Мобильник зазвонил и завозился в кармане шубы, и она долго не могла его вы
тащить.
Гаишник у кладбищенских ворот отдал честь. Инна кивнула, словно он мог ее
видеть.
- Да.
Звонил Якушев, тот самый первый зам.
- Инна Васильна, ты мне нужна. Чего на кладбище-то... не подошла?
- Вы меня не звали, Сергей Ильич, - ответила она осторожно, - возле вас... стольк
о народу было, мне и не пробиться.
- Ну-ну. - Он тоже считал ее “королевой и царицей Савской”, и она об этом Знал
а. - Ты где сейчас? Уехала уже?
- Уезжаю.
- Тогда в “Соснах” повидаемся, помянем Василича, а завтра, значит, зайдешь
ко мне. Утром, прямо сразу.
Инна удивилась:
- Конечно, Сергей Ильич.
Завтра утром он никак не должен с ней встречаться. Завтра утром первый за
м должен вовсю общаться с приезжим московским начальством - и премьер пр
илетел, и парочка “самых-самых” вице-премьеров, и еще парочка не “самых-са
мых”. Премьер улетит сегодня же, а “самые” и “не самые” останутся до завтр
а - вот тогда-то и станет ясно, прав Осип Савельич или ошибается. Кого хочет
Москва - Якушева, Хруста или вовсе какого-то третьего, незнакомого, купивш
его у Адмиралова контрольный пакет акций “БелУголь”. Или четвертого, о к
отором вообще никто ничего не знает.
Спроста или неспроста водитель покойного губернатора станет теперь во
зить предполагаемого будущего губернатора, а это важно, ах как важно!..
- Ты мне вот что скажи, - ожил в телефоне голос Якушева. - Ты в Москву как съезд
ила? С пользой или просто так... прокатилась?
- С пользой. Я просто так... редко катаюсь, Сергей Ильич, - проинформировала е
го Инна, и Осип на нее покосился.
- Значит, доложишь.
Инна секунду молчала, и первый зам эту секунду молчания оценил.
Иннино управление подчинялось напрямую губернатору, и она никогда и нич
его Якушеву не докладывала. Больше того, Якушев никогда не был в курсе ее д
ел, у него вполне хватало своих.
Все изменилось - вот как следовало понимать указание “доложить”. Все изм
енилось, и ты должна это понимать.
Она поняла.
- Хорошо, Сергей Ильич.
- Вот и умница.
- Завтра во сколько?
- Да прямо с утра. Часов в девять.
- Я буду.
- Ну, добро.
И телефон пикнул, отключаясь.
Инна задумчиво посмотрела в окно, поглаживая большим пальцем теплую пла
стмассу. Это движение всегда ее успокаивало. Над белой пустынной дорогой
ветер с Енисея вздувал языки жесткого неласкового снега. Они мотались в
переди и сбоку, как живые.
В девять - это значит до вице-премьеров и всех прочих московски
х начальников.
О чем Якушев хочет говорить с ней до?.. И почему до?..
Машина летела мимо черных деревьев и натыканных по кустам промерзших до
костей гаишников.
У Инны Селиверстовой было правило, которому она старалась неукоснитель
но следовать, - и оно помогало ей жить.
Она никогда и ничего не боялась заранее. Не изводилась, не тряс
лась, не пила на ночь валокордин, не придумывала “возможных вариантов” - о
дин хуже другого. Согласно этому правилу, сначала следовало определить и
, так сказать, хорошенько прочувствовать опасность и только потом уж нач
инать бояться.
Инне правило подходило еще и тем, что, как следует разглядев предполагае
мую опасность, она неизменно обнаруживала, что все не так уж страшно, впол
не можно бороться - и победить. Она начинала бороться и забывала, что надо
бояться.
Она не станет думать, почему до, а не после. Она не станет думать,
что именно должна доложить Якушеву о своей поездке в Москву. Она не стане
т думать, зачем Любовь Ивановна звала ее к десяти на городскую квартиру.

Все станет ясно - когда время придет.
Шоссе было совсем пустынным - всех разогнали в связи с высочайшими похор
онами, - и Осип доехал до “Сосен” моментально.
Последний гаишник перед последним поворотом в последний раз отдал чест
ь, и машина, притормозив перед шлагбаумом, проехала проходную.
- Куда, Инна Васильна?..
- Сначала домой.
Она выпьет чашку чаю и хоть на пять минут снимет “шпильки”, от которых зал
еденели пальцы на ногах, и можно будет продолжать.
Она не любила казенное жилье - и проводила в нем времени в сто раз больше, ч
ем в своем собственном. К каждому новому “казенному дому” она привыкала,
узнавала, как половица скрипит, как по ночам сипит в трубах, как заедает за
мок, когда открываешь с улицы, а когда изнутри - ничего не заедает. И сразу з
абывала о нем, как только закрывала за собой дверь - когда следующий “казе
нный дом” уже маячил за поворотом “дальней дороги”.
- Всю жизнь в общежитии живем, - ворчал Осип, втаскивая в очередной дом очер
едные чемоданы, - по чужим углам. У вас, у государственных, все не как у людей
!..
В доме было холодно, или ей так показалось, потому что она сильно промерзл
а?
Может, душ принять?
При мысли о горячей воде стало как будто еще холоднее.
Не может она принять душ, это ясно как день. Заново рисовать лицо, самой ук
ладывать волосы, утром уложенные парикмахершей Танечкой?! Ни за что, да и н
екогда ей - в губернаторской даче, наверное, уже начали “поминать по русск
ому обычаю”, и она должна там показаться, и не слишком поздно, чтобы не выз
вать лишних вопросов или - боже сохрани! - неудовольствия предполагаемых
кандидатов в цари и тех, кто сверху укажет им путь на престол!
Инна включила чайник, щелкнула толстой кнопочкой и прислушалась.
- Осип Савельич! Ты чай будешь пить? Никакого ответа.
- Осип Савельич! Я спрашиваю, ты чай будешь пить?!
В ответ какое-то шевеление, словно в глубине дома возился медведь. Потом ч
то-то упало, и опять тишина.
Инна улыбнулась. Осип имел собственные представления о деликатности.
- Осип Савельич, ты меня не слышишь, что ли?!. Опять никакого ответа.
Тут Инна насторожилась - деликатность деликатностью, но странно, что он н
е отзывается.
- Осип Савельич?..
Чайник запел, мешая ей слушать тишину “казенного дома”. Метель ломилась
в окна и терлась о стены, а больше ничего не было слышно, и Инна осторожно п
ошла по коридору, касаясь стены холодной ладонью. Шероховатость листвен
ницы была привычной и приятной.
- Эй! Кто тут есть?
Никого быть не могло. Поднявшись на крыльцо, она открыла дверь своим ключ
ом - со второй попытки - и помнила это совершенно точно.
Кругом охрана, усиленная, в связи со смертью Мухина, в несчетное количест
во раз. Никакой террорист, разбойник или бандит не проберется за кордоны.
Никого здесь не может быть.
На первом этаже гостиная, кабинет, ванная и кухня, из которой она только чт
о вышла. На втором две спальни, еще одна ванная и выход на балкон, откуда от
крывался Енисей - в ледяных торосах и языках жесткого снега. К весне балко
н заметало снегом почти по самые окна.
Пальцы зацепились за выключатель, и Инна зажгла свет - просто так, для собс
твенного успокоения.
Опять послышалось какое-то шевеление. Ей показалось, что звук исходит из
кабинета, из-за раздвижных двустворчатых дверей, которые сейчас были зак
рыты.
Инна замерла.
Она никогда не закрывала двери кабина - все ей казалось, что душ
но, что она не услышит звонок телефона, который стоял на столике в гостино
й, что...
- Осип Савельич, это ты там засел?.. И, сильно толкнув, распахнула двери.
Неясная тень скользнула перед глазами, Инна ахнула, кровь фонтаном взмет
нулась к голове и ударила в мозг.
- Кто здесь, черт возьми?!
- Инна Васильевна... я Наташа. Я... тут убираюсь. Наконец-то она разглядела - худ
енькая девчушка в фартуке и сером форменном платье. В руках электрически
й шнур. Шнур - Инна проводила глазами - вел к пылесосу. Она посмотрела на пыл
есос и вновь вернулась к девчушкиной физиономии.
- Вы кто? Что вам тут надо?
Голос звучал отрывисто - все-таки она сильно струсила. На крыльце топал но
гами Осип, сбивал снег с ботинок.
- Я горничная, - пропищала девчушка. - Я... пылесосить хотела.
- Как вы сюда попали?! Где Аделаида Петровна?!
- Она сегодня... выходная. А я... в дверь вошла, как... как всегда.
- Неправда, - оборвала Инна, - что значит “всегда”? Я первый раз в жизни вас ви
жу!
- Ну конечно, - растерянно забормотала девчушка, - я еще только неделю работ
аю, и меня сегодня в первый раз к вам направили... Вот ключи дали... я убираюсь.
На втором этаже я уже... а тут только собралась пылесосить, как вы пришли и...

- И что?
- Я не успела... хотела предупредить, что я тут, но вы прошли, а когда вы дверь о
ткрывали, я не слыхала, пыль вытирала... вот туточки и тамочки... под столом.
- Тамочки под столом, - повторила Инна.
- Инна Васильевна, - негромко позвал из прихожей Осип, - ты одна или не одна?
- У нас новая горничная, - объявила Инна во весь голос, чтобы Осип услышал. - Я
с ней разговариваю.
Что-то все время казалось ей странным, хотя девчушка была мила и вполне на
турально оправдывалась, да еще как-то так, что очень хотелось верить, утеш
ать ее, просить извинения за слишком резкий тон и даже гладить по голове.

Что такого странного? Ничего странного вроде бы нет.
Девчушка пошевелилась, моргнула и снова уставилась Инне в лицо умоляющи
ми и правдивыми “до ужаса” глазами. Шнур от пылесоса она держала у груди, с
тискивала кулачки.
- Извините меня, - все-таки сказала Инна, - продолжайте, пожалуйста.
И вышла из кабинета, но двери закрывать не стала. Осип из прихожей кивнул в
опросительно, снизу вверх. Инна в ответ пожала плечами.
- Ты чай будешь, Осип Савельич? - спросила недовольно.
От чая Осип отказался.
- Тогда езжай домой, а часам к девяти я тебя жду. Нет, к половине десятого.
Осип пробормотал что-то невнятное в том смысле, что чего это его домой отп
равляют, нечего ему там делать, телевизор, что ли, смотреть, он лучше тут!.. И
как это Инна Васильна на губернаторскую дачу попадет, если он, Осип, телев
изор смотреть поедет?!
- Ты же прекрасно знаешь, что его дача за соседним забором. Я все равно на ма
шине не поеду, я в калитку пойду!
Осип, очень озабоченный ее статусом - даже не столько статусом как таковы
м, сколько его внешними проявлениями, - объявил, что так идти нельзя, а надо
непременно ехать.
- Двадцать метров ехать?!
Осип замолчал и засопел - он всегда сопел, когда не соглашался, но “из дели
катности” не высказывался вслух.
Инна послушала его сопение, ничего не сказала - все равно на машине она не
поедет, куда еще ехать вдоль забора, курам на смех! - и заварила чай.
На черный у нее аллергия - начинают чесаться глаза и неудержимо хочется ч
ихать. Зеленый она никогда не любила, но приходилось пить, потому что пить
кофе каждый час из двадцати четырех невозможно.
Вот и врач говорит - невозможно.
Инна никогда не слушалась врачей, а тут послушалась, потому что кофе, каже
тся, прожег у нее в желудке дыру, и теперь там болело и тянуло, настойчиво, п
остоянно.
Темные листья болтались в желто-зеленой мутной жидкости, похожие на мелк
их медуз. Инна осторожно отхлебнула и пошевелила замерзшими пальцами на
ногах.
Купить бы себе на базаре тапочки - уютные, пошлые, из искусственного меха,
чтобы спереди морда, сзади помпоны, а внутри синий самопальный войлок. Ещ
е теплую пижаму с розой на животе и любовный роман с пальмами, яхтами и соч
ным красавцем на обложке. Лежать бы на диване, под оранжевым торшером - пря
мо в тапках с мордами лежать! - греться, читать про красавца и ни о чем не дум
ать - ни о смерти Мухина, ни о развороченной кладбищенской земле, ни о вице-
премьерах, ни о Якушеве, ни о своей трудной и звездной карьере
, которую нужно сделать еще более трудной и звездной - назло всем врагам на
свете. И чтобы коты тихо препирались на ковре за место у нее под боком, вот
как!
Котов было два - Джина и, естественно, Тоник.
За спиной тихо прошелестело - Инна пила чай и заставила себя не оглядыват
ься, - хлопнула дверь, одна, за ней другая, и все смолкло.
Инна прислушалась - тишина.
- Осип Савельич!
- А?
- Осип Савельич, ты где?
- Тут. А что?
“Кулак и белобандит” показался на пороге кухни. Вид вопросительный, в ру
ках газета - белоярский “Московский комсомолец”.
Инна вздохнула.
Вот интересно, если белоярский, то почему “Московский”?
- Если хочешь, наливай себе чай.
- Налью, - решил Осип и бочком, хотя кухня была просторной и огромной, протис
нулся к столу.
- Ушла?
- Ушла.
- Откуда взялась? - задумчиво спросила Инна сама у себя. - Новая какая-то!
- Они в хозяйственном управлении небось каждый день новые.
- Да ладно тебе, Осип Савельич! Я же не маленькая! В хозяйственном управлен
ии штат по тридцать лет не меняется! Они за свои места до смерти боятся, им
и платят хорошо, и вообще...
- Ну да, - задумчиво согласился Осип. - Только все равно зря ты всполошилась,
Инна Васильевна. Что там, горничная новая!.. Тебе-то что? Она птица не твоего
полету.
Осип очень гордился Инниным “полетом” и ревностно следил, кто ей подходи
т, а кто нет.
- Метет-то как! Разгулялся Енисеюшка под вечер. Завтра небось аэропорт зак
роют, и все начальство тут застрянет. Переполоху наделают. А, Инна Василье
вна?
Инна вдруг стремительно поднялась и поставила кружку на край стола.
Метет, это точно. Ветер снаружи словно когтями скребет по камням, и встопо
рщенные крахмальные занавески на окне чуть подрагивают - не от сквозняка
, а от напора.
- Ты что?
Инна отмахнулась от него.
Она вышла из машины, поднялась на крыльцо, открыла дверь - со второй попытк
и - и вошла. Кинула в кресло шубу, стащила сапоги и пошла на кухню ставить ча
йник. Только на кухне она услышала, что в доме кто-то есть - горничная Наташ
а за раздвижными дверями кабинета, которые Инна никогда не закрывала. Эт
а самая горничная так перепугала ее потому, что до той секунды, как Инна ус
лышала шевеление и поняла, что это не Осип, она даже не подозревала, что в д
оме кто-то есть! А должна была бы - горничная наверняка не пришла в платье и
шлепанцах! Наверняка у нее есть шуба или пальто, и еще сапоги, платок или ш
арф, или что так еще!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6