Тут ей показалось, что вместе со шляпой с середины пруда подтянулось к мо
сткам что-то еще - там колыхалось нечто большое и... малопонятное.
Марина посмотрела. Действительно, что-то есть.
Она даже с сожалением оглянулась на свою палку, но орудовать ею снова не р
ешилась, уверенная, что на этот раз палка непременно утащит ее в темную во
ду.
Держа шляпу на отлете, в вытянутой руке, Марина опять присела на корточки,
зажав коленями юбку а-ля “рюсс пейзан”, вытянула шею и посмотрела в зарос
шую коричневой травой глубину.
Что-то такое там было, довольно большое.
Солнце мешало ей смотреть, и она приставила ладонь козырьком ко лбу. Блик
и остались по ту сторону козырька, а по эту оказалось как будто круглое те
мное окошко.
Из этого окошка, из-под темной воды прямо ей в лицо смотрел человек. Она ви
дела только лицо - белое и волосы - темные.
Она даже не поняла, что он мертвый, только удивилась, зачем он забрался в л
ягушачий пруд, да еще лежит в глубине с открытыми глазами!
Волосы неторопливо колыхались вокруг головы вместе с травой, которая то
же колыхалась, наплывали на лицо, и тут Марина поняла, что это труп.
Там, в глубине, почти под мостками, лежит мертвое человеческое тело.
Она подалась назад, стиснула в кулаке шляпу. В груди и еще, кажется, в живот
е стало холодно, как будто она наглоталась снегу.
- Тише, - зачем-то сказала она себе и швырнула шляпу на мостки. Оперлась обеи
ми руками о доски и снова заглянула в пруд.
Он был там, внизу.
Снег залепил горло.
Марина оглянулась и позвала громко, очень громко:
- Молодой человек!
В кустах завозились, потом притихли.
- Вы... меня?
- Здесь труп, - так же громко и отчетливо выговорила Марина. - Вам, наверное, л
учше сходить за помощью.
Опять возня, а потом отчетливое хихиканье.
- Тру-уп? - игриво переспросили из кустов. - Лягушки или карася?
Снег в горле быстро превращался в лед. Она не разрешала себе смотреть, боя
лась, что упадет в обморок, или забьется в истерике, или сделает еще что-ни
будь неприлично-дамское, но почему-то очень тянуло посмотреть. Перебирая
руками, она заставила себя отодвинуться от края мостков, отвернуться, по
тому что ее пугало это желание, и тут со стороны кустов подошел весельчак,
решившись все-таки глянуть на полоумную тетку - Марину - и на то, что ей там т
акое померещилось.
Следом за ним гарцевала девица, то и дело откидывая назад длинные пряди, к
ак пить дать вымытые шампунем “Лореаль” - ведь я этого достойна”.
То есть она достойна, девица.
- Вам бы лучше в теньке посидеть, - начал весельчак издалека. Мостки заходи
ли под его весом. - А то солнечный удар может хватить! Вот бабка моя всегда в
огород платок повязывает и кофту с длинным рукавом надевает, потому что,
когда в возрасте, человек не может...
Он наступил на ее шляпу, деловито нагнулся, поддергивая сзади джинсы, кот
орые сползали, открывая полоску незагорелой кожи, а чуть пониже цветасту
ю резинку наивно-семейных трусов.
- Ну чего там, Вадик? - страстным от любопытства голосом спросила девица и т
оже ступила на мостки. - Чего там, а?
- Не ходите сюда, - приказала ей Марина сквозь лед в горле, - там подождите!
- Чего это я буду ждать? - оскорбилась девица. - Я что, права не имею?
Тут ее приятель вдруг оглушительно ахнул, взвизгнул почти, замахал рукой
, сделал кенгуриный прыжок назад, чуть не упал и побежал - мостки затряслис
ь.
- Вадик!
- Стойте! - крикнула Марина. - Я... сейчас... я до корпуса... я... приведу кого-нибудь...

- Вадик, ты чего?!
Но Вадик уже пропал из виду.

* * *

- Завтра же уеду в Москву! Завтра же! Надо было вчера уехать, но вчера...
- Да что уезжать-то! Глупость какая! Сколько их пьет, а потом в пруды падает!

- Нет, вы не скажите, Валентина Васильна! Инцидент довольно неприятный. Неп
риятный, неприятный инцидент-с!
- Какой еще цадет! Выдумывают всяко! Цадет! А он, бедный, перебрал малость, мо
жет, на бережку, а потом пошел, может, умыться, да и нырнул, стало быть!.. Упоко
й, господи...
- Да что вы причитаете!
- Положено так, за покойником сказать - упокой, мол, господи...
- Ах, да перестаньте вы, ну сколько можно, Оленька и так ничего не ест, а тут е
ще!.. Оленька, ну хоть салатик!
- Не хочу я, мама!
- Ну вот видите! И так каждый день! Геннадий Иванович, вы бы на нее повлияли!

- Оля, мама права, надо поесть.
- Боже мой, еда - это такая скука!
- А вас не вызывали, Генрих Янович?
- Куда, простите?..
- Ну, когда милиция-то приезжала?
- Нет-с, не вызывали. По-моему, только Марину Евгеньевну вызывали, да еще Вад
има Петровича. Верно, Марина Евгеньевна?
И тут все взгляды обратились на Марину, которая пыталась съесть рыбный с
алат и все никак не могла. Салат в горло не лез.
- Верно, Марина Евгеньевна?
- А?
Оторвавшись от салата, Марина обнаружила, что все молчат и ждут, как будто
она уже стоит на сцене и готовится запеть, а зрители готовы внимать.
Бабуся Логвинова вся была как вопросительный знак, слегка подрагивающи
й от любопытства. Валентина Васильна со смешной фамилией Зуб, чавкая, жев
ала картошку и издалека кивала Марине, поощряя ее к рассказу. Генрих Янов
ич смотрел участливо, его внучка Вероника, наоборот, безучастно и одновр
еменно с некой тоской во взоре, как бы внутренне сокрушаясь, как это ее зан
есло в компанию таких питекантропов. Юля и Сережа, свежие, подтянутые, в од
инаковых майках, жизнерадостно жевали салат - они приехали отдыхать и от
дыхали на полную катушку. Элеонора Яковлевна незаметно подпихивала к до
чкиному локтю тарелку с запеканкой. Дочь запеканки не замечала. Возле не
е на столе горела свеча - в белый день и жару! Возле нее всегда горела свеча,
отгоняла “злых духов”. Давешний “гаваец”, скинувший свою пестроцветную
рубаху и облачившийся в не менее чудовищный спортивный костюм, смотрел н
а Марину из-за стакана с железнодорожным подстаканником и тоже как будто
чего-то ждал.
Марина струсила.
- Я ничего не знаю, - пробормотала она, - а что такое?
- Про покойника-то? - усомнилась бабуся Логвинова. - Разве не знаешь? Ты ж его
нашла!
- Да перестаньте вы! Оленька и так ничего не ест!
- Салат очень вкусный, - почти в один голос воскликнули Юля и Сережа, и отодв
инули от себя пустые тарелки, и придвинули полные - синхронно.
- Оленька, посмотри, как надо кушать! Посмотри, посмотри, как все тут хорошо
кушают!
Сорокалетняя Оленька капризно тряхнула сорокалетними кудрями.
- Ах, мама, отстань! Еда - это так скучно!
- Мы живем не для того, чтобы есть, - произнес Геннадий Иванович с затаенной
улыбкой, - но все же есть для того, чтобы жить, надо!
- Мне, чтобы жить, надо не много, - прошептала Оленька, - совсем не много.
- Вегетарианство - лучший способ сохранить здоровье, - провозгласил Сереж
а, уписывая морковное пюре.
- Самый безопасный! - поддержала Юля, налегая на картофельное.
- Да про труп-то что тебе сказали? Милиция-то? - облизав губы, громко спросила
Валентина Васильна у Марины.
Нежная Оленька вздрогнула и умоляюще посмотрела на мать, Элеонору Яковл
евну.
- Он за Юлькой ухаживать пытался, - сказал Сережа сквозь пюре то ли с гордос
тью, то ли с отвращением, - этот труп ваш. Никакого покоя не давал. Я его бить
собирался, - добавил он горделиво.
Оленька прикрыла глаза - от ужаса, разумеется.
- Делал неприличные намеки, - сообщила Юля, тоже с гордостью. - Приглашал в “л
юкс”, который на ремонте. Между прочим, “люкс” на ремонте, а никакого ремон
та там нет! Все какие-то комбинации проворачивают! Интересно, администра
ция в курсе?
- Давайте лучше про погоду, - быстро предложил бывший “гаваец”, переквалиф
ицировавшийся в спортсмена. - Как вы думаете, жара еще постоит?
- Жара - это ужасно, - прошептала Оленька, вздрогнув плечами, укутанными в ша
ль. Шепот и вздрагивания явно имели отношение к Геннадию Ивановичу. - Верн
о, мама?
- Я буквально задыхаюсь, - поддержала ее мать.
- А я люблю жару и никогда не задыхаюсь, - объявила профессорская внучка Ве
роника и усмехнулась злорадно. - Дед, пойдем завтра после завтрака в тенни
с играть.
- Ты же не хотела, - удивился дед, - передумала?
- Передумала.
- Поучите меня, Вероника, - попросил Геннадий Иванович интимно, - мне так хоч
ется научиться играть в теннис!
- Шикарный спорт, - моментально согласилась Вероника, и дед Генрих Янович в
зглянул на нее подозрительно, - а у вас ракетка есть?
- Ну-у, - протянул Геннадий Иванович, - возьму в прокате.
Вероника надкусила яблоко и с хрустом начала жевать.
- А что там дают? “Принс”, “Хэд”, “Данлоп”, “Юнекс”, “Фелкль”?
Геннадий Иванович моргнул. Оленька с матерью переглянулись.
- У меня “Хэд”, - подал голос миролюбивый “гаваец”, - могу предложить. Хотите?

- Геннадию Ивановичу предложите, - перевела стрелки зловредная Вероника, -
у меня свой “Хэд”.
- Геннадий Иванович, я могу вам предложить...
- Да мне, собственно, все равно, если Вероника согласна меня учить.
- Да на что он вам, этот теннис! - досадливо воскликнула Оленькина мама и зах
лебнула досаду теплым компотом, оставшимся от полдника. - Все прям, как дур
аки, кинулись в этот теннис играть!..
- Бег - вот лучшее средство, - провозгласила Юля.
- Легкая атлетика - королева спорта! - поддержал ее Сережа, и они синхронно р
азмешали в железнодорожных стаканах принесенный с собой заменитель са
хара.
Марина еще чуть-чуть раскопала салат и поднялась.
- Приятного аппетита, - кисло сказала она, - до завтра.
Бабуся Логвинова деловито заглянула в ее тарелку:
- И эта ничего не поела! Уморить себя решили!
Оленька повыше подтянула шаль.
- Я не хочу. Еда - это так... глупо.
И скучно и глупо, подумала Марина желчно.
Ну почему считается, что женщина, которая ничего не ест, гораздо интересн
ее женщины, которая ест все? Кто это придумал?
Ей хотелось есть - она не ужинала вовсе не потому, что “скучно и глупо”, а из-
за аллергии на рыбу. Сейчас поешь, а утром с ног до головы покроешься красн
ыми пятнами!
Хорошо, что в номере у нее банка с кофе, любимая кружка, длинная-предлинная
палка сухой колбасы и три пакета хрустящих хлебцев. Да, и еще роман!
- В десять часов танцы, - напомнил Геннадий Иванович, и Вероника опять усме
хнулась, - приходите, Марина! Это своеобразный клуб. Можно пообщаться, пого
ворить, покурить... Жизнь здесь слишком размеренная, от нее быстро устаешь.

- Спасибо, Геннадий Иванович, - поблагодарила Марина. Вот только танцев ей
не хватало!
Марина выбралась из-за стола, чувствуя, что все, не только соседи, но и проч
ие отдыхающие, рассматривают ее с истовым любопытством, перестают есть,
вытягивают шеи, шепчут друг другу в уши, кивают в ее сторону и показывают г
лазами.
Еще бы, ведь это она нашла... труп!
Труп нашла, а “приключения” из этого не вышло. Не вышло никакого “приключ
ения”, и не выйдет! Жалость какая.
Усатый милиционер, приехавший на “газике”, ее почти ни о чем не спрашивал.
Она сама рассказала, как подлая шляпа слетела с головы, как она стала ее вы
лавливать, нагнулась и... и увидела.
- Перепугались? - спросил милиционер равнодушно.
Марина пожала плечами:
- Не особенно. Неприятно, конечно...
“Приключения” не вышло, и главный герой, циничный, остроумный и загорелы
й полицейский капитан с пушкой за ремнем, в выцветших и потертых джинсах,
тоже никак не вырисовывался. Не тянул усатый милиционер на главного геро
я!
Труп оказался не криминальный - все правильно понимала бабуся Логвинова.

Выпил лишнего, сел на мостках, задремал, да и свалился - так как-то получало
сь.
Длинными санаторными коридорами, застланными ковровыми дорожками - кра
сная середина, зеленая кайма, - Марина добралась до высоких двойных орехо
вых дверей, вышла на вечернее солнце, пристроилась на лавочку с гнутой са
довой спинкой и закурила.
Очень хотелось есть, и она с удовольствием думала о сухой колбасе и банке
с кофе. Нужно завтра сходить в ближайший магазинчик, купить йогуртов, сыр
у и серого деревенского хлеба, наверняка здесь есть.
Ореховая дверь открылась и закрылась. Кто-то вышел и пристроился на ту же
лавочку, но с другой стороны.
Откуда-то взялась толстая пыльная кошка, посмотрела на Марину вопросите
льно, зачем-то лизнула лапу и стала тереться о Маринины светлые брюки, ост
авляя на них клоки шерсти.
- Ты что? - спросила у нее Марина и стала отряхивать шерсть. - Разве не видишь,
у меня ничего нет! Бедная, бедная, голодная киса!
- Не верьте ей, - посоветовали с другого конца лавочки, - она не бедная и не го
лодная.
Марина посмотрела вбок и обнаружила неподалеку спортивные штаны непер
едаваемо-павлиньей расцветки.
- Бедная и голодная. - Она погладила пыльную кошачью башку и снова неодобри
тельно покосилась на штаны.
- Я только что скормил ей остатки рыбы. Я сегодня, знаете ли, опять ловил.
- Ловить мальков в луже - гнусно.
- Я же не глушу их динамитом.
После чего они уставились друг на друга. Кошка вопросительно мяукнула, н
е понимая, почему Марина перестала ее гладить.
- Здрасте, - неожиданно поздоровался тип в цветастых штанах.
- Добрый вечер, - с ходу откликнулась привыкшая быть вежливой Марина.
- Вы только меня не перебивайте, - быстро сказал он, - меня зовут Федор Федоро
вич Тучков. Можно просто Федор. Я из Москвы. А вы Марина, да?
- А почему я не должна вас перебивать?
- Потому что я никак не могу сказать вам, как меня зовут, вы все время переби
ваете.
- А зачем мне знать, как вас зовут?
Он вздохнул, полез в карман и достал сигареты.
- Так принято, - подумав, объяснил он, - мы с вами отдыхаем в одном санатории и
даже сидим за одним столом, так что нам придется как-то называть друг друг
а.
- Вряд ли нам придется как-то друг друга называть, - отчеканила Марина, - заче
м?
Очень уж он ей не нравился, с его брюшком, гавайской рубахой, цветастыми шт
анами и сладкой улыбкой на круглой физиономии. Ей-богу, Геннадий Иванови
ч, будущая звезда теннисного спорта, и то лучше!
1 2 3 4 5 6