непомерная тяжесть и боль за сына, за Игоря, самую малость — за себя. О себе было просто горько думать.
Ей показалось, что живет она не в конце двадцатого столетия, а на рубеже девятнадцатого: халаты, у кого новые и богатые, а у кого старые, засаленные, вперемежку с камуфляжем смотрелись болезненно ненормально. У всех чалмы, овечьи шапки, кое-кто носил на голове солдатские панамы, смесь запахов дешевого чая и бараньего сала непривычна и тошнотворна; к ней примешивается вонь машинного масла для смазки огнестрельного оружия, которое, как на стенде, висит на стенах дома, торчит из-под халатов, надежно крепится в кожаных кобурах поверх камуфляжа и бронежилетов. Сумасшествие видеть себя на полу, накрытой куском полосатой ткани, откуда украдкой можно бросить взгляд на прислоненные к стене карабины, пулеметы, топорщившиеся объемными телескопическими сошками, коробки с выползающими из них, словно миниатюрные шпалы на рельсах, патронными лентами. Совсем безумно ощущать рядом горячее тело сына, который даже во сне не изменил суровое выражение лица; ужасно, что она не в силах помочь ни ему, ни себе.
Анна заплакала. Вначале беззвучно, потом чуть ли не в голос; плач едва не перешел в истерику. Она вдруг явственно представила себе казилкана, человека авторитетного не только в этих краях, где его слово было законом. Об этом знали даже там, и не раз через него велись переговоры. И вот казий в чалме, полосатом халате, отвергающий на заре двадцать первого века радио и телевидение, берет в руки сотовый телефон и говорит в хрупкую трубку: «Да, я клянусь на Коране, что с твоей женой и ребенком все будет в порядке. Клянусь на Священной Книге, что обмен будет равный и без посредников: два человека с нашей стороны, два — с твоей. Ты остаешься у нас, твоя жена и сын беспрепятственно покидают наши земли, их проводят до самолета. Клянусь. У тебя всего три дня. Говорю это без принуждения и добровольно, чему свидетель Аллах. Дальнейшие переговоры с тобой будет вести Безари Расмон». И голос полевого командира: «Надеюсь, ты уже получил мое послание?..» Голос ровный, беззлобный, деловой.
Странно, но Анна не чувствовала особой ненависти к своему пленителю. За эти дни она пыталась понять Безари, но, похоже, повстанцы и сами не хотят понимать друг друга.
Они воюют уже семь лет, у них своя жизнь, устои, политика, а тут в их дела вмешивается некая сила, которая, согласовав, взвесив, получив приказ, отдает еще один. И все: «группа зачистки № 2», не имея права спрашивать: зачем? почему? а если? — срывается с места. Они вне политики, они ее оружие.
Игорь никогда не скрывал от жены, где он работает и кем. Анна мирилась с его частыми и длительными командировками. Она понимала его, словно была членом отряда, который прошел весь Северный Кавказ, Приднестровье, Таджикистан, Грузию... Понимала и вместе с тем ненавидела и... любила.
Как-то по телевизору показывали работу спецподразделения десантных войск. Смотрели всей семьей, кисло улыбаясь, понимающе глядя на показуху коллег. Потом корреспондент задал жутко провокационный вопрос, начав, впрочем, издалека:
— Хорошо отработали, ребята. Смотрится. Недавно проходили учения спецподразделений США. Американские бойцы сумели, в частности, пробраться на аэродром и заминировать самолет президента. А вы сумеете?
Пара спецов, которым едва перевалило за двадцать, хмыкнули:
— Влет!
Анна тогда спросила Игоря:
— А что, действительно смогут?
Муж пожал плечами:
— Не влет, конечно, но смогут. При условии, что навсегда забудут это слово.
Игорь надолго привлек внимание жены к этому слову. Оно порождает самоуверенность, говорил он, а нужно расчетливо верить в свои силы. Это совершенно разные вещи. И больше верить не только в себя, а в своего товарища; надо остаться в этой жизни, ради которой ты в молодости захлебывался дерьмом на марш-броске. Командир никогда не спросит тебя: «Сможешь сделать то-то и то-то?» — а если даже спросит и ты ответишь: «Влет!» — никогда больше не пойдешь на задание.
Анна призадумалась. Бойцы «групп зачистки» умели практически все, однако сами никогда не рвались в бой; как овчарки, ждали приказа: «Фас!» — и все сметут, разорвут. Она в упор спросила:
— Унизительно?
Игорь ответил в своей манере:
— Нет — так велит время.
Анна возразила, невольно подражая ему:
— Все-таки странно: лучшие из лучших выполняют самую грязную и тяжелую работу.
Он ничего не ответил, только поцеловал в висок.
Не было, наверное, ни одной «горячей точки», куда бы не посылали в командировку Игоря Орешина. Три года назад ему присвоили звание полковника и перевели, казалось, в самое глухое и холодное место — Полярный, Мурманская область. Главная причина состояла в том, что многие из руководителей бандитских формирований хотели видеть Игоря Орешина трупом. Его просто спрятали, переведя на Север. С другой стороны, дали новое подразделение, которому Игорь сам придумал название: «Черные беркуты». Его детище. Тоже элита, тоже профессионалы высшего класса. Только теперь, выражаясь языком КГБ, Игорь Орешин стал «невыездным». Не сразу, еще полтора года он возглавлял бригаду, выезжая в места локальных конфликтов.
И вот закончились его командировки; теперь по вечерам он был дома. Больше года. И седел на глазах. Буквально за месяц его коротко стриженная голова стала похожа на ежика-альбиноса. Анна так смеялась над своим сравнением... Боже, как же стало легче жить! Пока он седел, она сумела пару раз съездить в Питер к сестре. И отдыхала! Она ОТДЫХАЛА! Какое счастье не думать о смерти!
Однако в третий раз назад она не вернулась. Все произошло на подступах к аэропорту, как-то очень быстро, сумбурно, больно. Потом резкая нехватка воздуха, удушье, близость конца. В короткие моменты прояснения сознания Анна видела перед собой бородатые лица, спокойные, сосредоточенные, даже умиротворенные, хотя она знала, что это маски, под ними скрываются злобные, хищные звери, жаждущие крови, много крови. Пока ей делали уколы наркотика, она, что удивительно, ни разу не вспомнила о Володьке, сыне. Впрочем, один раз это случилось, и она тогда улыбнулась, проваливаясь в бездну очередных галлюцинаций.
«О, раз его нет рядом, наверное, с ним все хорошо. Он сейчас с папой, с Игорем».
«Игорь» — вдруг растянулось слово, превращаясь в целую фразу. И еще раз протянулось имя мужа, как будто через горло вытягивали ее собственный кишечник.
Потом приступ прошел. А дальше — волны свежего воздуха, валы пьянящего кислорода. В голове от этого кружение. Она чуть не упала, но ее поддержали чьи-то маленькие, но сильные руки. Она, еще не зная, кого благодарить, приоткрыла рот и повернула голову. И тут же из нее со страшным воплем выплеснулся весь кислород:
— ВОЛОДЯ!!
Ее поддерживал собственный шестилетний сын...
«Почему он такой маленький?! — метались в голове отравленные наркотиком мысли. — Он должен быть большим». Анна подняла голову, увидела громадные, величественные горы с подножиями глинистого цвета, облака, окружающие их, и рябь, странно похожую на марево после дождя. Рябь стала крупнее, превращаясь в волны, и Анна потеряла сознание...
...Безари Расмон, подойдя ближе к спящим, несколько секунд вслушивался в их неспокойное дыхание. Потом, обращаясь к товарищу, приказал:
— Кадыр! Буди их завтра пораньше и хорошенько накорми. Путь нелегкий, за день мы должны добраться до места.

3

Москва, Ленинградский вокзал
Скорый поезд № 15 Мурманск — Москва прибыл на Ленинградский вокзал столицы точно по расписанию. Игорь Орешин посмотрел на часы и сверился с расписанием. Следующий поезд на Мурманск будет только в ноль часов тридцать пять минут. Причем этот же, на котором они прибыли в Москву, только с другим номером — 16с. Проводница вагона, в котором они проделали долгий путь, улыбалась молодым людям с подножки, приветственно помахивая свернутыми сигнальными флажками желтого цвета.
— Назад поедете на фирменном, — грустно улыбнулся Орешин.
— Почему на фирменном? — удивился майор Кавлис.
Игорь пожал плечами:
— Не знаю, Коля... Мне так кажется... Уже представляю себе, как вы с Аней и Володькой садитесь на фирменный поезд. В вагонах занавески красивые, чистота, минимум остановок. Володька любит, когда поезда идут без остановок... Одним словом, это мое желание, понимай как хочешь. Но чтобы назад, — полковник Орешин погрозил ему пальцем, — именно на фирменном. Во-вторых, Коля, тебе нужно будет кое-что сделать в Питере, не забыл?
— Нет, конечно, у нас хватит времени обсудить это в самолете. К чему ты завел этот разговор?
— Чтобы не молчать.
Орешин подхватил спортивную сумку и быстрым шагом направился к выходу из Ленинградского вокзала.
Станислав Фиш и Кавлис, переглянувшись, поспешили за командиром. Они не озирались, зная, что за ними сейчас наблюдают. Военные следовали полученным инструкциям, иначе не стали бы трястись в вагоне скорого поезда, а вылетели в Ташкент или Самарканд прямым рейсом из Питера. Однако им передали, что из Полярного они должны прибыть в Мурманск, оттуда в Питер. Здесь им надлежало сесть в скорый № 15, следовавший до Москвы. И уже из столицы России вылететь в республику Узбекистан. Дальнейший маршрут также был четко расписан: из Ташкента на автобусах прибыть в Сурхандарьинскую область, где их будут встречать.
Глупо, конечно, какая-то мышиная возня, неприкрытая и непрофессиональная. Однако жену и сына Орешина они взяли профессионально. И, если не брать в расчет график и средства передвижения, похитители в основном работали, опираясь на опыт и психологию одного из самых известных командиров войск специального назначения — Игоря Орешина.
Станислав Фиш вошел в состав спецподразделения в 1992 году, когда оно именовалось просто: «Группа зачистки № 2». Как раз в тот период ингушские бандитские группы, пришедшие из Назрани, рванулись во Владикавказ, но не дошли до него. Уничтожили бандитов уже за селом Тарским. Отряд Игоря Орешина был срочно переброшен в район, указанный разведчиками ГРУ. Однако переброска шла чрезвычайно медленно, чем нервировала командира отряда быстрого реагирования.
В Тарском после пребывания банды творился полнейший кошмар. Бандиты в первый же день расстреляли в осетинском селе около сорока человек. Самым ужасным было то, что в расправе над мирными жителями принимали участие дряхлые старухи и совсем юные ингуши. Доходило до изуверств: отцов и матерей осетин истязали, а потом добивали колющими предметами на глазах их детей; а других родителей заставляли смотреть на мучения собственных детей.
Банда ингушей, передвигавшаяся на БТРах и грузовиках, была взята «группой зачистки № 2» в кольцо в небольшом поселке, в тридцати километрах от Тарского. Отряд Орешина насчитывал двадцать шесть человек, кольцо оказалось редким, но ни один бандит живым не ушел.
Первое, что увидел Станислав Фиш, — это БТР, к которому за ноги был привязан начальник поселковой милиции. Майор был еще жив; бронемашина тащила его по земле со скоростью сорок километров в час. Он извивался на веревке, стараясь поднять голову, но его постоянно переворачивало при движении машины, и он на полном ходу ударялся о землю то лицом, то затылком... Руки были крепко связаны за спиной.
Рядом со Стасом на позиции находился командир Игорь Орешин и Олег Аносов, снайпер, каких поискать. Расстояние до БТРа около ста метров, но Олег не колебался ни секунды. В горах чаще всего возникает ошибка в определении расстояния — цель кажется ближе. Аносов, сделав соответствующие поправки, выстрелил.
И в жизни такое бывает, не только в крутых боевиках: снайпер с первого же выстрела перебил веревку, и майор замер на месте; только освободившаяся веревка метнулась к нему, утопая в клубах желтоватой дорожной пыли.
— Получи! — Станислав услышал характерный звук выстрела из подствольного гранатомета «ГП-25» и бросил на плечо пехотную «муху».
БТР с трех сторон в одну секунду был обстрелян гранатами и зашелся черным дымом.
Из раскаленной, изувеченной машины, каждый бронированный сантиметр которой кричал о неотвратимой смерти, с руганью и кашлем стали выбираться чудом уцелевшие бандиты. Орешин с бойцами уже бежал в их сторону, с тем расчетом, чтобы под прикрытием временной дымовой завесы выйти к двум грузовым «Уралам». Стрелять приходилось наверняка, чтобы в дыму не попасть в своих. Уже на расстоянии шестидесяти-семидесяти метров бойцы начали громко перекликаться, используя свои номера и клички. Они не могли терять время: одна из заповедей спецназовца «стреляй первым, или умрешь» жила у каждого в крови.
Раненые и контуженные взрывами бандиты, едва успевшие сориентироваться в дыму, тут же были прошиты очередями из автоматов.
Со стороны поселка слышались трескотня, гортанные выкрики. Фиш и Аносов остановились возле раненого майора милиции. Работали всегда парами, одиночек в отряде не любили, да их практически и не было, хотя каждый мог сделать свое дело и за себя, и за товарища.
— Ты как, браток?
1 2 3 4 5 6 7 8