Выйдя на улицу, он сел в машину и задумчиво погладил руль. У него было две квартиры, но ни в одной из них он поселиться не мог. У него была жена, но он с трудом представлял, как его благоверная выглядит.Виктор завел мотор и, включив радио, тронулся вперед — без всякой цели, просто чтобы не стоять на месте. У выезда из двора он притормозил, пропуская раскрашенную «Газель», и прочитал на кузове:«ИЧП РЕНЕССАНС. Вторая жизнь Вашей мебели».Мухин тяжелым взглядом проводил грузовик и сзади рассмотрел номер: «021».— Стало быть, на улицу Ренессанса, — решил он. Глава 2 —Возрождения?.. — Таксист зачем-то потрогал нос и сплюнул. — Нет.— Что «нет»? — спросил Виктор. — Не знаешь?— Нет такой улицы, — заявил тот. — Можешь не искать.Мухин газанул и тут же затормозил возле другого такси — у кинотеатра их стояла целая шеренга.— Не, — отозвался второй. — Возрождения я не слышал. Никогда не слышал.Третий и четвертый сказали примерно то же, а до пятого Виктор не доехал — он как раз поравнялся с табачным киоском и вышел за сигаретами.— Вы, молодой человек, что-то потеряли? — раздалось рядом.— А?.. — рассеянно вякнул Мухин.У него за спиной стоял благообразный старик с идеальной осанкой и удивительными белыми ресницами, пушистыми, словно у ребенка. Старик теребил щегольскую палочку — до трости она все-таки не дотягивала, но и клюкой назвать ее было нельзя.— Я, простите за назойливость, видел, как вы к таксистам обращались, — молвил он. — Таксисты не скажут. Им отвезти интересно, деньги с клиента получить, а справки давать они не обязаны. Н-да... Такая порода.— Возрождения, — отрывисто произнес Виктор. — Говорят, улицы Возрождения нет...— Неправду говорят. Кстати, мне туда же.— Серьезно?! Я на такую удачу даже не рассчитывал, — признался Мухин.— Я тоже не рассчитывал на... гхм, такое везение, простите за каламбур.Пассажир неторопливо, с достоинством уселся и поставил палку перед собой, точно был не в «девятке», а в собственном экипаже.— Городским транспортом здесь неудобно, на двух автобусах, — продолжал он. — Или на метро, но тогда еще пешком придется... А откуда вы про улицу Возрождения знаете? Сейчас редко кто ее вспомнит.— А я вот взял и вспомнил, — отшутился Виктор. Он выехал на Октябрьскую площадь и остановился у светофора. На угловом доме висела синяя табличка: «Площадь 7 Ноября».— Что это за... — начал он, но старик его перебил:— Все время прямо. Прямо, прямо и прямо, — указал он сухой ладошкой. — А потом два раза налево.— Вы так здорово Москву знаете... — пробормотал Мухин исключительно для поддержания разговора.— Опыт, молодой человек.— Таксистом работали?— Ну... вроде того, да. Много ездил.Дома впереди расступились, и из-за крыш выглянуло громадное пятиугольное здание — ни дать ни взять Пентагон.— Лево руля, — распорядился пассажир. И как бы между прочим добавил: — Вообще-то улицы Возрождения в Москве нет.— Переименовали? Вот почему никто ее не помнит. Все-таки хорошо, что мы с вами встретились.— Хорошо, — согласился старик. — Тут опять налево... Только ее не переименовывали. Ее сразу под другим названием построили. Планировали Возрождения, получилась Луначарского. Вон за тем перекрестком.Свернув у старорежимной аптеки, Мухин посмотрел на номер дома и прибавил скорости, благо улочка была пустой и тихой. В пятнадцатом доме находился овощной магазин, в семнадцатом — что-то непонятное, явно коммерческое, в девятнадцатом была почта.За почтой стоял бесхозный рекламный щит, полностью закрывавший обзор. Из-под ржавого края выглядывали мелкие заморенные деревца и угол скамейки. Миновав щит, Виктор увидел маленький, по-осеннему захламленный садик.— Огромное вам спасибо, — сказал пассажир. Он дождался, пока машина не подъедет к следующему зданию, и коснулся ручки.— Так вам тоже сюда? — удивился Мухин.— И вам сюда же? — ответно удивился старик. — В двадцать третий?— Почему?..Виктор посмотрел на табличку — действительно: «23».— Двадцать третий, — подтвердил пассажир. — А вы какой ищете?
— Двадцать первый. Улица Возрождения, дом двад— цать один.
— Ах, двадцать один! — Старик прихлопнул дверь и, усмехнувшись, постучал в пол своей палкой. — Наверно, вас разыграли, молодой человек.— Ничего не понимаю.— С этим домом целая история. — Дедок пожевал губами и вновь затеребил палочку. — Проект сам Иосиф Виссарионович рассматривал. Дело в том, что на этом месте собирались...— Не так подробно, — прервал его Мухин. — После девятнадцатого дома должен идти... Его что, снесли?!—Нет.— Где же он?— Его никогда не было. Дом двадцать один на этой улице так и не построили. Вместо него... — Старик звучно щелкнул пальцами, указывая через плечо на сад. — С самого начала. Уж поверьте аборигену.Виктор поверил, ничего другого ему не оставалось.Пассажир уже скрылся в подъезде, а он все еще сидел, поглядывая в зеркало. В садике не было ни души, и надежда на то, что дом двадцать один — это только метафора, растаяла.В одиннадцатом часу начало темнеть, особенно это было заметно по деревьям. Кроны уплотнились, будто бы в них выросли дополнительные листья, и перестали пропускать свет. Черная скамейка утонула в сумраке — теперь любой желающий мог вздремнуть на ней без помех.Несмотря на вечер, духота не спадала, и Мухин, утомившись от плотного мертвого воздуха и собственного пота, опустил в машине все четыре стекла.«К проституткам мотануть?.. — вяло подумал он. — Ну их на фиг. Вокзал?.. Тогда уж сразу -• в отделение, в клетку. А в клетке — бомжи и опять проститутки. На фиг...»Он мог переночевать в гостинице, но денег хватило бы дня на три-четыре, не больше, и то при условии, что это будет далеко не «Метрополь». К тому же Мухин чувствовал, что проблему надо решать кардинально, поскольку...Виктор тяжко вздохнул и закурил.Да... Поскольку возвращаться домой он не собирался. Там чужая жизнь — в чужой квартире, с чужой женой. Там все не его, и даже эта рубашка, и даже эти трусы... Единственное, что Виктор мог считать своим, — это сигареты. Пачку «Кента» он купил сам... правда, на чужие деньги.Возможно, у местного Мухина, у зоолога, была любовница, возможно — и апартаменты для встреч... Однако, чтобы о них узнать — о любовнице и апартаментах, — Виктору нужен был хоть какой-то намек.За последние полчаса на улице Возрождения-Луначарского не появилось ни одного прохожего.Лихо отстрелив окурок — он этому не учился, это умел зоолог, — Мухин тронул руль и медленно поехал, словно размышляя, не подождать ли ему еще, хотя было ясно, что Константин не придет — ни с топором, ни без.Впереди, у аптеки, в сером полотне дороги фары выхватили дырку открытого люка.«Откуда?.. — отстранение подумал Виктор. — Никого ведь не видел...»Он повернул, объезжая колодец, и вдруг заметил между домами какую-то тень. Силуэт пробежал по стене, огромной птицей скользнул на тротуар, тут же — на мостовую и, догнав «девятку», вскочил в правую дверь. Виктор даже не пытался увернуться, а если б и пытался, то вряд ли успел бы — все произошло нереально быстро.Мухин остановил машину и вопросительно произнес:— Ну...На него смотрели неглупые карие глаза. Темные глаза и светлые брови — редкое сочетание. Еще у мужчины был нос с горбинкой — Мухин почему-то сразу обратил на это внимание. Горбинка была не природной — нос ломали, и, скорее всего, неоднократно. Одет был мужчина в черную хлопковую «натовку» и плотные брюки, тоже черные. На выбритом загорелом черепе выступали крупные капли и, скатываясь по щекам, впитывались в лоснящийся воротник. Казалось, куртка была мокрой насквозь, но его это ничуть не беспокоило.Под сороковник, оценил Мухин. Опасный возраст.— Привет, — бросил человек. — Давно в этом слое?— В этом... что?..— Понятно. Ты езжай, езжай. Не надо тут отсвечивать, — сказал незнакомец и деловито представился: — Петр.— Виктор, — ответил Мухин без энтузиазма. — Куда ехать-то?— Все равно. Лично мне никуда не надо.— А чего сел? Тачка?..— Витя, я не вор.— Кто же ты, Петя? — поинтересовался Мухин насмешливо, даже с некоторой издевкой, и сам поразился своему нахальству. Есть люди, становящиеся в опасности бесстрашными, или, точнее, безбашенными, но Виктор себя к ним не относил. Ошибался, что ли?..— Вопросец... — молвил Петр задумчиво и вроде бы не враждебно. — Кто я... А ты кто? Можешь ответить?— Я?.. Зоолог, — поколебавшись, сказал Мухин.— Ну-ну... А я в таком случае — геолог. Такой же, как ты зоолог, — добавил он многозначительно. — И что же наш уважаемый зоолог здесь делал?— Девочек снимал, — огрызнулся Виктор.— У дома номер двадцать один... И как, много наснимал?Мухин сунул в рот сигарету и, не прикуривая, пожевал фильтр. Теперь было ясно, что Петр не прыгнул в первую попавшуюся машину, а ждал именно его. Он знал про двадцать первый дом, и еще... да!.. он что-то говорил про «слой».На Садовом кольце, куда они выскочили, движение было слишком плотным, и Виктор повернул к Арбату. Небо уже стало угольным, но звезды едва светили — вместо них повсюду вертелись и вспыхивали затейливые рекламные финтифлюшки. Обе стороны проспекта горели всеми мыслимыми цветами, и неоновый огонь выглядел не просто живым, а разумным.— Чего стоит вся эта красота, когда она зависит от одного рубильника... — мрачно произнес Петр.— А рубильник от чего зависит? — осторожно спросил Мухин.— Рубильник-то? От человека, естественно. А люди, как правило, дураки... Дай-ка и мне.— Чего?..— Сигарету, «чего»! Нигде от них не отвяжешься.— Назови улицу, — помолчав, сказал Виктор. — Улицу, где мы были.— Пароль, да? — осклабился он. — Возрождения. Этот пароль всему миру известен.— Как?.. Ее же здесь нет...— При чем тут «здесь»? Э-э, да тебя первый раз перекинуло?— Ты от Константина? Что ж ты раньше не сказал?— Где вы с ним виделись?— Не знаю, — удрученно ответил Мухин. — Где-то... где-то не здесь.— Понятно, что не здесь, — скривился Петр. — Он к тебе, наверное, в последний момент пришел?— В последний?..— А-а... — протянул Петр. — Вас же всех корежит поначалу. Кого раздваивает, у кого вообще память отшибает. Ты не волнуйся, это временное. Еще пару раз околеешь, и все восстановится.— Пару?.. — тупо переспросил Виктор. — Так я, значит, умер... И те ракеты...— Что, и ракеты видел? Повезло.— Мне их Константин показал.— И велел прийти на улицу Возрождения, да? Урод вонючий...— Почему?— Он меня убил, — хмуро ответил Петр. Мухин озадаченно взглянул на собеседника.— Все равно ее тут нет, этой улицы. И дома тоже. И площадь! — спохватился он. — Не Октябрьская, а площадь Седьмого Ноября!— Хорошо, хорошо. Чего ты разбушевался-то?— Но ведь не совпадает!— Что не совпадает? С чем? С тем слоем, в котором ты жил? Ну и что? Они все отличаются, какие сильно, какие не очень.Мухин с трудом проглотил комок.— Петр... Где я?..— Знаешь, что первое приходит в голову тем, кого перекинуло? Что они попали в ад! — Петр искренне рассмеялся и повел рукой, охватывая одновременно и Новоарбатский гастроном, и книжный на другой стороне, и всю Москву разом. — Никто не соглашается принять это... ну, не за рай, так хоть за чистилище. Все ждут после смерти какого-то большого кайфа, а получают вон чего... — Он цыкнул зубом и отвернулся к окну.— Так что я получил?— Да практически ничего. Но ничего и не потерял. Слоев много, и в каждом ты существуешь — за исключением тех, где ты уже попал под машину, отравился грибами или, допустим, тебя кто-нибудь грохнул. Вообще-то перекидывает многих, но человек редко может это осознать. У тебя там что было, на родине?.. Ядерная война? Обычное дело, — сказал Петр, не отрывая взгляда от двух девушек в коротких юбках. — Есть хочешь? — неожиданно спросил он.Виктор вроде бы не хотел, но стоило ему об этом подумать, как в животе громко булькнуло. Теща в обед накормила одним супом — да и тот, кажется, съел кто-то другой.— Понятно, — сказал Петр. — Притормози-ка.— Здесь запрещено. Арбат проедем, свернем на Гоголевский...— Здесь нет Гоголевского бульвара, — раздельно произнес Петр. — А слово «запрещено» для тебя потеряло смысл. Сегодня. Во сколько?— Без чего-то семь, — сказал Виктор, покорно останавливаясь возле подземного перехода.Петр вышел и направился к фургончику с датскими хот-догами. Палатка на колесах стояла задом к дороге, лицом к гастроному, и Мухин не видел, ни как Петр заказывал, ни как он расплачивался.Виктор потянулся было к магнитоле, но раздосадо-ванно хлопнул ладонью по ноге. Не до музыки...Он пытался убедить себя в том, что все эти слои, все эти сомнительные истории с реинкарнациями — или как их называют? — это чушь, бред и сказки для блондинок.Там — умер, здесь — воскрес... И как, спрашивается, воскрес, если здесь он прожил те же тридцать два года?Вселился в готовое тело?.. прямо в женатого зоолога, да?.. как зло дух в монашку, да?.. вселился, да?..Мухин внезапно иссяк и с отвращением посмотрел в зеркало. Да,да,да.Он спорил не с Петром, а с самим собой, и это было гораздо хуже — потому что было бесполезно. Потому что Виктор все отчетливей вспоминал тот мир... или тот слой, в котором разговаривал с Константином, а через него, как сквозь ряску, уже проглядывал другой — приснившийся... Споря, Мухин все больше соглашался с тем, что эта жизнь, с синей «девяткой» и «Проблемами зоологии в средней школе», принадлежит не ему. И вот теперь он согласился окончательно. Да. Его перекинуло. Другого объяснения не найдется. Петр довольно спортивно добежал до машины и, еще толком не усевшись, бросил:— Гони.Мухин механически вдавил педаль и лишь потом обернулся — вокруг палатки происходила какая-то суета, впрочем, скоро обзор закрыл подошедший автобус.— Все нормально, — заверил Петр, вручая ему длинную булку с розовой сарделькой. Кроме четырех хот-догов, он взял две пол-литровые банки пива и пачку сигарет. — А зачем тебе тумбочка?— На дачу ехал, — ответил Виктор, изрядно откусывая.— Снял бы. Больно приметно.Мухин с тревогой посмотрел назад, но около бывшего — или нынешнего? — роддома Грауэрмана проспект изгибался, и гастроном уже пропал из виду.Через несколько секунд по улице разнеслась сирена, и в лобовом стекле замелькали блики от двух маячков. Виктору даже и зеркало не понадобилось — за ними ехали два патрульных автомобиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9