- А царь измену должен карать, чтобы страну не разъедала.
Измену - выкорчевывать, верность - возвеличивать! Такая его должность.
А Иоанн, книжный червь, руки замарать боится, чистоплюй! Попомни мое
слово, Юрий Семенович, за его великодушие народу потом не раз кровью
платить придется.
- Надеюсь, про мысли сии ты боле никому не сказывал? - кашлянул
гость. - Времена ныне такие, иной друг и соглядатаем оказаться может.
- Говорил, - хмыкнул Зверев. - Царю в глаза прямо и сказывал. Так
что доносить ни к чему, он про меня все знает, не обольщается.
- Вспоминает он тебя, сказывают, - задумчиво провел пальцем по
окружности кубка князь Друцкий. - Как азбуку приходскую отпечатали,
поминал, как хор в консерватории первый раз запел. Полки стрелецкие
повелел твоим обычаем обучать. Там именем твоим учение и нарек. Мыслю,
зла он на тебя не держит…
- Еще бы он зло на меня держал! Ничего наш царь ни на кого не
держит - ни зла, ни благодарности. Нюня мягкотелая.
- Вижу, это не он тебя, а ты его с глаз долой отослал! - улыбнулся
Юрий Семенович. - Может, помилуешь все же властелина нашего?
Как-никак, правитель всея Руси, наследник древних кровей.
- Да мне и так хорошо. Я здесь, дома, с семьей. Вижу, как дочки
растут, за хозяйством приглядываю, промыслы новые затеваю. Холопы мои
после походов прежних исцелились все, за четыре года мы с Пахомом их
так умению воинскому натаскали, каждый четырех стоит. Все в походах
крещение огнем пройти успели, храбрость выказали. Ни один не дрогнет,
не ослушается.
Семьдесят душ - а рать в три-четыре сотни одолеют запросто. С чего
бы мне уклад привычный из-за какого-то там царя менять?
Про уроки чародейства Андрей благоразумно умолчал.
- Экий ты стал… Домосед, - покачал головой гость. - От роду всего
четверть века, а задеревенел, ровно дуб вековой. Не скучно?
Андрей молча допил вино, поставил кубок на стол, отодвинул:
- Ты у нас в роду за всех путешествуешь, Юрий Семенович. Чего
самому время терять, коли тебя обо всем расспросить можно? Где бывал,
княже, чего видел, чем земля полнится, что нового округ случилось?
- Много чего, Андрей Васильевич, ой, много… - Князь Друцкий
откинулся на спинку кресла и таинственно улыбнулся. - Помнишь, сынок,
как мы с тобой проклятое золото на запад из мест наших увезли? Славное
было приключение, недолгое, но прибыльное.
- Хорошо прокатились, - признал Зверев. - Не без этого.
- Хорошо, - согласился гость. - Король шведский Кристиан, коему
часть золота досталась, низвергнут, заключен под стражу, а королевство
его ныне рассыпалось. Бургомистр Любека Вулленвевер, получивший другую
часть, четвертован, мой ростовщик убит грабителями, епископ тронулся
умом и начал торговать церковными землями, рыцари-крестоносцы
лифляндские вслед за ним веру христианскую отринули, замки ордынские
себе присваивают, обет целибата нарушают, в домах своих девок гулящих
селят, а иные и вовсе жен берут. Биться за веру папскую и клятвы свои
никто не желает, еретиков везде привечают, словно друзей дорогих.
Полный развал и разброд, власти нет никакой, везде, куда ни глянь -
разгул и шатания. Смотрю я на сие, и страхом сердце наполняется; а ну,
и ко мне золотой какой из тех денег вернется. Что скажешь, Андрей
Васильевич, надобно сего бояться? Ты ведь чародей известный. Кому, как
не тебе, о том знать?
- Проклятие, проклятие… - задумался Зверев. - Мыслю, бессмертными
быть они никак не могут. Иначе одно злое слово всю землю могло бы
отравить. Теряют они силу, раз за разом судьбы ломая, когда из рук в
руки переходят. Белурга я истребить не смог, однако же прочь из земель
наших прогнал, затаиться заставил. Если повезло, он где-то в Москве
между линиями заговоренными навечно заперт. Посему свои заклятия
подправить и усилить снова не может. Нет, Юрий Семенович, не
беспокойся напрасно. Золото лифляндское в руки брать можно без опаски.
Растрепало оно за годы свою злобу, вредить более не должно.
- Точно сказываешь?
- Точно, - качнул головой Андрей и скромно добавил: - Хотя я бы
все равно не рисковал.
Князь Друцкий рассмеялся и долил в бокалы вино:
- Да и пес с ним, с золотом. Пусть там остается. Я ведь не о нем
речь завел. Я о земле нашей хочу перемолвиться. Не в золоте ведь
богатство боярское меряется, а в земле, да в людях…
Гость запнулся, словно ожидая ответа, и Андрей согласно кивнул.
- А в землях наших беда одна общая, княже, - горестно вздохнул
старик. - Слишком близко мы с порубежьем живем. Да еще аккурат на
тракте от Режицы [2] на Луки Великие поместья наши лежат. Что ни свара
с Литвой али с орденом - аккурат через нас рати на Русь прокатываются.
Просто беда. Земля - она ведь не кошель, ее к Новагороду али к Вологде
не унесешь.
Зверев снова кивнул, пока не понимая, к чему клонит гость.
- Вот и мыслю я, - ласково, двумя руками погладил свой кубок Юрий
Семенович. - Коли земли наши никуда убрать нельзя - так, может, нам
тогда порубежье от поместий отодвинуть? Помысли, княже, сколь многих
достатков от сего у нас появится! Коли порубежье окажется далече, то
смерды новые у нас куда охотнее селиться станут, старые уезжать не
захотят. Разору меньше будет - то любой поймет сразу. А коли так, то и
цена поместьям враз подрастет немало. Может статься, и вдвое вырастет,
и втрое.
Андрей молчал, с трудом переваривая услышанное, а Друцкий
наклонился вперед и шепотом, заговорщицки продолжил:
- Мало того, что нынешние земли подорожают. Мы ведь у иных бояр
окрестных кое-что сейчас прикупить можем, а опосля продать втрое.
Епископы и рыцари добро свое спускают, а мы подобрать можем задешево.
У меня на примете у Владимиреца, у Ругодива, у Колываня [3] угодья
продажные имеются. Что они ныне? Мусор никчемный, дешевка, хлам. Но
коли Лифляндия русской окраиной станет, то и цена земле прибалтийской
сам-пять подскочит. Русь - это ведь закон, порядок, покой, защита от
бесчинств всяческих. От земли в пределах русских ни один хозяин али
дворянин не откажется.
- Доходная получится сделка, - почесал в затылке Зверев. - Вот
только как они окажутся этой самой «окраиной»? Нечто прибалтам опять в
состав России захотелось?
- Как обычно, - повел бровью князь Друцкий. - Прийти туда надобно
и занять.
- Чем занять? - все еще не понимал Андрей. - У меня всего семь
десятков бойцов ныне в строю, у тебя, ведаю, вдвое больше наберется.
Двести пятьдесят ратников. Ну, три сотни можно наскрести. Что такое
три сотни даже для крохотного Дерптского епископства? Растворятся в
просторе, никто и не заметит!
- Значит, надобно не нам вдвоем Лифляндию воевать, - невозмутимо
согласился Юрий Семенович. - Надобно взор государев в сию сторону
обратить.
- Ничего себе, - присвистнул Зверев. - Так ты, дядюшка, решил
войну России и Ливонского ордена начать?
- Какая война, помилуй? - небрежно отмахнулся старик. - Нет боле
никакого ордена. Сгинул, растворился, бледная тень былых героев токмо
и осталась. Виндавыот Ругодива до Вйндавы [4] и пальцем не шевельнет,
дабы чужаков остановить. Нет ныне в них духа воинского, выродился,
ровно в старых евнухах. Верно тебе сказываю, Андрей Васильевич,
нынешним летом токмо к родичам плавал.
- Кровь детей боярских лить за наш с тобой прибыток, дядюшка? А
хорошо ли это будет? Как Господу на Страшном суде о сем грехе
рассказывать станем.
- О том и скажем, что ради славы государя нашего и имени русского
старались, - моментально ответил гость, явно готовый к этому вопросу.
- Рази не славно получится Руси нашей новыми землями прирасти? Нам с
тобой прибыток малый получится, царству Московскому - куда как
изряднее. Точно я тебе говорю, не сомневайся. Страны лифляндские ныне
гнилому яблоку подобны. Сами в руки упадут, коли кто ладони подставить
догадается. Не будет там крови никакой, вот те крест! - размашисто
осенил себя знамением Юрий Семенович. - Оттого я и беспокоюсь, что
каждый день ныне на счету. А ну, ляхи али шведы о том же пронюхают?
Тогда уж не нам, а им вся добыча, все земли и люди достанутся. О сем
варианте ты, Андрей Васильевич, не думаешь? Брать нужно Лифляндию,
забирать в казну ныне же!
Зверев молчал, забыв о вине и мясе, в голове стремительно
проскакивали мысли, сталкиваясь, путаясь и противореча друг другу. С
одной стороны - в войне он ничего хорошего не видел, с другой -
школьный курс о деяниях Петра Великого настойчиво напоминал о важности
выхода России к Балтийскому морю, обретения портов в Прибалтике,
открытии новых торговых путей. С третьей - он понимал, что кровь
прольется, не бывает побед без крови. С четвертой - дарить Прибалтику
Польше или Швеции было действительно глупо, новые земли вполне могли
окупить принесенные жертвы. С пятой… С пятой стороны он не понимал,
почему со своей идеей князь Друцкий отправился не в Кремль, в царские
палаты, а к нему, полузабытому отшельнику, на далекую дикую окраину?
- Я бы и сам раздумья сии государю предложил, - словно подслушал
его мысли князь Друцкий, - да токмо не вхож я к Иоанну Васильевичу. Не
делится он со мною своими помыслами, не вспоминает имени моего в
радостный час, и не спасал я его от неминуемой смерти уж, почитай,
четыре раза. Еще отец мой литовскому князю верой и правдой служил, да
и я до отъезда к Москве успел меч во славу отчины не раз обнажить.
Государь же наш бояр исконных превыше самых знатных иноземцев ставит.
Ты, Андрей Васильевич, урожденный Лисьин - я из рода Гедеминовичей.
Твой дед и прадед Москве всю жизнь служили - я лишь первым из рода
руку Рюриковичей над собой признал. Не выслужили еще доверия князья
Друцкие при царском дворе.
- Ныне при дворе иные герои бал правят, - покачал головой Зверев.
- Адашевы, Сильвестры, Шуйские и Старицкие. Из честных людей разве
только Кошкин да Шаховской остались. К ним надобно за помощью
обращаться.
- Честные они али нет, - развел руками Друцкий, - однако же никто
из них не приходится мне родственником.
Андрей молча взял кубок, отпил. Наколол на нож кусочек сочной
холодной убоины. Вздохнул:
- Это верно, дядюшка, с чужими о таких делах не поговоришь. Но мне
тоже глупо выглядеть пред людьми не хочется. Что я скажу? Здравствуй,
Ваня, мы намедни поссорились и не виделись четыре года, но я тут
подумал: а не устроить ли нам войну в Прибалтике? Айда завтра же драку
с соседями затеем!
- Верно, верно, - неожиданно легко согласился Юрий Семенович. -
Так просто беседы столь важные не начинаются, и бояр на дело ратное,
кровавое из-за каприза послать будет непросто. Говорить об этом
надобно в момент подходящий, а не абы как, сказывать должен человек, к
коему доверие у государя имеется, и повод для дела нужен честный, к
коему никто не придерется, в упрек потом правителю нашему не поставит.
Момент нужный настанет через два месяца. Перемирие прежнее с орденом
Ливонским ныне заканчивается, и посольство от магистра аккурат после
Рождества должно в Москву отправиться - новое уложение мирное
составлять. Ты, Андрей Васильевич, с государем, может, и в ссоре,
однако же слову твоему он доверяет. А коли и не поверит, так хоть
выслушает. Нам большего и не надобно, ибо не уговаривать ты Иоанна
Васильевича станешь, а тайну ему откроешь древнюю. Тайну, о которой
многие бояре за давностью лет успели подзабыть…
Князь Друцкий замолчал, словно задумавшись. И Андрей, мучимый
любопытством, кашлянул:
- Какую тайну, дядюшка? Ливонцы готовят какой-нибудь заговор?
- Заговор? - вскинул брови старик. - Нет, что ты! Кому там ныне
буянить? Тайна, о коей расскажу, вроде и не прячется ни от кого.
Просто утонула она в архивах и бумагах государевых, оттого никто о ней
уж и не вспоминает.
В этот раз Андрей удержался от вопросов, предпочел мелкими
глоточками пить красное вино. Юрий Семенович заговорил сам:
- Началась сия история во времена давние, позабытые. Когда князья
наши определялись правом лествичным, когда Москва еще не была стольным
городом и когда схизматики и паписты еще оставались истинными
христианами и от лона православной церкви не отделились. В те годы
задумали кавалеры европейские отобрать от безбожных сарацин Святые
места. Несколько раз ходили они в долгие и кровопролитные походы,
однако же цели своей добились, водрузили крест над могилой Иисуса,
Господа нашего, и над землями, по коим ступали ноги Его, над коими
разносились Его проповеди. Долго длились те годы, да не вечно. Видать,
прогневали чем-то воины христовы Всевышнего, отвернул он взгляд свой
от воинов-крестоносцев, и стали они от сарацин нести поражение за
поражением, пока и не были сброшены в тамошнее море. Стали они,
несчастные, скитальцами бездомными, ибо в родных местах о них успели
все позабыть, а Иерусалим, ставший их новым домом, сделался для них
отныне чужим…
Князь Друцкий вдруг закашлялся, промочил горло глотком вина и
продолжил:
- Долго ли, коротко ли скитались храбрые крестоносцы по свету, но
пришли они в один из дней ко двору христианнейшего правителя нашего,
великого князя владимирского Всеволода Большое Гнездо. Поклонились они
князю, посетовали на судьбу свою горькую и принесли верную клятву
служить Всеволоду и детям его до скончания веков, коли даст им великий
князь хоть малый угол, где они смогут преклонить головы, расседлать
коней и поставить церкви для вознесения молитв. Пожалел их русский
князь и отвел для пропитания самые дальние от Киев-града земли, на
стороне северной, у западного порубежья. Дабы здесь они жили в покое,
но и службу обещанную несли, Русь от набегов литовских и польских
оберегая.
1 2 3 4 5 6