– Какого третьего? – Штырь нахмурился еще сильнее и сейчас походил на злобного старикана из «В гостях у сказки». – Вы о чем?
– Я о том, что после убийства Мальковой нами были установлены личности тех троих, кто совершил на нее нападение.
– И что? – не унимался Штырь.
– Забитый в Зеленограде и «летчик» из Новосибирска – это двое из тех троих…
Пожилая женщина убрала от лица руку и уставилась на Форменного таким взглядом, что Артур растерялся. Так Маргарита Петровна, учитель арифметики, обычно смотрит на двоечника Ваську Баскакова, когда тот быстро решает пример. Это сравнение пришло в голову Артуру совершенно случайно и необоснованно, потому что он ни разу не видел, чтобы Васька Баскаков быстро решал примеры. Но она обязательно должна была так на него посмотреть, если бы такое случилось. Ну а что у нас со Штырем?
Артур перевел взгляд. Лучше бы не переводил. Картинка еще хуже. На лице старикана выступили красные пятна.
Интересно, что вообще здесь происходит? Пришел бы, что ли, папа да растолковал им все, как он умеет это делать…
– А… он подтвердил?..
«Так, еще одна загадка, – подумал мальчишка. – Кто это „он“, и что „он“ должен был подтвердить? Как все это связать? А-а-а, пусть дальше болтают. Отец придет и все переведет».
– Вы хотите сказать – признался? – уточнил Форменный и захлопнул папку. – Доктор, скажите мне, как врач… Если человек болен шизофренией, разве он признается в этом? Ему наверняка известно, что его тут же ограничат в свободе, правах…
– Разница в том, что шизофреник не знает о том, что он шизофреник, – перебил Форменного Штырь.
Но Форменный имел особое мнение:
– Тяга к преступлениям – это тоже болезнь, доктор. Попробуйте сейчас спросить его – знает ли он о том, что совершил преступление…
– А вы спрашивали? – Казалось, Штырь уже успокоился. Движения его были снова ленивы и расчетливы. – И что он ответил?
Майор до ответа не опустился. Лишь кивнул в сторону сидящего с открытым ртом Артура:
– Давай собирайся!
Мальчишка повертел головой. Куда? Одежда, вот она – в руках тетки, но куда собираться, если нет отца?!
– Никаких переодеваний, – отрезал Штырь.
– Доктор, вы… – выпрямился Форменный.
– Да, я доктор. Вы правильно заметили. И я нахожу, что состояние ребенка недостаточно удовлетворительно для того, чтобы его не только помещать в детский дом, но даже транспортировать. Можете на меня жаловаться.
– Знаете, это первое, что я сделаю, если вы будете упорствовать, – заверил Форменный. – Надеюсь, вы не забыли, что он совершил убийство?
Кто?..
Чувствуя, что в данной ситуации можно опереться лишь на Штыря, хотя тот и был самым неприятным внешне, мальчик снизу вверх посмотрел на седую бородку: «Кто кого убил?».
– А вы спросите его об этом, – как-то ядовито предложил Форменному Штырь. – Задайте ему вопрос: «Зачем ты это сделал?» Тут-то и выяснятся причины, подвигнувшие неразвитую личность взять в руки оружие. Историю болезни этого ребенка я знаю очень хорошо.
Форменный долго смотрел в лицо старику, а потом сказал:
– Вы очень, очень странный человек, доктор. Очень странный.
– Вот только не надо этого… – Штырь поморщился и отмахнулся от злого майора так, как обычно отмахивается дед Филька от Артура и Машки, когда они просят отвязать от причала лодку. – Не надо… За связь с английской разведкой сорок лет назад я уже расплатился. Амнистировали за два месяца до звонка. А так – все как у людей. Десять лет, без права переписки. Так что оставьте… Ребенок будет здесь на обследовании столько, сколько я, как врач, сочту нужным. Знаете, мой авторитет столь велик, что ни один из докторов области, зная, что ребенок находился у меня, не примет его без моих личных рекомендаций к лечению. А ничего подписывать я не собираюсь. А раз так, то вряд ли кто-то из моих благоразумных коллег возьмется лечить Малькова Артура, не имея на руках диагноза, мною поставленного. Можете идти и докладывать о моих странностях руководству.
Кажется, Штырь наезжал. Когда кто-то кому-то грубил, папа иногда говорил: «наезжает», хотя Артур не видел поблизости ни телеги, ни машины.
– Придется воспользоваться вашим советом, – Форменный встал и пошел к двери.
Штырь промолчал. Наверное, на этот раз Форменный ему угодил.
– Когда папа придет? – спросил Артур, когда Форменный вышел.
Одна из двух женщин, пожилая, дотянулась и осторожно погладила мальчишку по голове.
– Папа обязательно придет, а ты выздоравливай. Но… не торопись. Выздоравливать нужно… медленно, чтобы никогда больше не болеть. Поторопишься – потом хуже будет… Правильно я говорю, доктор?
А-а-а… Это она доктору говорит! А Артур уже было испугался. Мама всегда просила, чтобы он выздоравливал побыстрее, а тут… Что значит – «медленно»? Доктор, наверное, знает, он, похоже, дед неплохой. Филька, тот тоже неплохой. Если ему пять папирос дать, можно целый час с Машкой у берега кружить…
– Через десять минут завтрак, – напомнила молодая тетка.
– Да, конечно… – сказал свою любимую фразу Штырь. – И, знаете что, Анна Ивановна… У меня в сумке клубника со сливками и печенье… Кашу этот типус вряд ли есть будет, а вот хлебе маслом и клубнику ему принесите. Хорошо?
– Обязательно, Владимир Владимирович.
Ну вот. Теперь понятно. Штыря зовут Влади-миром Влади-миро-вичем. Так длинно, и не выговоришь. Пусть он лучше остается Штырем.
Молодая тетка, не умеющая делать уколы, принесла завтрак Штыря.
Окинув мальчишку странным взглядом, она сначала постояла у окна, а потом, когда Артур стянул крышку с пол-литровой банки, в которой купалась в сливках клубника, стала ходить по палате, то и дело появляясь в поле зрения пациента.
– А ты помнишь свою маму?
Ох, какой нехороший вопрос. Вот уже год как о маме в присутствии Артура мог разговаривать лишь отец. Все остальные никогда не лезли в это дело. Причины для этого мальчишка не знал, однако был уверен, что раз такое происходит и папа ничего не меняет, значит, так и нужно.
– Да…
Клубника удобно легла в ложку и отправилась в короткое путешествие.
Взяв стул за спинку, тетка проволокла его по полу и поставила к кровати так, чтобы было удобно разговаривать.
– А она красивая была?
Артур перестал ковыряться в банке и уткнулся взглядом в стену напротив. Клубника была вкусной, но к горлу опять подкатил свинцовый комок. Как тогда, на крыльце дома. Когда же придет отец?..
– Ну, посмотри на меня.
Артур посмотрел. Тетка на самом деле была красивая. Золотистые волосы, собранные на затылке бархатной резинкой, которую мальчишка заметил, когда женщина стояла у окна, приятное лицо. Ей столько же, сколько было маме. А сколько было маме? Артур не помнил.
– Она была такая же красивая?
Не раздумывая, парень отрицательно покачал головой.
Женщина рассмеялась.
– Она красивее.
Женщина перестала смеяться. Почему-то вдруг стала серьезной, покусала верхнюю губу и посмотрела на банку. Взяла ее в руки.
– Ты съел уже половину. Нужно помаленьку, малыш. Давай поставим баночку сюда, на окно… – Подойдя к залитому светом подоконнику, она поставила банку рядом с куцым цветком. – Завтра утром еще поешь. Ну или сегодня вечером. – Она снова улыбнулась и кивнула на стопку печенья: – Ешь.
Как так – половину? Разве в банке осталось две ягоды?..
Печенья он не хотел. К чаю отец всегда покупал торт или пирожные. Он спортсмен, у него много денег, поэтому Артур ел печенье только на даче. Он однажды спросил отца, почему они не берут на дачу торт.
– Нельзя, – сказал отец. – Торт сделан из сливок, а они на жаре прокиснут уже через час.
Мальчишка продолжал сидеть на кровати и смотреть в стену.
– А кто тебе сказал, что мама на небе? – Женщина вплотную приблизилась к нему, и он почувствовал легкий аромат духов. Она сидела, наклонившись к кровати всем телом. Халат на бедрах сморщился, как колготки на Машкиных коленках, и Артур заметил, что под халатом у тетки лишь белые кружевные трусики. Точно такие, какие он когда-то видел у мамы. Тогда, когда он еще не умел читать.
Опять мама… Покраснев, Артур отвернулся к окну. Кто позволил ей говорить о том, о чем никто и никогда не смел с ним разговаривать? Неужели она не боится отца?!
– Так кто тебе сказал? Папа?
Артур кивнул головой. И папа, и папины друзья, и еще много кто. Но раз уж иначе от нее отвязаться нельзя…
– Он тебе сказал неправду.
Чтобы огрызнуться, мальчишке потребовалась секунда.
– Папа всегда говорит правду!..
– А ты разве не знаешь, что она не на небе, а в земле?
Мальчишка быстро стер скатившуюся по щеке каплю.
– Она в земле. Ее закопали, малыш, понимаешь? Сколько прошло? Год? Полтора? Все. Теперь она уже… Ты во дворе, наверное, каждый день играешь?
Как сделать, чтобы она побыстрее ушла?! Где папа?!!
– Д-а-а!.. Ка-а-ждый!..
– Находил когда-нибудь прошлогоднюю кошку?
– Каку-ю ко-о-о-ш-ку?..
Будь прокляты, эти слезы!! Папа запрещал плакать даже тогда, когда Артур падал с велосипеда! А тут даже не больно… Мама, кошка… Что ей нужно?..
– А ты знаешь, что твой папа убийца? – Нет!!!
– Что – нет? Не знаешь?
– Мой папа не убийца!! Он спортсмен!..
– Уби-и-ийца-а-а! Он тебя опять обманул, как и с мамой. И ты, сучонок… – Красивое лицо женщины исказилось судорогой. Артур готов был закричать, и она это поняла. – Попробуй только завизжать, волчонок… И ты – убийца. Если тебя отсюда за неделю не увезут…
Маленького пациента стала опять колотить дрожь. Оценив достигнутый результат, женщина, казалось, осталась удовлетворенной.
– Ну ладно. Я еще зайду. Ты не плачь, все будет хорошо. Ой, что же ты такой неловкий?..
Артур обернулся на сочный хруст. Она стояла и смотрела на пол рядом с тумбочкой. Туда, где было рассыпано печенье Штыря.
Она не обманула, она зашла. Ровно через десять минут. Перевернув мальчишку, хотя он уже готов был это сделать самостоятельно, она снова сделала ему укол. Наверное, в первый раз у нее что-то не получилось, потому что на этот раз боль была такая, что Артур, чтобы не взвыть, вцепился зубами в край подушки.
Штырь его страшно испугал.
Отказавшись от вечерней каши, мальчик дожидался того момента, когда можно будет взять с раскалившегося за день окна банку. Он соскользнул с кровати и на цыпочках направился к окну. Едва его рука прикоснулась к теплому стеклу, за спиной раздался неясный шум.
Испугавшись, Артур отдернул руку и резко повернулся. На пороге стоял Штырь.
Он сейчас скажет, где папа… Он обязан сказать. Дурной сон не может продолжаться вечно. Даже ночью, когда Артур был маленьким, и ему снились чудовища из книжки, которую папа привез из Чехословакии, мама говорила, что утром развеиваются все страхи. Может быть, это и есть утро, хоть за окном и темно?
И так стыдно стоять рядом с этой банкой…
Только сейчас Артур заметил, что Штырь не в халате, а в обычном пиджаке. Наверное, перед уходом домой он хочет попрощаться. Когда он уйдет, можно будет доесть его клубнику. Вряд ли он станет забирать вечером то, что дал утром. Папа говорил, что если ты что-то даешь человеку, то потом это никогда нельзя забирать.
Бросив на кровать стопку одежды, Штырь распорядился:
– Облачайся, каторжанин. Только быстро.
– Куда?
– Все потом, – дойдя до двери, Штырь выглянул за дверь. – Малой, у тебя в распоряжении ровно одна минута.
Вот это уже по-нашему… Знакомая фраза. Нечто подобное частенько повторял отец, когда видел разлитое молоко или разбитую чашку.
Одеваться в чужую одежду было не очень приятно, хоть она и была новая. Настолько новая, что старик даже позабыл оторвать от штанишек с помочами картонный ярлык. Этот недостаток устранил Артур, впившись в нитку зубами.
– Готов? А теперь – рот на замок. Поймают – пойдем разными этапами, но в одном направлении.
Ох уж этот Штырь!.. А попроще никак нельзя? Ладно, в любом случае, это лучше, чем ждать утра и этой почему-то возненавидевшей его тетки-вруньи со шприцом в руке.
Штырь вел мальчишку по коридору, держась ближе к стене. Едва они вышли на площадку перед лестницей, как Штырь дернулся назад и затолкнул Артура в пустую палату. Почти такую же, из которой они ушли, только кроватей тут было две, и к ним были примотаны какие-то широкие потертые ремни. Артуру здесь не понравилось, но еще больше не нравилось то, что Штырь ведет себя в больнице, как разведчик.
Мимо палаты протопали шаги.
Выглянув наружу, Штырь вдруг подхватил Артура на руки, пробормотал совершенно непонятную фразу: «хер вам с локоть», вышел из палаты и стал быстро спускаться вниз. Лицо Артура было прижато к плечу старика, мальчик ничего не видел, только чувствовал запах накрахмаленной белой рубашки со смешным волком на груди…
И еще по колыханию тела Штыря Артур понял, что тот бежит. Еще пара торопливых шагов, и старик опустил его на асфальт.
– Черт, носки я тебе забыл под сандалии купить… Вот что, арестант, прыгай сюда.
Артур с ужасом посмотрел на распахнутый до отказа багажник легковой машины.
– Так надо, Малек.
– Мы к папе едем? – Артур был готов ехать куда угодно, но лишь при таком варианте.
Штырь присел перед мальчишкой.
– Нет. Но… так нужно. Послушай меня, Малек… В дороге может всякое случиться, поэтому у меня к тебе одна просьба. Если кто-нибудь тебя спросит, как тебя зовут, говори, что тебя зовут Романом. Ромой, понял?
Артур смотрел на Штыря и хлопал ресницами.
– Ты понял?
– Что?
– Говори всем, что тебя зовут Ромой!
– Почему Ромой? Штырь посмотрел на часы.
– Господи… Да потому что у меня других документов на тебя нет! Если нас сейчас найдут здесь вместе, у деда Усольцева будут катастрофические неприятности. Понял, Рома?
– А кто такой дед Усольцев?
– Это я.
– А что такое катастрофические неприятности? Не говоря больше ни слова, Штырь запихнул его в багажник.
У папы тоже была машина, но Артуру никогда не приходилось ездить в багажнике. Оказывается, это даже удобно. Здесь были и матрас и подушка. Нет, Штырь – очень странный человек.
– Ничего не бойся, – попросил старик, перед тем как аккуратно захлопнуть крышку.
1 2 3 4 5 6